***
— Ну что, сейчас обедать, а потом гулять? — спросил у девушки Константин, едва они вышли из номера и направились в ресторан, чтобы наконец по-человечески покушать и выяснить, когда, где и что снимают. — Тут негде гулять, — спокойно ответила Соня, нажимая на кнопку вызова лифта, — город очень маленький и все достопримечательности мы видели, пока ехали сюда. Ты, конечно, можешь идти на все четыре стороны, а я предпочту поспать — вы с Кузнецовым так храпели, что вас хоть на «Евровидение» таким храпесенным дуэтом отправляй, — Гецати засмеялся. — Не смешно, Кость, — пихнула мужчину в бок. — И к тому же, если у нас съёмка завтра, то я тем более предпочла бы поспать. Сам знаешь, как я ненавижу поезда. Съёмку расследования, к радости Сони и Кости, назначили на послезавтра, решив снимать завтра очередные испытания для выпуска «Битвы». — И всё-таки, раз всё так сложилось, я предлагаю пойти гулять, Сонь. И поужинать где-нибудь в нормальном месте, а не в этом совковом буфете, который они называют рестораном. — Кость, неужели ты ещё не понял, что я с тобой никуда не пойду? Да и «нормальных», как ты выражаешься, мест, тут нет. Я уже была здесь — мы с Керро на расследование в какое-то ближайшее СНТ ездили полгода назад. Поэтому я знаю, о чём говорю, — Егорова опёрлась на стену — её порядком утомила настойчивость Гецати. Да и хотелось с Гришей поговорить. — В общем, ты можешь делать, что хочешь и идти куда хочешь, а я останусь здесь. Только баб в наш номер не приводи. — Обязательно приведу. Пятерых, — усмехнулся Константин. — Ночевать вместе с ними в коридоре будешь, — фыркнула Соня, выходя из лифта и направляясь к номеру. На самом деле, Егоровой очень хотелось пойти куда-нибудь с Гецати. Но осознание того, что осталось продержаться всего лишь 19 дней и повторяемое как мантра «Я — женщина-кремень! Я — женщина-сталь! Я не сдамся без бою!», не давали ей такой возможности. — Егорова, — тёплые руки обняли девушку со спины, — я прекрасно знаю, что ты — женщина-кремень и так далее. Но я очень по тебе скучаю. Ты нужна мне. Давай проведём этот день вместе. Тем более, завтра нам нужно будет выспаться, — поцелуй в шею где-то за ухом совсем вскружил девушке голову. — Ну хорошо, Гецати, уговорил. Тут рядом парк аттракционов. Пойдём кататься на карусельках. А ещё с тебя сладкая вата. Самая большая и самая розовая. — А липа не слопнется? — улыбнулся Костя. — Не слопнется, — улыбнулась Соня в ответ.***
— Господи, Егорова, мне 31! Какие нафиг карусели?! Да моя жора никуда не влезет! — завёл Константин всё ту же, что и минут 20 назад, шарманку. — Влезет твоя жора везде, Гецати! Не нуди! — Соня за руку потащила мужчину к будочке кассы. — И вообще, детство кончится тогда, когда эта самая жора перестанет в качели влезать. Не знаю, как твоя, а моя ещё влезает. На чём кататься будем? — Ну давай на колесе обозрения, что ли… Или что тут вообще работает? — оглядев накрытые чем-то до наступления тепла карусели, задумчиво протянул Костя, принимаясь затем изучать прайс. — Нет, Кость, колесо оборзения это скучно. Давай на «Орбите» прокатимся! Я на ней с детства не каталась! Да и не отделаешься ты просто так. Я ещё на машинки хочу, вон на ту карусель, — ткнула Егорова пальцем в медленно движущихся по кругу лошадок, жирафиков и слоников, которые помнили ещё, наверное, Горбачёва, а сейчас катали парочку детей, — и, так уж и быть, если ты настаиваешь, пойдём на твоё колесо. Гецати лишь тяжело вздохнул, доставая из внутреннего кармана кошелёк и прося билеты на всё.***
— Нет, Егорова, я тебя никогда в жизни за руль не пущу! — отщипывая кусок от «самой большой и самой розовой» сахарной ваты, сказал девушке Константин — они совсем недавно вышли с автодрома и теперь сидели на лавочке, поедая сладкое лакомство. — Ездишь, как Ленка моя! Хорошо, не по дороге, а всего лишь на электромобильчике! — Ты ещё скажи, что я — обезьяна с гранатой, — усмехнулась Соня. — Да и за руль меня совсем не тянет. Ты меня везде катать будешь. Будешь же? — дёрнула бровью. — Куда я от тебя денусь, Сонька? — улыбнулся мужчина, отрывая от сахарного облака ещё кусок. Сладкая вата была уничтожена, палочка от неё и горка скомканных салфеток отправились в ближайшую помойку, а Костя и Соня поднялись с лавочки и направились в сторону колеса обозрения. — Кость, оно такое большое… Я боюсь, — прячась за широкую мужскую спину, сказала девушка, едва они подошли к медленно вращающемуся аттракциону. — Ну ты чего, Сонь? — Гецати развернулся к Егоровой лицом и заключил её в объятия, крепко прижав к себе. — Я же высоты боюсь. — А на «Орбите» кататься не боишься, — усмехнулся мужчина. — Запомни, Соня, — это змеиное «с-с-с» в начале, щекочущее кончик языка, — когда я рядом тебе нечего бояться. А я рядом, — уже на ухо. — Пойдём, — лёгкое прикосновение губ к губам. — Один кружочек и ужинать. Тебе надо больше кушать, а то скоро ветром сдувать начнёт. Едва открытая кабинка, дёрнувшись, поехала вверх, Соня запаниковала и попросилась к Косте на руки — сидеть одной ей было крайне некомфортно. Гецати с радостью усадил девушку на свои колени и крепко прижал к себе, вдыхая сладкий запах её тёмных волос. В обнимашках смотреть на город с высоты птичьего полёта было не так уж и страшно. Пока кабинка не добралась до верхней точки, конечно. Там у Егоровой снова случился приступ паники, из-за которого она не реагировала на все просьбы мужчины не смотреть вниз. И Константин не нашёл ничего лучше, как заткнуть Сонин рот, из которого как из пулемёта сыпались нецензурные ругательства, поцелуем.***
Поужинав в каком-то более-менее приличном (по местным меркам) месте, пара экстрасенсов вернулась в гостиницу. Войдя в тонущий в сумерках номер, Соня потянулась было к выключателю, желая зажечь свет, но Гецати мягко перехватил её руку: — Не надо, Сонь. — В смысле, «не надо», Кость? Но Гецати ничего не ответил, поворачивая ключ в замке.