Пурга вновь и вновь налетала и хлестала по защитному стеклу. Ничего не было видно не только из-за проклятого урагана, но и из-за ночной тьмы, что накрыла всё вокруг… Но на отдых просто не было времени: он может либо не успеть, либо скончаться от холода. Он и так поставил на кон свою жизнь, ибо более никто не согласился в такую метель идти километр, да ещё и ночью. Хотели довериться роботу, но тот бы потерялся, «сошёл бы с ума» от количества снега вокруг и попал бы в лапы к бандитам, солдатам или зверям, если последних можно считать таковыми. А Михаил хотел считать. Не зря он взялся за эту работу. Нет, для него это была не работа — это была его жизнь.
Всю дорогу он даже не шёл, а аккуратно скользил по земле ногами в толстых сапогах. И вот правая нога наткнулась на что-то. Михаил наклонился и ощупал. Мало что можно было узнать через шерстяную перчатку, но, доверяясь интуиции, он решил, что это мусорка. Обычная металлическая, наверное, прикрученная намертво к земле и, скорее всего, зелёная. А если рядом мусорка, то справа (он же сам двигался слева направо) должен быть дом, если не его руины. Михаил более уверенно зашаркал по направлению к мнимому строению и уже совсем скоро наткнулся на бетонную стену. Далее он двигался вдоль стены и дошёл до хлипкой деревянной двери, которая, он думал, была чёрным ходом. Неизвестно, как эта дверь здесь столько простояла, но Михаил одним резким движением сорвал её с петель и зашёл внутрь. Небольшой фонарик на лбу осветил в узком коридоре лестницу.
— Да, чёрт побери, чёрный ход! — похвалил Михаил сам себя.
За лестницей и направо скрывался тёмный кабинет. Окно в него загородили шкафом, но снег всё равно проникал через тонкие щели и растекался по своей половине комнаты. Михаил сел на незаснеженной половине и снял рюкзак. Открыл и проверил контейнер. Всё, безусловно, было в порядке. Потом он поднял левую руку и дважды постучал по пустому экрану холодоустойчивых часов. Те тут же загорелись зелёными угловатыми цифрами:
«23:27
02. 19. 2037»
И ниже, мелко:
«- 54°C | 101, 3 mcSv/h»
Он вздохнул. Есть ещё, по крайней мере, сорок пять минут, но лучше не обнадёживать себя и принять за срок полчаса. И неизвестно, что случится за это время: усилится ли буря или утихнет. В любом случае, он продолжит идти. И, не теряя времени на восстановление дыхания, он достал из рюкзака чёрно-белую печатную карту и внимательно посмотрел. Да, вероятно, он в магазине одежды, что на углу улицы. А если геолокатор на часах информировал, что цель в четырёх сотнях метрах от него, стоило двигаться вдоль дороги за следующим поворотом.
Когда Михаил оказался на улице, метель вновь взялась ласкать единственного живого в этом ледяном аду. Потеряв счёт времени, он шёл по дороге, иногда натыкаясь на машины, но сохраняя курс.
Он и до этого не чувствовал ни ног, ни рук, но сейчас… Сейчас что-то странное начало происходить. Он даже не понимал, двигается ли тело. Сам мозг заледенел, и мысли двигались со скоростью безногой черепахи. Да, возможно, и он сам скоро станет такой черепахой, когда все конечности придётся ампутировать. Пусть и так, но только когда он доберётся до бункера.
«Господи, дай мне сил, дай мне тепла,» — лепетал Михаил, десять лет назад отказавшийся от всякой веры.
Перед ним всплыли воспоминания совсем не большой давности. Буквально около часа назад главный сторож и его помощник смотрели на Михаила обреченными взглядами, будто провожали уже мертвеца. Наверное, то же чувствовал и Нил Армстронг, и Уилл Андерсон, когда ступали на поверхность неизвестной планеты. Но Михаил Горбунов ступал не в неизвестность, а наоборот — он прекрасно знал, что ждёт его холодная смерть. Пусть шанс один из ста, он должен был пойти. Одна жизнь за другую, а может, и за другие потенциальные жизни; так он думал. И с этими мыслями слепо шёл вперёд.
***
«23:58»
Аркадьев молча ждал и смотрел на давно остывший кофе в открытом термосе. Ему прямо так и сказали: ждать того, кто скорее всего не придёт. Зачем же тогда ждать, если все уверены, что не придёт? Ну, вероятно, стоило ждать — чем это помешает ночной смене? Ждать — не ящики таскать. Сиди себе и жди. Что тут такого? Но Аркадьев почему-то не мог так просто сидеть в своём кресле под двумя пледами поверх тёплого пуховика. Тревожные мысли роились в его голове и от чего — непонятно.
Сзади лифтовая кабина грохнула и открылась, от чего Аркадьев вздрогнул. Подошёл небритый его помощник, Люк Тэндон. Пусть Аркадьев недолюбливал чернокожих — нет, он не был расистом, он просто на дух не переносил американцев — с Люком он очень даже дружил, хоть и не всегда им везло оказаться в одной смене.
— Не пришёл ещё? — спросил помощник с лёгким акцентом.
Аркадьев помотал головой: нет, не пришёл.
— Как думаете, Ден Саныч, а придёт? — Аркадьев уже привык к сокращению собственного имени, пусть в начале его это и бесило. — Если не придёт, мы потеряем органы. Они столько стоят!
— Печень лошади стоит порядка шестидесяти восьми тысяч, — безжизненным голосом проговорил Аркадьев, — но сейчас она просто бесценна.
— Вот-вот! Мы потеряем две печени, да и хороший человек сгинет!
Что-то внезапно громко ударилось об дверь. За пургой и двумя толстыми стенами железобетона никто в жизни бы не услышал этот стук, если бы он не был направлен прямиком в решётку переговорного устройства. Оба сторожа уронили взгляд на мониторы камер. Аркадьев щёлкнул рычажком и перевёл камеру у входной двери в ночной режим. Среди всполохов под лучом фонаря, хлопьев снега, мечущихся в хаосе бури, у двери он увидел человеческую фигуру: прислонившуюся к бетонной стене, неподвижную, согнувшуюся в три погибели. Мужчины тревожно переглянулись. Аркадьев стрелой вылетел из-под пледов и, нажав кнопку открытия обоих дверей, понёсся к отсеку дезинфекции. Тэндон же схватил из-под стола автомат, снял и снова вставил магазин, проверяя боезапас, и пошёл за сторожем, на ходу передёргивая затвор. Тот уже второпях крутил вентиль гермозатвора. Трёхсоткилограммовая дверь поддалась и туго поехала в сторону, когда Аркадьев уже пролезал в проём. Уже скоро сторож и его помощник, минуя дезинфекцию, вносили на плечах запорошенного снегом курьера. Повалили человека на пол и сорвали маску. Синее от холода лицо ожило и хрипло прошептало:
— Рюкзак… в рюкзаке…
Негр, бросив автомат, побежал закрывать дверь, у которой уже образовался небольшой сугроб, а Аркадьев сорвал с человека рюкзак и извлёк голубой контейнер. Не веря собственным глазам, он открыл крышку, и из него повалил белый пар сухого льда.
— Боже… Врачей сюда! — вскричал Аркадьев.
***
Михаил Горбунов очнулся в общей палате спустя двое суток. Руку его пронизывала игла капельницы, а компьютер возле койки выводил какие-то данные о состоянии здоровья на монитор. Сразу после пробуждения Михаила компьютер вызвал врача. Тот рассказал, что Горбунов находится в очень тяжёлом состоянии и со дня на день может потерять почки. Также он сообщил, что пара ахалтекинцев*, что недавно слегли от чего-то, чем покормил их девятилетний сын главного ветеринара, пережили пересадку печени, и сейчас их состояние стабильно. Спустя ещё пять минут явился сам главный ветеринар и чрезвычайно отблагодарил Михаила Горбунова за такую самоотверженность и вклад в будущее экологии. К концу дня чуть ли не каждый член управления бункера Охотников посетил больного курьера с подарками и тёплыми словами. В конце-концов, врач запер палату и строго запретил посещение пациента ввиду плохого состояния. Михаил уснул счастливым человеком, однако ему не суждено было проснуться.
