***
Раскинутый шатер был виден издалека. Среди зелени он горел золотом солнца, опустившегося в траву. Мэй-линг путешествовал со всеми удобствами. Однако пользоваться его гостеприимством Дельвейк не решился и местечко себе присмотрел под раскидистыми кронами деревьев. Вскоре к нему присоединился Лори, а затем и проснувшийся Дракон. День медленно клонился к вечеру, тени удлинялись, холодела земля. Птицы пищали все реже, и все тише становились голоса отдыхающих вояк тайгона, перебиваемые звонким смехом Искусительницы, не отказавшейся от ужина с Мэй-лингом. Черный Дракон поначалу сидел по левую сторону императора, как полагается, затем все-таки прилег, когда его подробный отчет о приключениях был окончен. Лори рассказывал дольше и красочней, так подробно, что даже Дельвейка потянуло в сон. Однако некоторые моменты повествования приходилось обрывать, поэтому подремать не удалось. Разговорчивый разбойник не понимал, что не стоит говорить о слабостях императора. О том, как его возили в клетке, как он болел, как лежал на кровати «дохлой рыбой». В который раз мелангорец подумал, что Лори слишком много видел, а посему придется его убить, чтобы потом не стали расходиться сказания о приключениях Дельвейка Мелангорского, переиначенные по-своему. Однако на этот раз он не успел додумать, как заманить болтуна в ловушку. Черный Дракон напряженно приподнялся, и Дельвейк успокаивающе положил ему руку на голову — он прекрасно знал, кем будет их гость. В лучах садящегося солнца бесшумно блеснули золотом белоснежные крылья. Опустившийся возле деревьев Дракон был огромен, и странно было, что воины его не замечали. Вероятно, тут не обошлось без магии. Гаулис сменил облик очень быстро. На этот раз он снова был не в форме, но обтягивающий легкий прогулочный костюм, по мнению Дельвейка, смотрелся на нем лучше. Командор остановился, не доходя до императора шести шагов. Его взгляд скользнул по руке мелангорца, касающейся волос Уарона, по Лори, почти прилегшему на колено юноши, и Гаулис резко отвернулся. «Обиделся?» — попытался определить Дельвейк. — Командор Белых Драконов Гаулис прибыл, ваше величество, — холодно произнес он. — Хорошо, присаживайтесь, командор, — приветливо пропел юноша. — Небо и земля! — подскакивая, вскрикнул Лори. — Это он! Я болен? Как он тут оказался?! — Все хорошо, успокойся, — с некоторой досадой произнес мелангорец, — не съест тебя командор. Он ко мне прибыл. По делу. Продолжать Дельвейк не стал, следя за тем, как скрестились взгляды Драконов. Похоже, Уарон понял, зачем прибыл Белый. Глядя на него казалось — вот-вот сорвется с места и вопьется Гаулису в горло. Тот же одним взором готов был Черного к месту пригвоздить. И как они до сих пор жили без драк? Видно же, что давно уже терпеть друг друга не могут. — Гаулис, — мягко повторил Дельвейк. Тот даже слегка вздрогнул от неожиданности и сел неподалеку. — Ближе. Еще ближе. Лори, иди к тайгону. Может, угостят тебя чем… Ардорец ушел более чем охотно, не желая встревать в разборки. К тому же, на глазах чужеземцев Дракон не станет на него нападать. А ведь запросто может. Командор уселся возле императора и бросил очередной леденящий взгляд на все-таки поднявшегося Черного Дракона. На мгновение Дельвейку показалось, что его просто отшвырнут в сторону, но, как ни странно, на этом «гляделки» закончились. Уарон угрюмо уставился в землю, а Гаулис вопросительно взглянул на императора. — У нас появился очень опасный враг, — неторопливо произнес Дельвейк, поглаживая застывшего Уарона, — очень милый и обаятельный. Нужен совет, как поступить с этой Искусительницей. Затем он принялся рассказывать все с самого начала. От разговора с Ночной Птицей. Гаулис слушал не перебивая, следя за тонкой рукой, небрежно ласкающей Черного Дракона. — Она сейчас здесь? — уточнил Белый, оглядываясь на сверкающий шатер. — Да. И я с ней справиться не сумею. К тому же, мы не можем убить ее так, чтобы тайгон не заподозрил в этом нас. И оставить ее не можем. — Я должен лучше узнать о сложившейся ситуации, — после недолгого раздумья произнес Дракон, — но времени у меня немного. Ваш двойник под удвоенной охраной притворяется больным. Считается, что я безотрывно сижу при нем. — Спасибо, что проделали столь сложный путь, командор. Вы добрались очень быстро. Устали? — Нет, ваше величество, — утомленно прикрывая глаза, отозвался тот. — И все-таки вам следует отдохнуть. Пойдемте, я покажу вам, где можно обосноваться. Этот шатер был гораздо меньше того, что поставил для себя Мэй-линг, однако Дракон быстро догадался о его предназначении. — Вы привели меня к себе, император, — заметил он. — Здесь еще будут Уарон и Лори. Не обольщайтесь, командор. Хотя последний может остаться у тайгона… Но это едва ли. Вы ляжете там. Места хватит не для всех, но кто-то один будет охранять шатер. Лучше если вы будете чередоваться. А пока спите. И на время забудьте о новом задании. Я пойду к Мэй-лингу. Погляжу, как там себя ведет наша красотка. Доброго вам сна. — Дельвейк, я летел, чтобы видеть вас, а не для того, чтобы спать. Я иду с вами. — Нет, вы остаетесь здесь, — непреклонно велел император, но, увидев, как нахмурился Дракон, поспешно добавил: — Я посижу здесь, пока вы не уснете. Юноша устроился близко к улегшемуся Гаулису, однако не настолько, чтобы ненароком вошедший Мэй-линг принялся вновь сетовать на его непостоянство. — Местонахождение Арколино до сих пор неизвестно, — внезапно, словно смутившись пристального взгляда, сообщил Дракон. — Догадываюсь. Он надолго затаился. Послушайте, Гаулис… У вас когда-нибудь была возлюбленная? — Разумеется, — как-то излишне довольно заметил тот, — если смотреть на это с человеческой точки зрения, то я женат. — Так, — протянул Дельвейк, для которого эта новость была подобна упавшему на голову камню. — И раз в год я навещаю ее. — Гм… Она красивая? — Это как сказать… У нее очень высокий голубоватый гребень и двойной ряд чешуек вокруг глаз. Император попытался представить себе такую красоту, но не сумел. Да, с супругой Дракона ему не сравниться. И одного-то ряда чешуек нет… — Дельвейк, видите ли, Драконы живут по сложившимся исстари правилам. Нас очень мало, и каждый Дракон обязан иметь потомство. Тех, кто на такое не способен, считают калеками и изгоняют из Семьи. Когда я прожил свое первые десять лет, Старейшина подыскал мне родовитую эйф — так зовутся наши женщины. Она стала матерью только один раз. Ребенка, как полагается, отдали в Семью. Мы очень отличаемся от людей. Драконы не воспитывают своих детей и даже не помнят их. Я не узнал, кого отнесла им моя эйф. И если встречу его или ее, то не почувствую этого. — И все же ты женат, — пробормотал мелангорец. — Это не накладывает на Драконов никаких обязательств. У Уарона тоже есть эйф. И у всех остальных. Измена даже поощряется, если это приводит к появлению нового Дракона. — А я ведь не смогу… — растерянно ляпнул Дельвейк. — Сердце Хэя! — Гаулис сел и закрыл лицо рукой. — Почему вы думаете о таких ужасных вещах? Вы хоть что-нибудь знаете о том, что представляют из себя Драконы теперь, после стольких лет, проведенных с людьми? Похоже, вас ждет немало потрясений. — Я как-то никогда не задумывался об этом. — О том, почему мы так похожи на людей? Потому что люди призвали нас в эти тела. — И ты… — Не люблю говорить об этом… Это тело десятого императора Мелангории, Гауэллиса Кросвенгерса. Не смотрите на меня так. Вы произошли не от династии Кросвенгерс, верно? Гауэллис был тем, кто первым заручился моей преданностью. Но он был слаб здоровьем. И он не хотел умирать. Знаете, люди нередко пытались призвать Чистые Души, чтобы избавится от болезней и обрести могущество. Но со временем стало ясно, что управлять этим невозможно. А Драконов призвать проще. Многие Искусители сильнее нас. Драконы не могут принимать человеческий облик. Мы совершенно иные. Но мы можем соединяться с людьми почти так же, как Поющие. Правда, при этом более слабая человеческая душа от тела отсоединяется. Освобождая место. Только вот люди в это не верят. И продолжают призывать Драконов, не понимая, что это их убивает. Я не стал пользоваться своей внешностью, но некоторое время опекал преемника, и никто не осмелился попытаться его свергнуть. Потом я на время удалился из дворца, лет так на десять. Меня забыли. Вернулся я уже Драконом и не по своей воле. Потрясенный Дельвейк молчал, разглядывая своего командора, о котором, как выяснилось, не знал почти ничего. — Так значит это — мертвое тело императора, жившего более сотни лет назад? — наконец спросил он. — Не мертвое. Я получил его еще живым. И изменил, ведь оно не могло жить дальше. Кроме того, память Гауэллиса стала моей. Можно сказать, мы объединились с ним в одно целое. Он жив во мне. Я прошу вас не делиться ни с кем этими откровениями. Людей это… шокирует. Кстати, думаю, вы заметили, что многие Драконы, охраняющие дворец снаружи, никогда не превращаются в людей. Это просто объяснить. Они не могут. — Гм, — Дельвейк не знал, что на такое можно ответить, уж слишком многое его возмущало и пугало, — а как же твоя жена? — Относится с пониманием. Мои визиты — чистая формальность. Так принято. — Угу, — невнятно отозвался император и внезапно словно вспомнил: — Забыл предупредить кое о чем тайгона. Побудь здесь, я скоро вернусь... Дракон, как ни странно, не возражал, и Дельвейк, почти выбежав из шатра, отойдя дальше, за деревья, прислонился лбом к жесткому бугристому стволу. «За что? — горестно думал он. — Мой прекрасный невинный мир любви и волшебства разрушен. Мало того, что он женатый крылатый монстр, так еще и обитающий в мертвом человеческом теле… Да, так мне и надо. Хороший урок для развратника. Вот и прошла моя любовь. Драконы… Хэйронигаве, почему этот мир так страшен? Зачем ты наделил этих ужасных созданий магией? Почему все прекрасное оказывается настолько ужасным? Я теперь даже смотреть на них не смогу… Драконы…». Как жаль, что открыв глаза однажды, невозможно забыть то, что увидел…***
Рассвет брызнул на озеро неестественными зелеными лучами, рассыпался в капельках росы, затерялся в глубинах темной воды, утягивающей сонных златокрылых бабочек, блеснул на чешуе взметнувшейся в прыжке рыбы и тут же исчез, уступая место ровному белому свету. Она шла по траве босиком, щуря сверкающие на солнце драгоценным янтарем глаза, не пытаясь скрыть под легкой накидкой ослепительную белизну нежнейшей молочной кожи. Несмотря на столь ранний час, пушистые пепельные волосы были уже уложены в замысловатую прическу. У воды Искусительница встала на колени и опустила руки в прохладную влагу, полную чистейшего света. Утреннее умывание было для нее своеобразным таинством, из которого она ладонями черпала эту свежесть, эту красоту, это наполняющее тепло. Она знала, что красива. Краем глаза она заметила наблюдающего за ней Черного Дракона. Как всегда бесстрастен и холоден. И все-таки не может оторвать от нее взгляда. Сожалеет. Хочет быть с ней. Чтобы она сейчас подошла к нему. Но это теперь в прошлом. Ей захотелось стать еще красивее. Обидно, но постепенно ее образ забудется. А хотелось бы оставаться в памяти навек. Намертво. В памяти того, кто проживет еще не одну сотню лет. — Это она? Уарон нехотя повернулся к командору Белых, не зная, стоит ли ему отвечать. И что этот чистюля здесь забыл? В конце концов, это не его работа — убивать. Белые крылья не должны быть запачканы убийством беззащитной женщины. Хотя какая же она беззащитная… — Да, — Черный Дракон вновь отвернулся, показывая, что продолжать беседу не намерен. Однако припомнил нечто и неохотно спросил: — Зачем ты рассказал о нас Дельвейку? У нас вчера был неприятнейший разговор. — Человеческое тело так беспомощно, почему же вы… — Мелангорец сжал кулаки, не в силах выразить то, что чувствовал: — Уарон, я спрошу у тебя. Зачем тебе это тело? — А я просил о нем? — сузившиеся глаза Черного Дракона теперь напоминали острия игл. — Я просил об этом теле? Я сражался, я даже не заметил того воина – воина, который страстно желал силы. Он был смертельно ранен, он умирал. Я сам не заметил, как он призвал меня. Я очнулся в умирающем беспомощном, ничтожном теле. Оно было уродливо. Я долго исправлял его, закалял, убирал с кожи мерзкие волоски, разглаживал морщины. Мне были отвратительны слабые голые руки с этими мерзкими пальцами, я готов был сам себя уничтожить. Но не мог. Я ненавидел его, я до крови ранил себя, но человек уже соединился с Драконом. Отвратительная связь. Я хотел забыть о том, что могу обращаться человеком, но другой Искуситель, император, подчинил меня себе. И мне пришлось привыкать к новой жизни. К этому телу. Если бы я мог решать, кем мне быть, то без сожалений выбрал бы Дракона. Дракон не может стать человеком. Дракон живет небом. — И Гаулис тоже? Он тоже против воли получил тело? — Ни один Дракон добровольно не соединялся с человеком. Довольно. Не напоминай мне о моей ненависти. О том, что ничтожества поработили нас. Я не предал вас только потому, что не могу этого сделать. Если я уйду, то попросту попаду под новую власть. И мной будет повелевать кто-то другой. Вы довольны моей откровенностью, светлейший? — Ты так и сказал? — ужаснулся Гаулис. — Теперь понятно, почему он выгнал нас из своего шатра. — Это исключительно из-за того, что ты рассказал ему. Вини в этом только себя. Как ты находишь Миранду? — Она очень красива. — Такое нельзя сказать о ней. Она не просто красива. Она совершенна, сам Хэй создавал ее из лепестков ядовитых цветов. Она рождена для того, чтобы убивать, чаруя своей красотой. Как цветок верболивии. Насекомые летят на ее аромат, птицы и животные гниют у ее корней, удобряя почву. Они умирают, а ее цветы становятся все слаще и крупней. От ее запаха с ума можно сойти. — Никогда бы не подумал, что ты способен так говорить. — Ты никогда не видел меня рядом с женщиной. Мы встречались только в Шастре. Белый Дракон, сможешь ли ты устоять перед Искусительницей? Ты всегда напоминал мне статую над гробницами императоров. Знаешь ли ты, что такое чувства? Твое сердце когда-нибудь замирало? Терял ли ты голову? — Не стоит говорить об этом. Скоро все должно разрешиться. Я должен вернуться. Да и незачем мне здесь оставаться. — Дельвейк не желает тебя больше видеть? — Я не хочу об этом говорить. Мы слишком мало знаем друг друга для столь доверительных бесед. Еще недавно ты смотрел на меня врагом. Черный Дракон, у меня нет желания убивать ту женщину. Я просто хочу, чтобы Дельвейк был в безопасности. — Ты испытываешь к нему те же чувства, что и я к Искусительнице. Почему ты благоговеешь перед ним? Я не вижу ничего особенного, хотя оно в нем есть. Даже я недавно понял, насколько искренне его сердце… — Заговор? — Вот и поговорили, — недовольно заметил Гаулис, едва поворачивая голову в сторону Лори, с подозрением их рассматривающего. — Самый бесполезный человек, — в тон ему протянул Уарон, устало прикрывая глаза. — Погодите-ка, а то, что я ваш проводник, это разве не значит ничего? — Несмотря почтительный страх перед Драконами, ардорец был возмущен. — Кто вас привел сюда? — Мы бы и сами добрались, — отрезал Уарон, пребывавший в дурном настроении, — даже лучше было бы. Ты скрипишь и от тебя плохо пахнет. — Что? — возмущенно завопил Лори, но Драконы глянули на него так сурово, что он разом стушевался и куда-то скрылся. Никак за духами. — Дельвейк проснулся, — заметил Уарон, покосившись на Белого, — пойдешь приветствовать? — Он не хочет меня видеть, — отходя в тень дерева, тихо произнес командор, — я приду, если буду нужен. А почему ты не хочешь поговорить с Мирандой? Раз она Искусительница, то пригодилась бы у нас. — Ее больше не интересует Дракон. Теперь у нее новая цель. Она поглощена завоеванием тайгона. Тебе не кажется, что у нас нашлось нечто общее? — В самом деле. Только от этого становится очень грустно.***
Дельвейк и в самом деле держался вдали от Драконов. Он очень любезно беседовал с Лори, так, что даже развеял все сомнения того по поводу запахов и скрипа. И в то же время мелангорец наблюдал за ними и заметил, что Гаулис и Уарон держатся вместе. Это же явление совершенно не радовало Миранду, чуявшую подвох. Что касается Мэй-линга, то его, казалось, устраивало все. Во всяком случае, притворялся он очень естественно. К полудню они наткнулись на своих же разведчиков. Ни один из них не был ранен. У того, в чьем теле торчало меньше всего стрел, была отрезана голова. Мэй-линг отнесся к этому спокойно. Он лично осмотрел мертвецов и заявил, что вероятнее всего это те же злорцы. Лори, как ардорец, не сумел сообщить ничего толкового. Двинулись дальше более осторожно. Но засада стала неожиданностью. Место для нападения было выбрано очень удачно. Густые заросли скрывали глубокий овраг, в котором прятались лучники. С другой стороны, в кронах пяти высоченных деревьев, тоже затаились враги. Едущие впереди были уничтожены почти мгновенно — никто и оглянуться не успел. Драмг Дельвейка вскинулся на дыбы — стрела попала ему в шею. Император не сумел удержаться в седле и упал на пыльную потрескавшуюся землю. Однако его ранить не успели — почти тут же мелангорца полностью заслонил собой огромный белый Дракон. Уарон в то же время бросился в бой, не боясь стрел. Его нынешний облик был очень удобен — не столь массивен, чтобы легко было целиться, и в то же время практически неуязвим из-за чешуи. Миранда тоже приняла участие в бою, соорудив вокруг себя и Мэй-линга защитное поле. Остальных она не стала прикрывать, якобы из-за недостатка сил, но на самом деле преследуя свои цели. Что делал Лори — этого никто не узнал. Судя по всему, его сшиб с ног взбесившийся драмг императора, и исключительно поэтому после боя его нашли под крылом Гаулиса. На исход сражения значительно повлиял Черный Дракон. Лучники Горзиса не видели врага и стреляли по кустам наугад, в то время как Уарон бросался прямо туда, сшибая врагов крыльями. С теми, что укрывались на дереве, разобраться было сложнее, так как добраться в гущу ветвей не сумел даже Дракон. К счастью, у тайгона осталось несколько зорких лучников... Пленных было мало. К ужасу Лори, все они оказались ардорцами. Пока что их не стали допрашивать, но тайгон не сомневался, что это не правительственный отряд. Так, грабители. Белый Дракон, отойдя подальше, выдергивал из себя стрелы. Черный с подозрением следил за Мирандой, помогающей раненым. Искусительница оказалась не брезгливой, и Мэй-линг в который раз решил, что смерть недостойна этой восхитительной женщины, которая умеет, наверное, все. Дельвейк был крайне недоволен. Он хотел поучаствовать в сражении, а вместо этого его спрятали ото всех, лишив возможности добыть себе славу. Он, конечно, понимал, что едва ли после такого оглушительного падения сумел бы чем-либо помочь. Да и из оружия у него с собой был только меч. И, кажется, половину боя он пролежал без памяти… — Гаулис, ты сильно ранен? — император сделал еще несколько шагов к уже обернувшемуся человеком Дракону и с удивлением заметил, что тот пятится от него. — Нельзя ведь, чтобы тебя лечила Миранда. — Мой господин, это просто царапины, — сдержанно ответил командор, прислоняясь спиной к дереву, — я не заслуживаю вашего внимания. Я даже не участвовал в сражении. — Не вздумай со мной спорить! — резко заметил Дельвейк. — Вам будет неприятно видеть это, — только теперь юноша вдруг заметил, что Гаулис зажимает руками живот и держится очень странно. — Сердце Хэя! — Дельвейк замер, не зная, стоит ли ему и в самом деле подходить. — Это не опасно, но выглядит отвратительно. Кажется, тайгон ищет вас. — Ну нет уж, — подходя к нему, внезапно заявил юноша, — что… Что это? Запах горелой плоти — не из приятных. Одно дело, когда мясо жарится, капая соком на угли, совсем другое – когда горит. Дельвейк на мгновение отшатнулся, но затем, собравшись с духом, жестом велел Дракону убрать руки от раны. Ни одна стрела не может выжечь на теле рану, в которую кулак засунуть можно. Это привилегии магии. И вовсе не вражеской — среди нападавших Искусителей не было. Без Миранды определенно дело не обошлось. Выходит, она времени зря не тратила. Только едва ли целилась она в какого-то там Дракона… — Гаулис? — голос Дельвейка начал дрожать. — Ты как? Не стой. Сейчас. Он торопливо стянул с себя плащ и, расстелив на траве, жестом велел ложиться. Дракон хотел было сбежать, но ненароком глянул на непреклонное лицо императора и, невесело вздохнув, покорно улегся. Мелангорец опустился на колени и прижал ладони возле раны, вытягивая боль. Под ребрами ощутимо кольнуло. Нет, временное улучшение — это не выход. Нужно большее. Он едва заметил, как напряглось тело Дракона, когда он еще ниже наклонился над раной, задержав дыхание. «Я тоже Искуситель, — сдерживая мучительный стон накатившей боли, подумал он, упрямо поджимая губы, — если Миранда может лечить, почему не могу я?» — Вам не обязательно делать это самому, — несколько заторможено заметил Белый Дракон, но добавлять ничего не стал, так как заметил, что рана уже наполовину затянулась. — Дельвейк, вам нельзя тратить силы на такое. — Уарон возник позади бесшумно, протягивая моток чистых бинтов и пучок какой-то травы. — Для Миранды такое ничего не значит. А у вас уже лоб вспотел. — Ерунда, — откидываясь назад, прошептал император. — Тратить силу на одного из Драконов? — Насколько помню я, никто не спрашивал ваших советов. — Прошу прощения, — исчезая, тихо отозвался Уарон. — Он прав. — А мне наплевать. И помни об оказанной услуге. — Я что-то должен за это? — Еще бы. — И что же? — Дракон приподнялся. По его лицу было видно, что он предчувствует новые проблемы. — Больше не смей навещать свою жену. И у тебя не должно быть ни женщины, ни Драконши. — Вот как? Стало быть, вы обрекаете меня на одиночество? — Почему же, — резко отворачиваясь, живо отозвался мелангорец, — друзья у тебя останутся. — Но у меня нет друзей. — Вот как? — Дельвейк обернулся и запрокинул голову, почти касаясь затылком плеча Дракона. — Вы можете наверстать упущенное. Или же вас терзает нечто другое? Так любите свою жену? Не забывается двойной ряд чешуек вокруг глаз и голубой гребень? — Я просто знаю, что вы всего лишь дразните меня, — с горечью отозвался Дракон, — хотите вновь меня ранить. — Так отомсти мне, — прошептал Дельвейк и, обхватив голову Гаулиса, притянул ее к себе. — Ежели раньше у меня все-таки оставались сомнения, то теперь уже нет, — задумчиво протянул Мэй-линг, со смешанными чувствами глядя на парочку, удобно устроившуюся под деревом. — Вас так ранило это, Лори? — Нет, меня просто тошнит, — прикрывая рот, пробормотал ардорец, — чтоб я еще раз с ним в шатре остался… — Так Дельвейк… — губы Миранды брезгливо скривились. Хорошо, что на нее в это время никто не смотрел. Что, Авис, слухи были ложными? Красивая женщина любого покорит? Мир ужасен. Отвратителен. В нем творится столько мерзкого, что он давно заслужил своей гибели. Этот мир должны населять духи. Те, в ком нет зла и страстей. И разрушит его тот, кто создан из человеческих костей, но человеком не является. Арколино. Непорочное дитя. Наделенное необычайной мощью. Ненавидящее всех…