pretend

Юнги проснулся от запаха гари, потянулся и потер глаза. Они с Хосоком приземлились в Японии довольно поздно и были слишком уставшими, чтобы начинать медовый месяц, так что они просто завалились спать сразу, как попали в номер отеля. — Боже, поэтому я и вегетарианец! — крикнул Чон. Юнги сдержал смешок, вызванный голосом его (теперь уже) мужа, надел футболку (хосокову футболку), и двинулся на кухню, где застал Хосока держащим указательный палец в чашке, полной льда. Юнги пристально посмотрел на него. Хосок выглядел измотанным, на нем была кофта Юнги и волосы забавно завились в кудряшки. Старший прочистил горло, и тонсэн закрутился на месте. Он уже было открыл рот, чтобы объясниться, но взгляд зацепился за Юнги. И Юнги заговорил первым: — Не знал, что у тебя волосы вьются. — Это моя футболка, — вздыхает младший, проигнорировал реплику хена, и принялся вытирать руки полотенцем. — А это моя кофта, — отрезал Юнги с игривой улыбкой. — Так что ты тут готовишь? Гордон Рамзи уже заходил? Хосок закатил глаза, скрестил руки на груди и отошел от плиты. — Я пытался приготовить тебе завтрак, — объясняет он, взяв в руки тарелку со сгоревшей яичницей с беконом, — Но я не так уж и хорош в этом. И, о, боже, нет, Юнги почувствовал, как краснеет. Не может такого быть! Мин Юнги не краснеет из-за кого-то там! Может, только из-за Чон Хосока, но… — Ты… Это, на самом деле, очень мило. — у Юнги буквально пропал дар речи от одной мысли о том, что Хосок попытался быть романтичным. Пусть и провально, но он пытался. — Мы можем просто пойти поесть где-нибудь, думаю, ты тоже голодный. — Да, я только переоденусь… — Не-а, оставь мою кофту. Это мило, — сказал Юнги, разворачиваясь и уходя назад к кровати, оставив Хосока краснеть в одиночку. — Хотя, знаешь, фартук с надписью «Поцелуйте Шефа» смотрелся бы получше: тогда у меня было бы оправдание. — Тебе не нужен фартук, чтобы решить, можешь ли ты меня поцеловать, — говорит Хосок, пожав плечами, и они оба тут же застывают, осознав, о чем идет речь. — Ну, просто, знаешь… Мы женаты, так что, думаю, ты можешь меня поцеловать. — Я поцелую тебя, когда мы оба будем готовы. И вообще, боже, сначала своди меня на свидание, — шутит Юнги, все еще стоя спиной к мужу. Чтобы скрыть румянец на своих щеках. Хосок собирался что-то сказать, но хен его перебил: — Я имею в виду настоящее свидание, на которое нас не заставили пойти твои родители. Они контролируют твою жизнь с самого рождения, и я устал от этого, ты уже взрослый и тебе нужно принимать свои собственные решения хоть иногда. А теперь пойди и оденься так, как хочется: и никаких костюмов, никаких галстуков. Хосок промолчал, не зная, что и ответить, и Юнги ушел переодеваться. Чон переоделся тоже: он надел простую футболку и джинсы, и, кажется, чувствовал себя самим собой больше, чем когда-либо раньше; он будто наконец делал что-то ради себя. Он был собой, и его приняли таким. — Готов идти? — спросил Юнги, войдя к нему. — Куда? — На самую высокую башню в Японии, Токио Скай Три.* — Я не очень люблю высоту… Юнги его даже не послушал. И они ушли.

***

Стоять в лифте, что ехал прямиком на двадцать девятый этаж Скайтри было просто ужасающе. У Хосока заложило уши, колотилось сердце, и, если честно, он бы с радостью лучше наслаждался видом открывающихся и закрывающихся в лифте дверей, чем выглянул в окно отсюда и представил, каким неловким было бы его падение, свались он с такой высоты. Двери наконец открылись, и Чон тут же почувствовал подступающую тошноту, когда увидел стеклянный пол. Юнги же, в свою очередь, трепетал от вида вокруг, и едва не выбежал из лифта, чтобы лбом прижаться к панорамному окну. — Хосок! Хосок-а! Посмотри, как тут красиво! Младший тяжело вздохнул, и, пытаясь сдерживать рвоту, подошел к мужу и даже попытался взаправду посмотреть, куда он показывал, но потом понял, что для него это слишком, и уставился на свои ноги. — Ага, тут здо-орово… — Тебе правда страшно? Прости, я не думал, что тебе станет плохо. Тебя не стошнит? Можем спуститься назад вниз, или, может, тут где-то есть туалет… — Хен, я в порядке. Просто немного испугался, ничего такого. — Если я буду держать тебя за руку, тебе станет лучше? — спрашивает Юнги. И Хосок наконец-то поднимает взгляд и смотрит в его карие глаза, чуть улыбается, и мягко кивает. Они переплетают пальцы их рук, и Чон чувствует себя ужасно странно, но в хорошем смысле. Он не привык к какому-либо физическому контакту вообще, особенно к тому, который считался интимным. Он и не знал, как сильно любит обниматься и нежиться с кем-то, пока не встретил Юнги. Мин помог ему осознать, сколько всего он упускал все это время. Теперь все, что осталось, это поцелуи, — да, этого еще долго не случится. Младший вздохнул, встал, выпрямив спину, глядя прямо в глаза своему страху. Глядя в окно. Вид и правда прекрасен, только ужасает пиздец, всего-то. Был восход. Некоторые здания уже выключили свет внутри, машины ехали внизу. Хосок уже не так сильно боялся: вместо этого он сфокусировался на том, как Юнги большим пальцем нежно поглаживал его ладонь, притворяясь, что кроме них тут больше никого и нет. А потом младший нашел себе вид получше, чем за окном. Он посмотрел на Юнги, и позволил себе внимательно вглядеться в каждую деталь: от бледных веснушек на его щеках вплоть до спадающей на глаза челки. Ему уже было все равно, заметит это Мин, или нет. Хосоку повезло иметь Юнги рядом, несмотря на то, что он и не любит этого признавать. — Очень красиво, правда? — говорит хен тихим мягким голосом, не отрывая глаз от зрелища за окном. Хосоков взгляд проскользил сверху вниз по парню, и на его лице растянулась улыбка. Так что Чон, продолжая смотреть на супруга, ответил: — Да. Очень. Но он был уверен, что они говорили о разных вещах.