Из сгущающегося полумрака сладко пели низкие тягучие цимцилы, высокими колокольчиками звенели тамлирны, одобряемые свистящими нежными откликами птиц и назойливым писком вьющихся вокруг огней мошек. Со стороны неглубокого черного пруда, слывущего бездонным, выводя что-то свое, не сходящееся с музыкой, поскрипывали илистые прыгуны; в траве шебуршали золасочки, ищущие подаяния с расставленных днем столов; возле могучего дерева, прислонившись к грубой коре, царапающей даже не менее жесткий жилет из чешуи водяной змеи, стоял молодой Белый Дракон, чутко прислушивающийся к выворачивающей душу, зовущей мелодии. Он никак не мог забыть мимолетного подаренного взгляда, вмиг пленившего и повторно соединившего их сердца на балу. Не мог оторваться от загадочных, но таких скорбящих глаз. Новый правитель напоминал кого-то очень важного и бесценного, но кого? Память надежно скрывала определенно горькие воспоминания. Уже несколько раз Дракон подходил к этому совсем близко, но каждый раз его что-либо отвлекало, спасая от опасной разгадки. И теперь, даже пытаясь забыть странную тоску, сжимающую в холодных объятиях мечущуюся душу, предатель чувствовал, что не думать об этом не сможет.
— Мы прибыли, как всегда, очень вовремя, — приглаживая растрепавшиеся волосы, обреченно оповестил Вальтер, с нетерпением ожидая, когда же Призрак Оков наконец-таки соизволит сползти с его широких, но таких усталых плеч.
«Он здесь», — вцепившись когтями в истерзанную спину, напряженно сообщила живая обуза, не торопясь покинуть добровольного носильщика. Поющий Охотник, уставший от постоянного общества обитателя Фантары, «помог» Призраку спуститься и, обогнув усыпанные крупными ягодами кусты, заглянул в окно, высматривая виновника всех бед.
— Как он хоть выглядит? Я не знаком с вражьими Искусителями, только с мелангорскими... И последних тут, к сожалению, немало.
Окова безжалостно сообщил, что этого он не знает, но обязательно почувствует, очутившись поблизости. Вновь тяжело вздохнув, Вальтер приник к прозрачной искристой слюде, пытаясь понять, что сулит им тайное проникновение. Безусловно, через главный вход пройти невозможно, а в окно, даже открытое, им не протиснуться — слишком узкое, обезображенное наличником, похожим больше на уродливый древесный нарост из грибов. Здание и в целом-то удивляло странным вкусом владельца. Его словно бы перекосило на один бок, крыша вздувалась волнами, поблескивая выпирающей острыми краями черепицей, а рельефы переплетались так, что и человеческих-то фигур не угадать в кишащем зверьем и цветами хаосе.
В этих диких фантазиях архитектора, обвитый вьющимися ползунами (не искусственными, а самыми натуральными), всё же отыскался ход на кухню. Из распахнутых дверей то и дело выскакивали поварята, в суматохе стиксами мечущиеся по огородику и хватающие всё, что попалось под руку; их старшой бегал, сжимая горло чьей-то сине-зеленой обмякшей тушки. Самые бестолковые сидели возле накопившейся от расплескиваний лужи и, каждый в своем тазике, оттирали жирные, выскальзывающие из рук кастрюльки да ножи. При одном взгляде стало ясно, что этот путь будет трудным и опасным, а тогда...
— Нам бы нарядиться соотве… — начал было говорить Поющий Охотник, когда как раз нечаянно приметил прогуливающуюся парочку, предпочитающую уединение веселым танцам и объедению. Дерзкий план сформировался мгновенно — куда дольше Вальтер его обдумывал, сравнивая с другими вариантами, сожалея, что скорее всего до полусмерти напугает ни в чем не повинных людей и не осмелится совершить над ними моральное насилие. Хотя если уж этих господ пригласили к Авису, то они как минимум пошли против Дельвейка. Если только не вызвались шпионить за врагами, бесстрашно проникнув в их ряды.
Хуже всего оказалось то, что Белый Дракон не собирался заходить внутрь, а слух у него предполагался замечательным. Пока он наслаждался прекрасным видом и, вероятно, тосковал по прежней жизни, Охотник терзался раздумьями, а парочка удалялась вглубь сада. Призрак Оков бездействовал, лишь недоуменно косился на Вальтера, мол, чего стоим-то, придумай что-нибудь. Обычно терпеливому Поющему захотелось по-отцовски, с душою выпороть нахальное существо, свалившее на него всю работу и не желающее разделять ее тяготы, но он скрепил сердце и двинулся следом за влюбленными, стараясь не слушать их хихиканье и страстные перешептывания.
Впервые за многие годы Вальтеру приходилось действовать так низко, но шансов застать противника врасплох было очень мало.
— Спокойно, — сжимая плечики девушки и отгораживаясь ее трепещущим телом от опешившего кавалера, мягко попросил Вальтер, не зная, что приличный облик и кроткий миролюбивый голос внушают еще больший ужас, чем зловещий хрип и перекошенная рожа (от этой хотя бы понятно, чего ожидать), — если вы не станете сопротивляться и кричать, я не причиню вам вреда.
Жертва забилась так, что пришлось на всякий случай зажать ей рот (вдруг сам пожалеет, ослабит хватку, а та завопит?). Мужчина вел себя спокойнее. Держался за какой-то амулет, но пользоваться им, по-видимому, не умел. Или дорожил своей нервной спутницей.
— Это всего лишь ограбление, — решив не посвящать незнакомцев в детали, ровным голосом продолжил бывший Поющий. — Я заберу только некоторые украшения и верхнюю одежду. После этого свяжу вас и положу вон в том сарае, если, конечно, не возражаете. Часа два ведите себя тихо, очень вас прошу. И да пребудет с вами благо…
Решив, что воры не желают богачам милости Хэйронигаве, Охотник оборвал фразу и укоризненно глянул на замявшегося аристократа. Тот бы еще подумал, стоит ли пугаться, но тут из полумрака выплыл Призрак Оков, решивший дело. Уже спустя несколько минут Вальтер пытался создать на голове жутковатого спутника хотя бы подобие той прически навроде той, что украшала бесцеремонно разглядывающую их даму. Что при этом думала о них враждебно настроенная незнакомка, оставалось неизвестным — пришлось соорудить из скомканных перчаток кляп, настолько ненадежной показалась раздраженная особа. Да и ни к чему выслушивать от несчастных оскорбления, превосходно читаемые по выразительным ненавидящим взглядам.
«Нужно будет непременно вернуться и освободить их. Это приключение, возможно, сблизит влюбленных, но слуги могут не заметить моих пленников. Чего доброго просидят взаперти несколько дней. Враги конечно, но моя задача — служение людям. Мелангории или людям? Всё-таки последним».
Призрак Оков мужественно вытерпел все пытки переодевания, хотя порой принимался шипеть. Однако, чуя скорое завершение миссии, он старался не мешать. После, прикрыв лицо вуалью, так, что виднелись лишь смутные очертания лица с большими темными глазами, он беспрекословно следовал за Вальтером, изображающим галантного кавалера. Им стоило полагаться только на везение. Дамы, к сожалению, внимательны к нарядам соперниц, да и слуги запоминают щедрых господ. Что касается знатных аристократов, то тем нет ни до кого дела. Они спорят о том, может ли править страной преемник Дельвейка, не достигший совершеннолетия, важно ли поддерживать отношения с Рагдой и хороши ли женщины из Южных Королевств. Сейчас, под завершение вечера, шумные разговоры уже затихли. Гости держались вблизи столов, наедаясь про запас; Авис сидел на возвышении в окружении двух стройных охранниц и десятка служанок, отдыхая от танцев; крылатый самозванец, сойдя со своего трона, бродил среди причудливо изогнутых колонн, разглядывая вырезанные в них горельефы.
— Ищи Искусителя, — прошептал Поющий Охотник, радуясь, что их появление не привлекло лишнего внимания — видимо, их жертвами стали исполнители, а не важные заговорщики, которых непременно атаковали бы почитатели, — я останусь здесь и буду наблюдать за тем, что происходит. Не уходи далеко. Если что — кричи. Зови на помощь. Не молчи, как обычно.
Призрак Оков пренебрежительно отвернулся и без лишних слов отправился на поиски, подогреваемый желанием поскорей вернуться в родные места. Как же утомительна человеческая жизнь! Постоянно чего-то хочется. То поспать, то поесть, а то и вовсе не пойми чего, притом сильнее всего прочего. Оставленный в одиночестве Вальтер устроился в тени гигантской женской статуи, изучая собравшихся и невольно жалея Дельвейка, окруженного лжецами. Знал бы тот, кого тут только нет! И чего же их всех так привлекает в Вороньем Гнезде? Быть может, простое любопытство?
Машинально приняв у рабыни хрустальный бокал, удивляясь роскоши приема, Охотник собирался было отпить, забыв об осторожности, как вдруг из-за вьющейся напротив него колонны выскользнул забытый Арколино, несчастный пленник собственного величия, одетый во все белое, с открытой спиной, демонстрирующей сияющие крылья, усталый, прячущий печальный утомленный взгляд. Поющий еще ни разу не встречал самозванца, величающего себя императором, он не угадал его в этой прекрасной молчаливой тени, но черты лица, закругленные, чуть оттопыренные уши, тонкие брови, прямой нос, небольшой подбородок — всё это ударило по незваному гостю болезненными воспоминаниями. Это лицо с опущенными веками, бледное и торжественное, чуть продолговатое, с тонкими чувствительными губами, было знакомым настолько, что не требовалось доказательств, как некогда проколотые уши, родинка над бровью, едва приметный шрамик возле виска...
— Хилей! — вскрикнул Вальтер, позабыв об осторожности, об ушедшем на поиски Призраке, обо всем. Резко обернувшийся Арколино отшатнулся, распахнув дикие разноцветные глаза, не понимая, почему ему настолько знаком этот человек, что хочется броситься ему навстречу, с визгом повиснуть на шее, но…
«Он — враг, — твердило мудрое подсознание, — господин будет очень недоволен. Нужно уходить. Позвать на помощь. Ты — Арколино, не Хилей».
Не менее ошеломленный Поющий заворожено смотрел на исчезнувшую подругу, вернувшуюся такой... неузнаваемой. Не собой. Что стало с ее смеющимися зелеными глазами? Отторжение? Не похоже. И почему крылья…
— Поющий Охотник? — наклонив увенчанную сверкающей тиарой головку, незнакомым, неожиданно для себя высоким срывающимся голосом спросил юноша, невольно приближаясь на два небольших шажочка. От воспоминаний внутри всё сжималось острой болью. Какие-то обрывки было сложно связать — картинка разбилась, и часть осколков выпала из рамки, оставив невосполнимую пустоту. Арколино уже понимал, что прожил несколько жизней, странных, пересеченных лишь насильственной смертью, но кто он, для чего создан — это оставалось для него слишком сложным. И думать про это было страшно.
— Хилей, что они с тобой… — Вглядываясь больше, гость начал осознавать, что Поющей Хилей уже нет. То, что он видел перед собой, было чем-то вроде маски, надетой на другого человека. С такой же родинкой, несколько высокомерным изгибом бровей, неожиданно пленительной, блещущей искренностью улыбкой. — Что же ты такое и кто тобой управляет?
— Хилей, — пробуя знакомое имя, повторило странное существо, изучая незнакомца, — Хилей умерла. Ее съели. Съели тело. Я Арколино, император Мелангории. Я послан Хэйронигаве исправить разрушения. Исцелить Ардор и примирить его с соседями. Я принесу мир и благоденствие всей земле.
Слушая заученную фразу, Охотник мрачнел, осознавая,
что перед ним находится. Противоестественное создание. Запрещенный эксперимент. Чудовище, созданное Искусителями. Он не понимал, как такое возможно, но тело Хилей… Да, она умерла там. Во тьме Ардора. Где и создавали этого монстра, создавали из убитых. Сколько еще жертв было принесено?
— Ты никакой не император, — надвигаясь на самозванца, мрачно заметил Поющий, — ты — боль сплетенных душ. Созданная марионетка. Кто тобой управляет? Хилей, скажи мне…
— Я… — задрожав, Арколино широко распахнул глаза, вжимаясь в колонну. — Кто я? Что я… такое? Почему…
Вальтер понял, что перестарался с допросом, но было уже поздно. Громко вскрикнув, сжав тонкими руками раскалывающуюся от боли голову, белокрылый с неожиданной прытью выскользнул из ловушки и опрометью бросился в сад. Мечтательно разглядывающий звезды Белый Дракон никак не ожидал, что выскочивший словно бы из ниоткуда правитель бросится ему на шею, крепко обняв.
— Улетим отсюда, улетим… — лепетал самозванец, помня лишь то, что этот человек, тоже кого-то напоминающий, — на самом деле огромная белая птица. — Скорее!
— Стой, я не собирался тебя обижать! — выбегая следом, крикнул Охотник, но лишь спугнул предателя, узнавшего Поющего. На миг отскочив от Арколино, обернувшись Драконом, стражник крылом помог забраться на себя беглецу и в одно мгновение взмыл в воздух. Он напрасно тревожился — Вальтер не стал и близко подходить, помня, что теперь лишен силы, и трость стала обычной тростью. Враги же, видимо, еще не знали об отторжении. Как и прочие знакомые. И это очень кстати.
Мимо стремительно, громко топоча сапогами, промчались охранницы, посланные Ависом в погоню за беглой марионеткой Искусителя. Отошедший в тень Охотник, никем не замеченный, прикрыл рукой глаза, стараясь успокоиться. Странное это чувство, когда встречаешь умерших. Сколько страданий таится в одном создании, сколько чужой боли. Неудивительно, что Поющим сказано его изловить и доставить императору на суд, не разбираться самим…
Незаметно подошедший Призрак Оков тронул выбранное для мести орудие за плечо, привлекая внимание, и поманил за собой. Никакого сопротивления. Послушен и редкостно доверчив. Еще тогда совершил роковую ошибку, когда протянул руку, вытаскивая из воды. Жаль, что на этом неприятности завершатся одной последней, неисправимой.
Асторг не знал, что будет с телом Вальтера после того, как он перестанет подпитывать его своей энергией, а Чистая окончательно погибнет. Если учитывать то, что преступник непременно станет сопротивляться…
Отторжение Поющего проходило несколько иначе, чем у прочих. В его случае Чистая не боролась с ним и не враждовала, полностью поверженная Призраком Оков. Последние частицы ее силы поддерживали Охотника, но сегодня ночи предстояло обернуть всё иначе, разом оборвав мучительное умирание. Тальдерон, угнетаемый собственной нерастраченной магией, не мог предсказать появления гостей, не успевал сбежать. И лишь для Призрака это становилось удачей.
Разметав почти беззвучно извивающимися цепями охрану, Вальтер остановился в проеме, закрывая собой Окову, целиком погрузившего острые пальцы в незаживающие раны. Их воля стала одной уничтожающей силой, поздно почувствовав которую, Искуситель заметно насторожился. Его взгляд стал злым и острым, рука вцепилась в трость, а сознание начало рождать очередной Ход. И не для того, чтобы наслать на врагов злорцев, нет. Просто сбежать из слабо освещенного подвала можно было единственным способом.
Первый удар свившихся взбешенной змеей звеньев Тальдерон мастерски отбил изогнувшейся, как плеть, тростью. Его положение оказалось более выгодным, так как он мог двигаться, а Охотник был вынужден стоять на месте, закрывая чужака. Ответный мощный удар чистой энергии не разрушил живой щит лишь потому, что позади стоял Призрак, поздно, но всё же защитивший чужое тело. От нового удара Искуситель мастерски ушел, пригнувшись и насмешливо, с издевкой, ухмыльнувшись. Лишь заливающая лицо бледность давала понять, сколь трудно ему дается оборона и одновременный с тем вызов портала. И всё же геройство врага никто не оценил — следующая атака отшвырнула его к стене, а цепь молниеносно обвила горло, сдавив. Никто не слышал задыхающегося хрипа и дрожащего воя открывающегося Хода — все звуки, смешавшиеся в неразделимый хаос, прекратились одновременно, когда глаза Искусителя закатились, а руки перестали дергаться. Темный сгусток вращающейся энергии бесследно исчез.
Прошуршав по битому стеклу и разломанным приборам (у казненного здесь, видимо, находилась лаборатория), цепи обожгли ладони и исчезли. Какое-то время Призрак еще стоял за Вальтером, прислушиваясь к тому, что творилось возле мертвеца (напутствуемый явившимися Оковами темнокрылый страж ловил грешную душу, напуганную печальной участью), а затем рывком вытащил окровавленные руки, с недоумением глядя на глубокие рваные раны. Как ни странно, вел себя Поющий очень тихо. Не возмущался, не радовался освобождению. Осторожно опустился на порог, расширенными глазами уставившись в темноту, будто тоже видел что-то, недоступное простым людям.
Асторг молча смотрел на своего защитника, который помог выполнить ему важное поручение. Он мог бы многое сказать, хотя бы поблагодарить, но понимал, что это равносильно издевке. Человек умирал от сломавшей его силы. И даже при желании помочь ему было невозможно. Хотя это стало бы неплохой наградой за сотрудничество. Любой бы оценил такую работу. И заботу.
«Возвращение», — беззвучно велел Призрак, прикрывая глаза и с облегчением чувствуя, как осыпается пылью тяжелое, испачканное чужой кровью тело. Мгновенно взлетев от невыразимой легкости, он какое-то время резвился, как новичок, попавший в рой молодняка, вызвав недоумение у двух сдержанных Оков, обсуждающих участь Искусителя.
Вальтер теперь не видел своего нахального, некогда такого надоедливого спутника. Он с недоумением тряхнул украденное платье, из которого высыпался лишь серебристый порошок, убедился, что Тальдерон действительно мертв и устало двинулся к выходу, сжимая в руках дорогую ткань. Где-то там в сарае мучились те несчастные люди, так обиженные им…
Гости испуганно шарахались от медленно бредущего Поющего, старающегося не обращать внимание на боль в ранах. Вокруг всё будто бы покрылось туманом, убрав всё лишнее и оставив лишь напольную мозаику, помогающую ориентироваться в особняке. Однако она не спасла его от столкновения с обманувшим зеркалом возле двери. Ударившийся в него Вальтер не сразу догадался, что израненный подозрительный тип — он сам. Испорченная чужая одежда меняла его до неузнаваемости, да и странная трещина в зеркале мешала разглядеть лицо. Длинная кровоточащая трещина… Только, кажется, не в зеркале.
Охрана отшатнулась от него, как от зараженного ардорца, даже не думая останавливать, а Поющий осторожно исследовал лицо, такое прочное, будто заледеневшее. Это оказалась не рана и не царапина. Да и ничего не могло его так поранить, кроме той атаки Искусителя.
На время оставив невеселые размышления, Поющий Охотник ввалился в сарай, перепугав всё еще связанных пленников и, кое-как распутав негнущимися пальцами веревки, положив платье даме на трясущиеся колени, осторожно двинулся дальше, зажимая отчего-то почти не кровоточащую рану на плече.
— И что будет с этим? — разглядывая бредущего прочь от Вороньего Гнезда человека, полюбопытствовал молодой Призрак Оков. Асторг жадно обернулся на старшего, вслушиваясь, но обнадеживать учитель и не собирался.
— Этот уже мертв. Вот-вот рассыплется на куски. Его тело годами регенерировала Чистая Душа, без ее силы оно просто не может существовать. Еще и после такого грубого использования. Где темнокрылый? Пусть остается поблизости — нужно вовремя забрать и этого грешника… На редкость невинного. Но таков обычай. И он, и его Чистая попадут в Сады Шерфиты. О, Асторг! Вы были не на высоте, но работать в тех условиях настолько сложно, что остальные готовы вам всё простить. Вас ждут с докладом про ощущения и приключения. Идите. Сегодня вы — герой.
Дойдя до мелкой, мутной от песка речки, Вальтер остановился, удивленный неприятным хрустом. Сев прямо в дорожную пыль и закатав штанину, он увидел очередную трещину — вдоль кости. До необычного твердая, но в то же время болезненная, она не затмевала общей боли, пронзающей всё тело. Туман стал кроваво-красным, совсем густым, и вместо воды мимо путника текла вязкая алая кровь. Не удивляясь уже ничему, Поющий Охотник поднес к лицу руку, по которой с острым покалыванием пробегали мелкие трещины, попробовал согнуть пальцы, но не смог — они затвердели, скрючившись, но не потеряв чувствительность.
Осторожно ложась на спину, умирающий не выдержал клубящегося кровавого неба и закрыл глаза, однако продолжил видеть его. Только теперь, кружась в рвущемся вдаль ветре, играя и испытывая судьбу, метался не он, а огромный стикс. Вокруг острыми опасными выступами ощетинились скалы, а внизу…
На мгновение Вальтер стал этой почти что птицей, могущественной и свободной, видящей всё далеко и ясно. Он оказался перед Дельвейком, застывшем на троне покорной судьбе величественной статуей, заглянул в бездонные глаза Белого командора и оказался в Ардоре, Ардоре светлом и чистом. По улицам которого, играя в догонялки, бегали хохочущие дети.
— Хилей, — улыбаясь, позвал Поющий, подходя к спящей девушке, раскинувшейся на белых, но таких ядовитых опавших цветах.
Та сонно прикрылась рукой, но внезапно как-то напряглась, будто вспомнила что-то неприятное. Ее лицо заметно переменилось, пальцы сжали нежные лепестки, и она проснулась, широко распахнув разноцветные дикие глаза, не узнавая его, ненавидя за непонятное внимание…
— Он еще не умер, — глядя на распростертое тело, прошептал Призрак Оков, — ему больно?
— Да, боль настолько чудовищна, что помутился рассудок. Сейчас он видит чудовищ, созданных своими же… Асторг, вы куда?..
Мелькнувший Призрак сам не знал, куда направляется, но в пути решение неожиданно пришло само. Открывшийся Ход — и вот уже от него в ужасе разлетаются верещащие Чистые Души. Кажется, некоторые свалились куда-то вниз, но ничего, выберутся.
Ворвавшись в Колыбель, Окова внимательно оглядел крошек, покоящихся в оберегающих мотках светлой энергии. Выбрав самую сильную и красивую, не притрагиваясь непосредственно к Чистой, похититель, сопровождаемый мелодичным воем, вырвался из чужого мира в людской. По телу Вальтера, с неприятным звуком разрывая плоть, ползла очередная трещина, когда Призрак втолкнул в него юную жертву, тут же отлетев на порядочное расстояние, чтобы пугать еще больше.
На какое-то время застыло всё: светящийся комок внутри человека, разрушение, череда бессмысленных кошмаров. А помимо этого — толпящиеся Призраки-Оковы и темнокрылый страж, явившийся за душой, вот-вот готовой вырваться из душащих снов.
— Асторг? — оборачиваясь, протянул старший, но того и след простыл. Вернее, теперь понаблюдать за происходящим нарушитель порядка вздумал издалека.
"Ну и беспорядок же тут! — немного освоившись с новым положением, огорчилась юная Чистая, пробудившаяся столь внезапно. Энергия Колыбели потихонечку расходовалась на восстановление тела, а сама гостья искала сознание хозяина, заблудившееся в воспоминаниях. — Мне, наверное, не очень повезло, раз попался такой странный человек. Он твердый, как дерево, и покрыт кровоточащими трещинами. Не отвечает мне, пугает всяческими ужасами... Но этот мир так интересен! И я покажу ему, что со всем сумею справиться, пусть еще не совсем готова".
— Отец, не делай этого! — тревожно, трепетно сжав жесткую грубую руку ардорца, упрашивал Вальтер. Воин возвышался над ним темной громадой, безжалостной и безразличной к мольбам. — Мы не хотим разлучаться, я тоже поеду к тетке!
— Да не беспокойся, братец, — дерзко ухмыльнулся младшенький, запрыгивая на повозку, — вот увидишь, мы очень скоро встретимся.
— Ты должен больше времени уделять учениям, — хмуро заметил отец, положив тяжелую ладонь на голову мальчику, — как более способный. Перестань говорить о голосе в твоей голове — будь серьезнее. Что касается Лори, то ему там будет куда лучше…
***
Молодой разбойник, удерживаемый двумя Драконами, вскрикнул от боли, изогнувшись. Севший на него император, жестоко улыбаясь, продолжил вырезать острием буквы, наслаждаясь своим дерзким мщением. Ему нравилось, когда жертвы кричат. И укоризненный взгляд Охотника, который к тому же вскоре торопливо отвернулся, был Дельвейку нипочем.
***
— Послушайте, мне кажется, или я вас видел раньше? – поинтересовался Лори, разглядывая Поющего. Уже оправившийся от ран, он шагал возле, забыв о своем мучителе, собирающем поодаль цветочки.
— Всё возможно, — скупо проронил Вальтер, даже не пытаясь вспомнить, где они могли встречаться, — я был и в Ардоре и даже за морем. Всю свою жизнь я провел в скитаниях.
Из хаоса звуков постепенно возвращалось привычное журчание реки. Стихающая боль прояснила мысли, а в глазах уже не стояло кровавого тумана. Бледно-палевое небо равнодушно созерцало лежащего навзничь человека.
— Не узнал, — с трудом шевеля губами, вслух прошептал Поющий Охотник. Не укоряя себя, скорее констатируя факт.
«Слышишь меня? — осторожно спросил юный звенящий голосок. — Ты меня слышишь? Не пытайся встать. Потерял очень много крови. Нужно позвать кого-нибудь на помощь. Связаться и позвать».
— Чистая?
«Я только что пробудилась. Даже не знаю, что делать. Всегда думала, что меня предупредят, когда пошлют в человеческий мир. Что еще много всего расскажут. Это было внезапно. Но я очень стараюсь помочь тебе.
— Меня зовут Вальтер. Я… первый человек со второй Чистой Душой. Тебе… Ничего. Позову. Да, позову.
Сообщать рожденной то, что ей крупно неповезло, не стоило. Произошла какая-то ошибка. Такого быть не может. И странно-то как. Но так или иначе, новая Чистая казалась хрупкой и ранимой. Не нужно ее раньше времени огорчать. Хотя бы в память о прошлой, погибшей.
— Ты… Никого не чувствуешь там? В глубинах?
«Все пусто. Даже странно. Готовое место для меня — необычно. Из-за предшественницы?»
— Вероятно…
— С кем ты здесь говоришь, чужак? — склоняясь над лежащим, полюбопытствовала русоволосая женщина, придерживая прикрепленные к поясу ножны. — Тебе помощь нужна?
"Идет на опасное сближение, — настороженно предупредила Чистая, в свою очередь принявшая болезненного под свое покровительство, — спугнуть ее? Поющий не должен увлекаться противоположным полом. Не смотри, не искушайся".
Вальтер невольно усмехнулся, поняв, что с новой собеседницей ему придется нелегко. Раз уже таких мелочей пугается. Или настолько не доверяет?
За прошедшие годы он научился отделять свои мысли от общения — постоянный обмен был слишком утомителен. И впервые за всё это время Охотник понял, отчего у Поющих никогда даже мыслей о нарушении установленного правила безбрачия не было — их уже двое. И третий стал бы лишним. Избраннник Чистой не одинок и не может быть таковым. Но Хилей... Она с самого начала стала особенной для него. Жаль, что всё так получилось, и всё же... Сдерживающие ниточки окончательно оборвались, отпуская на свободу.
Телохранительница Ависа, новенькая, только два дня назад принятая на службу, огляделась и благоразумно решила не волочить бродягу в Римльсонд. Там, всё равно что и здесь, наткнутся какие-нибудь головорезы, которым все чужаки не по нраву — отправят знакомиться с предками. В селе — другое дело, народ радушный до равнодушия. Любого примут. Даже залитого кровью мужчину со странным шрамом на лице и пропыленными седыми, увенчанными впутавшимися листьями волосами.
***
— Так что же произошло, Асторг? — допытывался фаргос Хенжди, скрестив на груди длиннопалые руки. Атака негодующих Чистых Душ могла поставить в тупик кого угодно. Обычно трепещущие и робкие, они даже взглянуть боялись на высших, а тут набросились, как растревоженный рой витюйтов, вереща так, что впору вызывать Ход и прятаться в Ханте, куда и самому-то спускаться неохота.
— Что произошло? — невинно переспросил Призрак Оков, мастерски пародируя допрашиваемую Чистую, только что родившуюся, разве что не полуобморочную от страха. — Искуситель схвачен. Я прибыл к вам. Со множеством незабываемых впечатлений.
— Не притворяйся, что не знаешь. Души утверждают, что ты ворвался в их мир, похитил новорожденную из Колыбели и скрылся. До сих пор не прекращаются поиски. Я догадываюсь, что ты совершил всё это не просто так. С какой-то целью. Но зачем? Неужели нельзя действовать в рамках наших правил? Теперь придется всё исправлять и приносить извинения. Чистую необходимо вернуть.
— Фаргос, мне странно всё это слышать. С чего вы взяли, что именно я похититель? Вроде бы никогда не слыл душененавистником.
— Все находились на своих местах, лишь ты, Асторг, куда-то скрылся. И чуть позже затеял драку с темнокрылым. Придушил старшего Окову и напугал молодого. Который и сообщил, что ты прятал под рукавом Чистую. Куда ты ее дел? Уничтожил?
— Фактически, — не стал скрывать пойманный вор, — теперь ее уже не вернуть. И я сожалею, Хенджи. Это всё, что я могу сказать.
Какое-то время нахмурившийся Призрак сосредоточенно и молча изучал клубящийся под ногами воздух, холодный и густой.
— Негоже порочить наше положение, — наконец заявил он, поднимая голову и внимательно оглядываясь, — Чистые должны знать свое место. Их дитя похитили за острой необходимостью. Я принесу им извинения, а ты пойдешь и помиришься с темнокрылым. После этого тебя ожидает очень долгий отдых. Очень.
Асторг, не торопясь, направился к приоткрывшемуся Ходу, чтобы попасть к оскорбленному без промедления и лишних приключений.
— А куда ты ее все-таки дел? — полюбопытствовал фаргос, но Призрак сделал вид, что ничего не услышал.
