pretend

— С днем рождения! Хосок зажмурил глаза, раздраженный таким внезапным грубым пробуждением от Юнги, набросившегося на него. Он спихнул с себя старшего и зарылся в одеяло, накрывшись с головой. — Давай, принцесса, вставай, я тебе кое-что купил! — Надеюсь, это беруши, чтобы ты мне больше не докучал, — саркастично ответил Хосок, стараясь этим скрыть тот факт, что его щеки порозовели от такого прозвища. — Нет, это еда! Хосок сел, глядя в глаза стоящему у кровати Юнги, который прятал что-то в руках за своей спиной. — Что это? — Тебе нужно пойти и взять. — Юнги, это наводит на определенные мысли… Но Мин игнорирует его, начиная отходить назад — так, чтобы спрятанного за спиной подарка все еще не было видно. Он даже вышел из комнаты ради этого, на что Хосок лишь закатил глаза, сдался и принялся одеваться. И тогда Юнги оказался у него за спиной, закрыв чужие глаза ладонями, и таким образом начал вести его на кухню. — Юнги, если ты собираешься спустить меня с обрыва… И его муж начал петь «С днем рождения», через пару секунд остановившись и убрав руки с хосокова лица. И Хосок, открыв глаза, увидел на столе домашний торт с горящей в середине свечой. — Загадай желание. — Юнги… — начал Чон, улыбаясь. — Да, я знаю, что выглядит он не лучшим образом, но это хоть что-то. — Он прекрасен. Правда. Спасибо. — Загадывай уже желание, — хихикает старший, тыкая его в плечо. И Хосок тут же наклонился и задул свечу. — И что ты пожелал? — Секрет. Юнги застенчиво улыбнулся: — Ну и ладно. Бал начнется уже скоро, и скоро приедут твои родители, так что тебе стоит переодеться. И Хосок ушел. И вернулся уже в смокинге, с маскарадной маской на лице, посмотрелся в зеркало, и уже было собирался войти в ванную, когда, приоткрыв дверь, увидел за ней все еще одевающегося Юнги. Не то, чтобы Хосок был вуайеристом… Да и Юнги был не полностью нагой — на нем не было лишь верха, рубашки, и он стоял, повернутый к Хосоку спиной. Чон замер, едва не разинув рот от этого зрелища: он видел каждую мышцу, наблюдал за каждым движением мускулов. А потом Юнги обернулся. И Хосок увидел все остальное: и шрамы, и швы, что покрывали бледную грудь старшего. И Чон, под пристальным взглядом Юнги, даже отступил назад. — Какого черта ты делаешь? — Я просто… — Хосок замолчал посреди предложения. Он знал, что Юнги злился не потому, что тот смотрел, как хен переодевается. Нет, он злился, потому что младший увидел его шрамы. — Откуда они? — Выметайся, — шикнул Юнги, в один шаг сократив расстояние до двери, закрывая ее. Хосок прислонился лбом к дереву и вздохнул: — Юнги, мне жаль. — Не нужна мне твоя жалость. — Тогда откуда отметины? — Люди не так уж и дружелюбны по отношению к бездомным. Меня избивали не раз и не два, и некоторые шрамы не исчезли совсем. Это лишь очередное напоминание о том, как я проебался, и я его ненавижу. — Ты не заслужил этого. — Нет, заслужил. Если бы я только послушался, то мог бы всего этого избежать. Черт, да я мог бы быть таким же богачом, как ты. — Я все еще считаю тебя красивым. У тебя есть старые недостатки, из прошлого, и это нормально; у меня тоже. Впусти меня, я тебе покажу. Прошло несколько мгновений в полной тишине, а затем дверь ванной открылась. И Юнги, уже полностью одетый, позволил тонсэну войти. И тот, в свою очередь, убрал прядь волос со лба, показывая крошечный шрам над бровью. — Этот остался после того, как я врезался в прилавок в магазине, — начал он. А потом приподнял рукав, показывая на маленький тонкий белый шрам на пальце. — Пытался помочь маме с готовкой, а в итоге чуть не отрезал себе палец. Я, как ты мог заметить, не лучший повар. И Юнги хихикнул, так что Хосок продолжил: — Шрамы на теле одного человека никак не должны влиять на то, что об этом думает другой. Всякое случается, но на то оно и зовется шрамом — оно ведь случилось в прошлом. Да, остается постоянное напоминание о том, что когда-то случилось, но стоит воспринимать это, как что-то позитивное. Похлопай себе, за то что пережил эти раны. Скажи себе, что ты все еще прекрасен. Потому что ты, Мин Юнги, ты все еще прекрасен для меня. Юнги, стеснительно улыбаясь, потянулся вперед и провел подушечкой большого пальца по шрамику над хосоковой бровью. А потом заключил того в действительно крепкие объятия, ничего не говоря. Да и им этого было не надо. Это не та самая часть-клише, где они целуются. Не та часть, где они наконец скажут друг другу слово на букву л. Они правда еще не были готовы к этому, и ожидание не было чем-то страшным. — Ты сейчас сказал это все серьезно? — мурлычит Юнги Хосоку в плечо. — У меня нет причин лукавить. И старший обнял его еще крепче, продолжая: — Спасибо.

***

— Это… целая куча богатых людей. Хосок смотрит на мужа: — И это мы еще даже не зашли внутрь. — Класс. Они вошли плавно, грациозно; маскарадные маски закрывали глаза. Их смокинги сочетались один с другим, и двое дворецких, открывших им тяжелые двери, взглядом провожали знаменитую пару. Хосоковы родители сразу же узнали их, торопясь подойти поближе. — Хосок-а! Как прошел ваш медовый месяц? Япония так красива, как все говорят? С днем рождения! — Она, безусловно, прекрасна. Было замечательно, спасибо. Юнги подключился к разговору с отцом его мужа, пока миссис Чон наклонилась к уху сына: — Пара гостей очень хочет вас видеть, — сказала она ему. — И кто же? — спрашивает Хосок. — Родители Юнги! Они только что прибыли, и они очень взволнованы встречей с сыном. Младший Чон замер, в ту же секунду перестав растягивать губы в фальшивой улыбке. — Кто их пригласил? — Они сами себя пригласили! Они просто пришли, предъявили паспорта; это точно его родители! Что-то не так, Хосок-а? Я знаю, что в прошлом у них не ладилось, но… — Они едва ли были частью его прошлого, — огрызнулся он. — Не будешь ли ты добр, как хозяин вечеринки, пойти и пообщаться с ними? Не будь таким грубым, Хосок. Они гости! — сказала миссис Чон и поспешила удалиться, уводя за собой супруга, оставив пару молодоженов наедине. — Все нормально? Ты какой-то нервный. — Юнги, нам надо идти. — Но мы только что пришли! Фуршет сам себя не съест… — Просто держи маску на лице и пошли за мной, пожалуйста, мы не можем… — Юнги-я? Это ты? Парни оборачиваются, и перед ними во всей красе стоят, должно быть, мистер и миссис Мин. С растянутыми в широких улыбках губами. — Прошло так много времени! — Недостаточно много, — буркнул Юнги себе под нос, стараясь всеми силами игнорировать тот факт, что он задрожал. Мин стянул с лица маску, пристально глядя на них. — Вас тут быть не должно, вам надо уйти. — Но это ведь день рождения твоего друга, мы тоже должны были появиться… — Это день рождения моего мужа. Если вы решили просто вот так взять и материализоваться из воздуха, то тогда должны были, как минимум, учесть мои предпочтения. — Сын, мы лишь пытаемся наставить тебя назад на путь истинный. Сначала ты отшельничаешь, потом оказываешься замужем за мужчиной? Это не та жизнь, которой мы для тебя хотели… — начал господин Мин, но Юнги, сжав кулаки, перебил его: — Да вы вообще ничего для меня не хотели! Вас не было рядом. Вы никогда не учили меня правильному и неправильному, никогда не помогали учиться на своих ошибках — лишь заставляли меня чувствовать себя так, будто это я ошибка. Факт того, что вы считаете себя хорошими родителями, сам по себе изумителен. — Да как ты смеешь так говорить со своим отцом! — Нет, как вы смеете просто вот так взять и случайно объявиться, ожидая, что все будет отлично! — крикнул Юнги, на что со взволнованными лицами начали оборачиваться рядом стоящие гости. Но Хосок лишь молча стоял рядом, мягко обвивая рукой юнгиеву талию для моральной поддержки. — Как вы смеете вернуться, стоило вам услышать, что я больше не нищий! Как вы смеете вернуться и ни во что не ставить мою ориентацию, как вы можете использовать собственного сына ради славы! Знаете, сколько раз я не мог уснуть, рыдая, все думая, что я сделал не так, и увижу ли я вас когда-либо вообще? Знаете, как долго я винил себя за то, что вы меня бросили? Мне потребовались годы, чтобы перейти это, я построил тысячи стен, а теперь вы пытаетесь все их разрушить. Вы сделали мою жизнь адом даже не будучи ее частью! Госпожа Мин уже было открыла рот, чтобы что-то сказать, но затем все же решила промолчать. — Вам стоит уйти, — сказал Хосок. — Пожалуйста, не заставляйте меня просить охрану проводить вас к выходу. — Ты не перестаешь нас разочаровывать, Юнги, — сказал его отец, и они с женой удалились. Юнги, все еще сжимающий кулаки, стоял с наполненными слезами глазами, снова и снова прокручивая в голове слова отца. Хосок встал перед ним, взяв чужое лицо в ладони. — Не слушай их, — сказал он, — они не были в твоей жизни раньше, и им незачем быть в ней сейчас. Юнги был благодарен за то, что маска отлично скрывала слезы, катящиеся по щекам. Он ненавидел плакать, и особенно он ненавидел плакать на публике. И после нескольких секунд молчания, младший заговорил снова: — Ты в порядке? — Я просто очень хочу чизкейк, — шмыгнул он в ответ, не поднимая взгляда от земли. — Как насчет украсть чизкейков из буфета и свалить отсюда? — предлагает Хосок. И, если честно, хосоков день рождения мог пройти в разы хуже. Но напиться, объедаясь чизкейком вместе со своим супругом звучало как отличный план.