***
Когда Чимин вышел из кафе, закрывая запасную дверь на ключ, попутно выключая свет, было уже темно. Хозяйка ушла сегодня раньше, и ему было поручено закрыть всё самому. Иногда, бывало, совсем редко Чимин даже не возвращался домой, в ту захолустную комнатушку, а шёл гулять по ночному городу, покупал себе еду в круглосуточном супермаркете, всё съедал на свежем воздухе, радовался каждой минуте наступившей темноты под яркой луной. Луна. А точнее полумесяц — вот был знак, связывающий его и Намджуна. Спрятанная под лопаткой, эта метка что он не один в целом мире. Он белой завистью завидовал Чонгуку, живущему вместе с Юнги, с которым они удивительно гармонично сочетались, были примерно одного и того же социального уровня, да и характерами друг на друга походили. Он невольно сравнивал их и его с Намджуном, и находил очень много различий между ним и своим соулмейтом. Намджун был не из того мира, в котором родился Чимин, не привык себе отказывать — этим объяснялось то, почему он и слушать не хотел Пака, когда вздумал забрать его к себе. Намджуну, вероятно, никогда ни в чём дома, когда он был ребёнком, не отказывали. Чимин же рос в строгости, постоянном одергивании. Он не знал, что можно быть наглым, нахальным, грубым, и в то же время смелым, умеющим идти напролом. — Я тебя заждался, — машина Намджуна стояла припаркованная рядом с кафе. Сам молодой человек расположился, облокотившись на бампер, и ждал Чимина с улыбкой. Чимин напомнил себе, что нужно быть смелым и отстаивать то, за что хотел бороться, и подошёл к слегка опешившему Намджуну, притягивая его за выбившийся галстук и целуя в губы, напористо и сладко, бесцеремонно игнорируя прохожих. — Что это на тебя нашло? — Выёбываться перестал, — рассмеялся Пак и пошёл к своему пассажирскому месту. Намджун сел на своё и всё ещё ошарашенно таращился на заметно повеселевшего за последние сутки Пака. На нём лица не было при встрече с отцом и после, даже кошмары мучали, и сейчас перемена слегка пугала. — А на язык всё так же остёр, мне начинать волноваться? — Нет, всё в порядке, и если ужин уже у нас, то поехали домой, я устал, и мне нужно принять душ. — К чему спешка? — Намджун выгнул бровь. — У нас впереди весь вечер. — И я не хочу тратить его на раздумья, — Чимин бросил на заднее сидение рюкзак, Намджун повернул ключ зажигания, и машина тронулась с места. — Если я начну опять думать, то передумаю. — Понял. Не давать тебе долго думать. И вообще не давать тебе сегодня думать, — усмехнулся Ким. — Знаю я одно отличное занятие, при котором мозги вообще вышибает напрочь… — Забухать и отключиться? — хохотнул Чимин. — Нам обоим завтра на работу. — Нет, я не об этом. — Я понял, о чём ты. Но подколоть тебя — это святое. — Ах ты! Хочешь, чтобы я вышел из себя? Пожалеешь ведь. — Напугал быка красной тряпкой, — ухмыльнулся Чимин и заманивающе облизнул губы. — Если не проворонишь, то получишь сегодня гораздо большее, нежели поцелуй. — К чему такая щедрость, ваша светлость? — Говорю же, выебываться перестал! И к тому же… Я уже однажды говорил, что хочу, чтобы ты настаивал, — Намджун перехватил его взгляд в отражении бокового стекла и понял, что на него едва ли не впервые смотрят с нежностью. Дыхание от этого перехватывало похуже, чем когда тебя хватают за горло. Чимин умел быть непредсказуемым. — Так что… Спасибо, что настаивал.***
Чимин лез целоваться. Он ужасно просил ласки, и Намджун был готов отдавать её с тройной силой, лишь бы тот снова от него не закрылся. Третий раз он его не мог потерять, упустить, отпустить. Ужин, забытый в пакете, продолжал остывать, пока Чимин, вырвавшийся из объятий, улизнул в душ, а Намджун не мог прийти в себя, отпивающий десятую кружку кофе за день. Не один его мальчик нервничал, не находил себе места, потому что приглашение на ужин было лишь условностью, и оба это понимали. Действо переместилось в намджунову кровать сразу, как только Чимин показался из ванной, мокрый и абсолютно голый. Вышел нагишом сразу в объятия старшего, слегка стесняясь своей наготы и тела, а точнее, тех шрамов, которые теперь были видны глазу Намджуна. — Не смотри так. — Хочу запомнить каждую деталь, — прошелестел в ответ Намджун, игнорируя смущение младшего. — Такой красивый, — тихо шепнул он Чимину, и тот покрылся краской. — И весь мой. — Это потому что мы связаны? Намджун накрыл его губы своими. Целуя прерывисто, но глубоко, постоянно посасывая его губы, Намджун мягко касался там, где ещё недавно рубцевались раны, и хотел бы, чтобы Чимин никогда не испытал ту боль, которая была с ним и в которой он частично был виноват. — Это потому что я влюблён. Как слепой котёнок. Как полнейший дурак. Влюблён без памяти. Влюблён, Чимин, — Намджун не знал, как ещё донести до него, мнительного, но такого родного. — Я безумно, глубоко и страстно влюблён. — Страстно? — хихикнул Чим, перестав думать о чём-то лишнем. — Покажи мне, насколько. Намджуна не нужно было просить дважды. Он и с первого раза всё прекрасно понял. Забравшись полностью сверху, нависая, Намджун ртом исследовал шею, ключицы, грудь парня, а руками подхватил его под бёдра, под себя подминая. Разгорячённая кожа обоих покрылась мурашками. У Намджуна стояк уже упирался в бедро младшего, и Киму невыносимо хотелось скорее слиться воедино с тем, кого он так долго ждал, кому готов был вручить своё сердце в коробочке, если понадобится, если тот попросит, если впустит в своё, маленькое, но бесконечно храброе. Он надеялся, что Чимин думал так же. — Без глупой метки, — Намджун одновременно поцеловал его в губы, не давая опомниться, и начал медленно входить, реагируя на каждый вздох своего мальчика и останавливаясь, если что, — я люблю тебя даже так, без неё. Ведь от ненависти до любви — один шаг, а я возненавидел тебя раньше, чем узнал, что ты мой, родной, малыш. Видимо, я уже тогда чувствовал, что мы однажды сойдёмся. — Ага, и разойдёмся как в море корабли? — поморщившись, пошутил Чимин. — Нет, — огрызнулся Намджун, раздражившийся на эту фразу. Чимин всё ещё податливо ластился, и Намджун не рискнул бы назвать их секс просто трахом. Они занимались любовью. — Как айсберг и Титаник тогда уж! Считай, я разбился и потонул в твоих ледяных водах. Столкновение было стремительным и разрушительным. Теперь я навечно останусь рядом. — Оно было смертельным, Намджун, — погрустнев, выговорил Чимин и нашёл его губы, поцеловав их в темноте. Намджун был мягок, чем растапливал его заледеневшее сердце. — А я не хочу такого конца для тебя. Для нас. ** Они ели суши, пили вино, смеялись и целовались каждые пять минут, как обычная пара. Полгода назад Чимин о таком и подумать не мог, сидя в своей комнатушке и поедая быстрорастворимую лапшу. — Расскажи мне о своём брате, — попросил Чимин внезапно. Намджун отправил в рот кусочек красной рыбы и растерянно уставился на своего возлюбленного. — Зачем? Что ты хочешь знать? — Что захочешь рассказать. Ты его любил? — Очень сильно, — Намджун не знал, как и с чего начать. — Минчжун был замечательным. Он управлял частью компании, был очень умным и успешным, но его здоровье подкачало. Этим и воспользовался твой отец. — Что произошло? — На одном из вечером в честь очередной удавшейся сделки он выпил или съел что-то не то… — Намджун прикрыл глаза, тяжело выдыхая. Чимин сразу оказался рядом, его обнимая. — Точно доказать наличие яда в организме так и не удалось, а после его кремировали, так что и не сможем. А потом он поехал на своей машине, ему стало плохо, он не справился с управлением… — дальше он не продолжал. Чимин прижал его к себе сильнее, как будто это могло унять боль внутри. Хотя немного всё-таки могло. Намджун обнял его в ответ. — Прости меня. Прости меня… — За что? — За отца. — Ты — не он, и я должен был понять это раньше. Так что это ты меня прости. Это я ужасно виноват перед тобой. А на него… уверен, мы сможем найти управу. — Только не вляпывайся из-за него ни во что, ладно? — попросил Чимин. — А я тебе помогу. Обещаю.