***
Ночью дул сильный ветер, суденышко опасливо содрогалось от резких ударов волн, скрипело, с подозрительным усердием кланялось морскому владыке, но вроде бы тонуть не намеревалось. Большую часть ночи путешественники не спали. Старуха что-то сонно бормотала, вполголоса переговаривались работники. Призрака Оков одолевала морская болезнь, и Вальтер на всякий случай отодвинулся от него подальше, пытаясь абстрагироваться от назойливого шума и досадливо кутаясь в плащ. Где-то в полночь его разбудил испуганный вопль, донесшийся откуда-то сверху. Злосчастной «женушки» рядом не оказалось, и Поющему пришлось подниматься на ее поиски. Пока он выбирался на палубу, шатало его вдвойне, а там уже стало не до сна. Вся команда с факелами бешено металась вдоль бортов, взмахивая кто топором, кто увесистым башмаком, сталкивая обратно в воду извивающиеся белесые тела, сверкающие мелкой молочной чешуей. Морские лирены действительно отличались от тех, что привык видеть Вальтер в пресных водах. Их головы украшали не волосы, а тонкие, как у кальмара, серебристые щупальца, которыми они оплетали добычу, подтягивая к на удивление широко распахивающимся зубастым челюстям. Размер самих морских тварей оказался соответствующим — самый высокий парень был ниже них на голову. Удачливые хищницы даже не потрудились отплыть от корабля и пожирали добычу, не стесняясь противников, пытающихся еще слабо шевелящуюся «еду» освободить. Вальтер, готовый уступить место Поющей, замер в неприятном осознании своей беспомощности. У него не было даже оружия для сопротивления, и оставалось только молить Хэйронигаве, чтобы лирены быстрее насытились и оставили их корабль в покое. Охотник сжился с Поющей и всей душой рвался в бой, но теперь на деле разве что накормил бы голодную вражину. Один из парней, мастерски рубящий щупальца словно влитым в руку тесаком, неожиданно поскользнулся и упал — лирена плюнула моряку в лицо липкой густой слюной, а хвостом оплела лодыжку. К нему на выручку тут же бросился поднявшийся вслед за Вальтером юнец, но не успел и десяти шагов пройти, как был сбит с ног освободившимся от сетей баргушником. Едва ли тот пришел врагам на помощь, скорее, пытался сбежать, воспользовавшись суматохой... Вальтер, приготовившийся спасать упавшего, ставшего столь желанной беззащитной добычей, содрогнулся, когда в его плечи впились такие знакомые и тонкие пальцы. Он уже мысленно смирился с тем, что беспомощного Призрака Оков в миг сжевали оплетающие судно бестии, причем даже не сомневался в этом непроверенном факте. Однако, несмотря на кажущуюся бестолковость и беспомощность, инородное существо ухитрилось выжить, а потом вовремя поймать нужного человека. На сей раз Охотник не растерялся, подготовившись к непривычному слиянию. Боль стала для него чем-то привычным, и удручала лишь подавляющая чужая воля, с которой невозможно договориться. Как бы Поющий ей ни сопротивлялся, Окова все равно поступал по своему хотению, не боясь разрушить такое хрупкое человеческое тело. Из ладоней вновь непрерывным потоком хлынули тяжелые звенья цепей. Вальтер пожалел, что не сможет после рассмотреть их лучше — пугающая темнота этого не позволяла. Зато результаты в очередной раз превзошли ожидания. На этот раз цепи не задерживались на одной жертве, жадно захватывая все больше целей. К счастью, моряков они не трогали — Вальтер ничем не сумел бы им помощь, а убивать невиновных он не имел ни малейшего желания. Только вот спасенные определенно благодарны ему не были, и то, что исток цепей во тьме не углядывался, могло только радовать. Задыхающиеся опутанные лирены скрылись под мгновенно забурлившими, вспенившимися волнами, и мало кто остался у борта, чтобы убедиться, правда ли они оттуда больше не появятся. — Спасибо, — опустошенно выдохнул Вальтер, когда втянувшиеся цепи пропали вместе с ощущением чужого присутствия. За себя он бы не стал благодарить, но смотреть, как гибнут люди, и знать, что им можно было помочь, Поющий не хотел. Пусть даже это его разрушало. Море продолжало гневаться на убийц и сбивать корабль с заданного курса, а ветер противно скрипел мачтами и резко хлопал парусами. Призрак Оков опустился на четвереньки, утомленный не менее человека, жадно дыша приоткрытым ртом. Поодаль жалко выкрикивал имена мастер ветров, но ответа из глубин вод ему не приходило. Кто-то горестно причитал, другому перевязывали руку… В темноте досадливо пыхтел баргушник, загнанный туда светом факелов, но никто уже не обращал на него внимания. Сговорившиеся моряки принялись обходить корабль, пытаясь выяснить причину странного явления, и Вальтер, подняв Окову на руки, спустился вниз. Глуховатая старуха не спала, но и криков не слышала. Увидев возвращающихся «супругов», она понимающе закивала, ехидно заухмылявшись. Отсутствие куда-то исчезнувших работников ее не смущало, и предаваться воспоминаниям о былой любви оказалось куда приятней, чем размышлять, куда это все посреди ночи бегают.***
Утром ночное происшествие, несмотря на всю трагичность, обросло такими невероятными подробностями, что Вальтер узнал его только по указанному времени. Оказывается, нападало две сотни лирен, целый косяк. С их красочным описанием еще можно было смириться — темнота не располагает к знакомству, но дальнейшее ужасало домыслами. Оказывается, на морских хищниц в свою очередь набросилось выплывшее из морских глубин для защиты моряков древнее забытое божество. Оно имело по семь глаз на каждом отростке, а его клешни разрубали чудовищных лирен напополам. А после оно невероятно длинным языком принялось слизывать свою добычу, чуть не ухватив и двух зазевавшихся парней. Все присутствующие испытали благоговейный трепет и тут же вознесли заступнику мольбы о том, чтобы их заодно не проглотили. Только поэтому всем им удалось уцелеть. Правда мастер ветров утверждал, что некто пропал уже после избавления от лирен, чему Вальтер, разумеется, не поверил, хотя Призрак Оков скромно на это промолчал. Неприятное путешествие приближалось к концу. Суденышко зашло в спокойную Лаур и к вечеру должно было добраться до озера. Гребцы налегли за весла, дозорные спустились с мачт и высматривали возможные мели — в эту пору реки сильно высыхали, да и сносимый песок зачастую скапливался мягкими, но вязкими «подушками». Драконов больше не опасались, но выбравшаяся откуда-то стажа (где же она ночью-то была?) сонно бдела на корме на случай нападения. Речные разбойники встречались чаще морских — тех рагданцы сумели переловить. Да и некоторые селяне иногда скопом нападали на чужаков, надеясь поживиться. Как-то Дельвейку пришлось совершать карательную экспедицию и освобождать захваченного в плен посла. Тогда посчитали, что он поступил жестоко, на глазах рагданца велев Черным Драконам убить всех похитителей, зато после подобного не случалось, и до сих пор никто не слышал о серьезных нападениях. Так, баловались понемногу. Плыть по реке оказалось куда приятней, чем по морю с его непостоянными ветрами, и все пассажиры выбрались наружу, жадно глазея по сторонам. Но любоваться приходилось лишь густыми зелеными кронами деревьев да их яркими порхающими обитателями. Приятно было рассматривать прозрачную воду с меленькими волнами, едва касающимися суденышка, на игривую стайку безобидных красноперых рыбок и даже на пресноводных грибовидных траурниц, черными скользкими комьями путешествующих к морю. Ветерок дул теплый и легкий, солнечный свет не слепил из-за редких глубоких теней от высоких деревьев, вода плескалась мягко и игриво. Казалось, что в ней так уж точно не водится опасных тварей, но моряки и Поющий знали, насколько это впечатление обманчиво. — Когда я и Барру были такими же молодыми… — вещала старушка, даже при столь ярком свете не сумевшая хорошенько разглядеть Призрака Оков. — Так вот, когда мы, такие молодые и счастливые, держались за руки, стоя на мосту, содрогаясь от одной мысли о том, что скоро нам придется расстаться… Вальтер терпеливо слушал, сожалея о том, что ввел старую женщину в заблуждение, неверно осведомив о своем семейном положении. Окова внимания на говорящую не обращал, пока та не брала его за руку, чтобы он еще сильнее проникся трогательной историей первой разлуки. Поющий невольно, но все-таки начал примерять ситуацию на их отношения и понял, что был бы счастлив, увидев, как Призрак идет навстречу к незнакомке с распростертыми для объятий руками и счастливой улыбкой на лице. Старуха же в этом месте прослезилась и уронила за борт вытащенный платок. После этого она окончательно расстроилась, и Вальтер, не удержавшись, отдал ей два своих, только бы перестала так жалко всхлипывать. Озеро Мо оказалось заросшим травой настолько, что по той легко перепархивали мелкие пернатые, вылавливающие из воды личинок. К счастью, глубина осталась нетронутой, а старая пристань — целой и невредимой, хотя всем своим видом обещала к следующему разу непременно исчезнуть. Вальтер, расплатившийся с капитаном еще раньше, спустился одним из первых, не собираясь ни с кем прощаться и ни перед кем отчитываться. Его слегка беспокоило, сумеет ли добраться до родни полуслепая старуха, но впереди ждали куда более важные дела. Приходилось торопиться, иначе можно было и не застать Искусителя на месте. Найти драмга оказалось проще простого, а вот потом начались трудности. Упрямое животное не позволяло даже подвести к себе упирающегося Призрака Оков, и в результате пришлось усадить последнего перед собой, так как самостоятельно держаться это чудо не возжелало. Смирившись с очередным капризом, Поющий заставил драмга выйти на дорогу, ведущую к горам. Куда охотнее он бы тюком перекинул своего спутника черед круп животного, примотав на всякий случай веревкой, но Призрак такое бы не простил, поэтому приходилось в который раз ущемлять себя в удобствах, следя за постоянно сползающим, сонным и вялым тельцем. Вальтер пожалел, что не устроился в повозке, но та ехала бы до цели куда дольше, постоянно останавливаясь, заглядывая на каждый постоялый двор. Будь на его месте любая из Поющих, она бы, невзирая на обстоятельства, умилялась непосредственному большеглазому существу со скверным капризным характером и чудесными волосами, из которых столько причесок можно сплести... Мужчины же были более сдержанны, но и меж ними попадались эмоциональные странные личности, как дети радующиеся новым встречам и старым знакомым. Мелангория, подобно Ардорским землям, в это время расцветала всеми природными красками, готовясь к самому волнующему моменту — плодоношению. Ядовитые растения уже сбросили свои цветки и теперь взращивали пугающе броские ягоды с неприятным специфическим запахом. Их место заняли пряно благоухающие каолии с огромными бледно-лиловыми цветами; осыпанные множеством крошечных черных лепестков кусты алозиса; пушистые бутоны польмодевиса, лопающиеся при созревании и разбрасывающие по округе свои мелкие соцветия с корешочками... Но оценил богатство природы только драмг, то и дело отвлекающийся на сочные ростки, хотя и Вальтер непривычно щурился, пораженный буйством жизни после измученного ардорского пейзажа. У чистого, словно светящегося родника, Охотник спустился и, бросив своего спутника, истощенного бессонной ночью, долго пил эту живую сладкую воду. Несмотря на свое происхождение, он понял, что Мелангория стала ему куда ближе и родней. Теперь разъяснились многие вопросы, мучающие его, но жить осталось так мало… Поющий сел в траву, пытаясь осмыслить, что же ему дал ардорский поход. Как выяснилось, многое. Он хотел расстаться с Чистой душой, и та, жалея его, с этим согласилась. Но они искали совершенно другой способ, а не тот, через который погибнут сразу две души. Однако теперь необратимый процесс не повернуть вспять, не исправить. И его виновник бессовестно спит поодаль, не боясь оказаться под копытами увлеченного зеленью драмга. Что же, по крайней мере, смерть Поющего не будет напрасной… — Вальтер! Вальтер, как? Как ты тут оказался?! Набросившийся с объятиями светловолосый паренек застиг Охотника врасплох. Будь он не столь занят печальными мыслями, то заметил бы приближающуюся опасность и вовремя сбежал. Но теперь было слишком поздно... Эклонд являлся Поющим. Молодым, совсем недавно соединившимся со своей Чистой. У него и борода-то еще расти не начала, а уж об уме чего говорить… Зато все искупала изливающая на всех (даже на тех, кто в него окунаться не хочет) «благотворным» потоком доброта, усиленная обаятельной, по-детски невинной улыбкой. Поющий был безответным «Помощником», оказывающим благодеяния всем нуждающимся в заботе. Слепую девочку на руках относили к дому, покосившийся забор старательно чинили, разумеется, при поддержке Чистой души (сам Эклонд больше портил, чем исправлял), бедному возвращали украденную копилку. И все это завершала та самая неподражаемая улыбка. Оружие Эклонду ни к чему, его заменяли две прочные перчатки, способные защитить руки от любой травмы. Да и опасней любого оружия бьющая неиссякаемым ключом позитивная энергия. Прижиматься щекой к щеке в знак доверия, по мнению Вальтера, было уже лишним, но отшатнуться он не успел. — Какими судьбами? — отстраняясь и счастливо улыбаясь, спросил Поющий, не замечая, что Чистая молчит, хотя даже она лежащего в траве Призрака Оков пока еще не заметила. — Эклонд… — не сразу вспомнил Охотник, с какой-то неуловимой завистью глядя на юношу. — Будь добр, не отнимай у меня драгоценное время. Я очень спешу. Да пребудет с тобой любовь Хэя! — Я потерялся, — честно признался тот, невинно уставившись в измученное лицо бывшего товарища, — так обрадовался тебе, а ты… — У меня есть задание. Не могу проводить. — Вальтер отвернулся, словно глаза могли выдать его внутреннюю пустоту. Больше всего на свете он не хотел встретить кого-нибудь из знакомых, чтобы не столкнуться с их нелепым сочувствием. Ведь отторженец — это фактически тот же умирающий, с которым обращаться нужно тепло и трепетно. А тут еще попался доброволец, пытающийся помогать даже врагам... — Ну так я пойду с тобой! Даже помогу. А какое задание? — Эклонд, тебе здесь нельзя находиться. Рядом со мной. Ты должен… Судя по тому, как изменилось лицо путника, Чистая, не сумев почувствовать знакомую, все-таки объяснила тому причину столь странного для Поющего поведения. — Ты отторженец? — с болью вскрикнул паренек, во все глаза уставившись на Охотника. Соврать тут было невозможно и глупо. У Вальтера не хватило сил на ответ, и он лишь коротко кивнул, закрыв лицо рукой от пронизывающего взгляда, которым славились все Поющие. Он смотрел прямо в опустевшую душу… — Как так вышло? — потерянно спросил этот мальчик, лишь два года назад обретший свой дар. Он впервые вживую видел того, кому осталось жить не больше года. — Ты тоже в опасности. Я не один. Со мной кое-кто еще. Возбуждать любопытство было опасно, иначе Эклонд мог все равно увязаться следом, а его и так отпугнуть, кажется, сложно. Юноша нахмурился и внимательно огляделся, но высмотрел только драмга да пару любопытных золасочек, терпеливо ожидающих, когда же люди покинут родник. — Послушай, Вальтер, тебе нужно идти в Шарстр и показаться целителям. Или Искусителям, если первые не помогут. Нельзя опускать руки! Именно нежелание бороться и губит, мешая примирению. Ты не должен умирать! Нет, не надо так вздыхать. Это ведь может оказаться неправдой, то, что отторжение нельзя пережить! Просто никто, никто не обращался за помощью. Гибли в пути, вдали от друзей… — Тебе нужно уходить, иначе ты окажешься в том же положении. Со мной Призрак Оков. — Что? Разве они… не в конце приходят? — Думаю, у всех по-разному. Со мной он с самого начала. — И ты его… видишь? — А как же. Еще и на руках таскаю, благо он не особо тяжелый. Охотник догадывался, что подумает о нем Эклонд, но не отказал себе в удовольствии мрачно над ним подшутить. Но, пожалуй, для расстроенного Поющего это оказалось слишком — он и так чуть не плакал от печали. Вальтер в который раз осознал, что существуют две правды. Он понимал свою, не пытающуюся идти против судьбы, но и паренек действовал верно, возжелав спасти гибнущего товарища. Пусть даже не хватает силенок. И как тут поступить? Привязать Эклонда к дереву, чтобы не увязался следом? — Я очень благодарен тебе за заботу, — поднимаясь на ноги, осторожно начал Вальтер, вскидывая шумно вздохнувшего, но не сопротивляющегося Призрака на плечо, — но мне уже пора. Когда закончу — обязательно наведаюсь к Искусителям, пусть забирают тело на опыты. — Оставь его. Голос был совсем другой, певучий и в то же время угрожающий. Светлые глаза Эклонда потемнели, и он исподлобья продолжил наблюдать за тем, как лишь на мгновение замерший Вальтер усадил Окову в седло. Чистая увидела в Охотнике врага, того, кто ее знакомую сгубил. Она и сама понимала, что с обладателями тел спорить бесполезно, но даже в этом случае захотела, чтобы ее услышали. До сих пор дремлющий Призрак распахнул черные глазищи и, не мигая, уставился на содрогнувшегося Поющего. На мгновение показалось, что Окова вот-вот сорвется с драмга хищной птицей, но ничего такого не произошло. Путешественник незаметно тряхнул поводьями, и животное лениво покинуло дивное пастбище, а Эклонд остался стоять, удерживаемый Чистой, которая вовремя поняла, что иногда просто необходимо применить силу, притом не для нападения, а для сдерживания рвущегося вслед подопечного. Окова согласился с тем, что драки не будет, и Вальтер ненавязчиво перевел драмга на неторопливую рысцу. Тот презрительно фыркал, но человека все-таки слушался. Правда, как только его перестали понукать, тут же перешел на ленивый шаг, предлагая всадникам поскучать и полюбоваться красотами природы... Настоящая Мелангория началась лишь к полудню следующего дня, когда путешественники добрались до гор. Непокорное животное, которое при виде поднимающейся вверх тропы утратило последние частицы резвости, оставили в какой-то бедной деревеньке. Беднягу тут же решили съесть, но пока что насыпали побольше корма в самых наиковарнейших целях. «Хозяин» сделал вид, что не догадывается об участи ленивого драмга, отданного «во временное пользование». Все равно возвращаться он не собирался. Тем более этим же путем. Отторжение никак себя не проявляло, и Вальтер поднимался по тропе куда быстрее унылого Призрака Оков, заглядываясь на кружащих в недосягаемой высоте стиксов. Теперь он знал, что его спутник на самом деле не столь беспомощен, и щадил его куда меньше, почти не останавливаясь для отдыха. Заветная цель была уже совсем близко. Оставалось только придумать, как ее извлечь из тайного убежища коварного аристократишки…