«Мы в петле. Идите наверх. Заметки»
— И что всё это значит, Сэм? — она озадачено посмотрела на него, но в его глазах отражалось не меньшее недоумение. — Кхм. Похоже, мы в петле. И твоя эта бесконечность тому... свидетельство, что ли. Подсказка. Как и напоминание в телефоне. Оно на каждый день выставлено. — Бесконечность... Вечность и замкнутое время. Странно только, что мы это увидели. То есть, временные петли, вроде бы всегда повторяют дни точь-в-точь. — Значит, мы здесь уже не первый день, Шерри, раз обстоятельства меняются. — Возможно. Тогда пойдём наверх, что ли. — Пойдём, конечно.***
К семи утра они просмотрели все свои заметки из предыдущих дней и освежили в памяти примерную картину происходящего в этом особняке и на холме в целом. Но Сэма тревожило не столько отсутствие вариантов спасения, сколько пропажа дара Шарлин и его вероятный «переход» к Генри. Всё это подпитывалось ещё и подозрением об их неслучайном попадании сюда, которое, очевидно, с каждым предыдущим днём этой странной петли только укреплялось. — Думаешь, они знали о петле? То есть, замечали что-то такое? — Не думаю: мы не сразу сообразили, да и до сих пор соображаем что к чему. А они все вряд ли даже верили в потустороннее. Да у них, судя по всему, и без того темноты в жизни хватало. — Сомневаюсь, что петля запускалась именно поэтому. Нельзя делать вывод только по Чейсам и Агате. Хотя, она вообще к парам не особо-то и клеится. — Почему же, — Сэм подвинул дело о пропаже Хуверов. — Мелисса Хувер и пятый сон Генри. — В нём она не просто ссорилась с мужем, а прямо выясняла отношения по-полной. — Вот именно. И все женщины из пропавших пар плакали в его снах под одним и тем же деревом. — Но под каким — непонятно. В саду полно старых яблонь, груш, слив; каштаны за домом. А ещё длиннющая аллея исполинских буков. Как найти то самое? Генри видел его довольно смутно: большое, размашистое — и всё. — А что если это то самое дерево, на котором повесили ведьм? — Вполне логичная связь была бы. Сэм открыл папку с историей холма и делом ведьм. Отыскав нужные страницы, он несколько раз внимательно перечитал описание их казни и изучил её изображение на затёртой гравюре. — Оторвать бы руки тому гравёру — ни черта толком не понять. — Ну, — Сэм усмехнулся и почесал затылок, — это точно не хвойное дерево. Значит, вероятность совпадения с деревом из снов велика. — Думаешь, наше спасение там? — с надеждой спросила Шарлин. — Не знаю, Шерри. Но в нём определённо есть какие-то ответы. Или под ним. — Сэм разложил рядом с гравюрой рисунки снов Генри и ещё раз сравнил деревья. — Я вот подумал: что если Генри снились не живые, а их души? — Хочешь сказать, что они похоронены под тем деревом, а плакали, потому что их так никто и не нашёл, не упокоил? То есть, мы неправильно трактовали его сны? — Как вариант. — Тогда кто это сделал? И где их мужья? Почему о них толком ничего не снилось? — Не знаю, что с мужьями, но все ответы явно в их жёнах — акценты в основном только на них. — А мы, Сэм? Мы абсолютно не вписываемся в эту историю, даже если все наши допущения верны. А что если... — голос её задрожал, когда она указала на рисунок четвёртого сна Генри, — что если эти силуэты у ворот — это мы, Сэм? Он прижал её к себе и, нежно поглаживая мягкие волосы, тихо ответил: — Давай немного поспим. Мы явно почти не спали. Я заведу будильник.***
Шарлин проснулась в объятиях Сэма. Его тепло не просто согревало — оно создавало иллюзию обычного семейного утра вдали от этих чёртовых мест. Счастливого утра счастливых, не обречённых, не проклятых Судьбой людей, любящих друг друга до бесконечности и не тоскующих до одичания. Казалось, вот-вот прибежит их смышлёный малыш, плюхнется на кровать и потребует завтрак в саду. Следом тихо прокрадётся сонный Мишель и уляжется в ногах, чтобы ещё немного вздремнуть. Шарлин накроет стол в увитой роскошными розами беседке, а после завтрака они все вместе поедут к озеру или в лес, а может, и в горы. А по возвращении домой, поздним вечером, вымотанный Генри крепко уснёт, Мишель уляжется у двери в сад, а они с Сэмом откупорят бутылку выдержанного красного вина, зажгут камин и окунутся в свою крохотную Вселенную — Вселенную счастливых, непомерно счастливых людей. Шарлин поцеловала спящего Сэма и снова закрыла глаза, но раздавшийся где-то неподалёку грохот вынудил выбраться из уютных объятий. Она бегло осмотрела комнату: на полу, у часов с маятником, лежал портрет Агаты Милн. Когда Шарлин подошла к нему и подняла, чтобы повесить на место, с соседней стены одним рывком слетело ещё несколько картин, а следом распахнулось окно. Сэм тут же вскочил с кровати, направив обрез на него. — Какого чёрта? — Не знаю. Сначала упал портрет Агаты Милн, потом остальные с той стены, потом и окно. Не думаю, что случайность. — Согласен. Они ведь совсем не случайны, как мы знаем. — Сэм почесал затылок и бросил обрез на кровать. — Чего заулыбалась? — Вспомнила, как Дин боялся картин Бексиньского. — Я, признаться, тоже их побаивался. Но меня успокаивало, что ты не повесила их над нашей кроватью как в Рочестере. — Мне так не хватает этого: нашего уюта, лёгкости, дурацких страхов Дина... — Мне тоже, Шерри. — Сэм взял её за руку и вкрадчиво добавил: — Потерпи ещё немного. Выберемся отсюда и всё наладим, моя хорошая. Обязательно наладим. — Честно говоря, сильно в этом сомневаюсь. — Не сомневайся. Сэм поёжился и направился к окну, центральная створка которого вовсю колотилась от буйных ветреных порывов. Шарлин же повесила упавшие семь картин обратно и стала внимательно их изучать. Четверть часа спустя Сэм наконец-то справился с «гуляющим» окном и подошёл к ней. — Странно... — Не странные, конечно, но мрачноватые. Хотя и свет тут паршивый, полумрак фактически. — В том и дело. То есть, не в освещении комнаты, а в цветах и свете этих пейзажей. — Шарлин прошла вдоль стены и, присмотревшись к идентичным мелким подписям в левых верхних углах, вернулась к Сэму. — На каждой стоит имя Агаты Милн и дата написания. — 1844-ый. — Ага. Причём вторая его половина. В холле и коридорах тоже в основном её пейзажи, но более ранние. — И что? — Да особо ничего такого, — протянула Шарлин, вглядываясь в центральный пейзаж, очень похожий на «Лужу под дубом» Дюпре. — Просто... просто буквально вначале того же сорок четвёртого, она писала такую светлую, лёгкую, пастельную природу. Довольно неплохо, кстати. А потом прям резко ударилась в «интимный» пейзаж. — «Интимный» — когда художник не просто пишет природу, а передаёт своё восприятие через свет и приёмы? Как барбизонцы? (1) — Именно. — Всё равно не улавливаю, что конкретно тебя смущает? — Не смущает — скорее наводит на мысль... Обычно последователи барбизонской школы писали исключительно на открытом воздухе. Следовательно, всё что видели вокруг себя — то есть реальные пейзажи. Вот и подумала, что в этих последних пейзажах Агаты возможно есть хоть какие-то подсказки. — Тогда ты займись ими, а я пойду поищу что-нибудь съедобное. — Все продукты закончились, Сэм, — уныло напомнила Шарлин. — Ну... здесь ведь есть пруд — может, и рыба там ещё водится. Да и «устричные» грибы наверняка ещё кое-где остались. На крайний случай, буду ловить кроликов. — Кроликов? — скривилась она, представив весь этот «изысканный» обед. — Шерри, вариантов в конце ноября у нас почти нет. Всё же лучше, чем есть крыс и жаб. Которые, кстати, уже наверняка в спячке. — Ну, тогда иди, а я займусь чем-то поинтереснее. Наконец-то.***
Стрелки часов «шагнули» на семь вечера. Шарлин подпёрла рукой голову и бездумно пялилась на портрет юной Агаты Милн. Все попытки связаться магией крови с Генри и Дином оказались тщетными, и теперь тягучее уныние медленно расползалось по венам, нашёптывая о нерадужном конце. — Эй, — Сэм легонько коснулся её плеча и присел рядом, — что-то ты вкрай поникла. — Генри там беспомощный совсем. Что если он снова видит какие-то сны или видения? Что если он совсем напуган и ждёт нашей помощи? — Успокойся, Шерри. Успокойся. Он не один ведь: с ним твои родители, Тайлеры, Бэн с Дином. Думаю, все вместе они смогут поддержать его. Выберемся... — Выберемся ли? Мы ничего не можем поделать, Сэм. Новой информации не добыть, на помощь даже магией не позвать, а для более серьёзных ритуалов у нас из подручного ничего такого нет. Благодаря одной идиотке. — Не вини себя. Каждый может ошибиться. Особенно, когда речь идёт о близких. Я тоже хорош: на себя понадеялся, а стоило бы Дина взять. Так что, если на то пошло, я такой же идиот. Мы найдём выход. Найдём. Шарлин посмотрела на него и натянуто усмехнулась. Ей хотелось верить каждому уверенному слову, но в красивых зелёных глазах отражалась лишь угасающая надежда на спасение. — Нам осталось три дня, Сэм. Три. — Это всего лишь предположение, Шерри. — Навряд ли. Это же очевидно, Сэм. Все трагические события на этом злосчастном холме случались именно на восьмой рассвет: ведьмы, Агата, остальные пары. Наверное. — Вот именно: наверное. Вообще странно, что в магию тогдашние местные фанатики верили, а тела ведьм элементарно не сожгли. Наверняка же знали, что те останутся неприкаянными мстительными духами. — Идиоты потому что — всё просто, Сэм. А если серьёзно — думаю, они не предполагали даже, что в этих непроходимых лесах когда-нибудь кто-нибудь захочет побродить. — Наверное потому. — Знаешь, — Шарлин вдруг осенило, — может, нам стоит не с Элли связываться, а с ведьмами? Вдруг всё совсем не так как кажется? Такое ведь не раз бывало. — А если именно так? Мы можем здорово нарваться: ты хоть раз встречала доброго двухсотлетнего призрака? Ну, кроме твоих болотных друзей. — Не встречала. — Вот и я о том же. Давай лучше снова попробуем связаться с Элли через доску. — Она тратит слишком много сил, Сэм, и чтобы более-менее ёмко «поговорить» с ней, придётся ещё лет триста над доской чахнуть. — Ладно, — Сэм потёр лицо ладонями и, выдержав небольшую паузу, предложил: — Давай попробуем призвать призрак Элли. Ритуал простой, для него у нас всё есть. Тем более, что она, по идее, постоянно в этом доме. — В доме, говоришь... Вот никак не пойму, почему она здесь. И ведьмы: Элли «сказала», что они возвращаются. Если они и правда возвращаются сюда периодически, а тела их в лесах у подножия холма, может... — Может, они цикличные призраки, да? — продолжил за неё Сэм. — Да. Что если всё-таки мы действительно не так поняли эту историю. За столько лет кроме дурной славы здесь ведь ничего такого не замечали. У Агаты были вполне естественные причины для суицида, и ничего паранормального — по типу двигающихся предметов, голосов, шумов и прочего — тоже не водилось, вроде бы. Может, потому всё так и «тихо» — цикличные призраки, обычно, не причиняют вреда же. — Допустим. А как тогда объяснить бесследные исчезновения предыдущих пар и эту странную петлю? И почему мы никак не можем связаться с Дином магией? Внутри вдруг всё сжалось, когда молнией ударила одна очень муторная мысль. Шарлин сцепила руки в замок и рвано озвучила: — Сэ-эм... А может, всё гораздо проще... Может... может, мы уже мертвы? Вдруг эта петля... загробная, а наши души пленники этого особняка и того, кто или что за ним стоит? Цикличные призраки появляются на месте смерти или там, где находятся их тела, так ведь? Сэм опешил: такое предположение явно застало его врасплох. Он откашлялся и, утвердительно кивнув, несколько раз молча прошёлся по комнате и вернулся к Шарлин. Едва улыбнувшись, он притянул её к себе и невесомо, будто и правда был призраком, поцеловал в губы. Шарлин ответила таким же флёровым поцелуем и по-детски серьёзно спросила: — Думаешь, призраки ничего не чувствуют когда целуются? Сэм засмеялся. — А они вообще целуются? — Не знаю. — У нас есть видео сеанса с Элли, — уже серьёзней продолжил он. — Мы живее живого, Шерри. Нет причин думать иначе. — Эти стены давят на меня, Сэм. Стены, вся эта история с твоей отложенной смертью, пропажей моего дара... Мне не по себе, Сэм. Сильно не по себе. Мой дар давал колоссальную уверенность, некое бесстрашие. А сейчас... сейчас я чувствую себя той маленькой одиннадцатилетней девочкой, которая впервые предрекла смерть. Нам нужно узнать, что на той стороне, Сэм, иначе я... — Хорошо, — тихо ответил Сэм. — Серьёзно? — Да. Раньше, похоже, я был категоричен в этом вопросе, но мы в беспросветном тупике. Так что, давай попробуем. Речь, я так понимаю, идёт о призрачной плоскости? — О ней. — Хорошо. Тогда давай готовить ритуал. Какой способ выберем? Шарлин юркнула к кровати и, открыв свой чемодан, вытащила три небольших кожаных барабана, освещённых старейшим гаитянским жрецом. — Эти барабаны — наследие со времён рабства. Они помогут войти в пограничный транс, и тогда моя душа сможет получить определённую свободу. Придётся, правда, выпить немного всякой гадости и попеть на креольском, но это самый... — Сама, значит, собралась? — перебил её Сэм, смерив недовольным взглядом. — Сэм, кто-то должен страховать меня. — Насколько я знаю, для меня достаточно свечей и простейших слов от медиума, чтобы стать призраком на время. Памэла так делала, когда Аластар пленил жнецов. — Но я больше не медиум, Сэм. Я могу пользоваться только своей жреческой кровью. И то в редких случаях, как этот. Сэм задумался, и Шарлин, пользуясь этим, выпила два гадостных зелья для ускорения расслабления и присела на софу. — Я всё видел, — кивнув на пустые стеклянные пузырьки, укоризненно озвучил он и поставил стул напротив Шарлин. — Я просто хочу узнать правду, Сэм, а ты слишком долго думаешь. Не злись. — Да не злюсь я. — Он присел на стул и уставился на барабаны. — Ну и какая моя роль? — Когда я отключусь, ты должен будешь следить за моим пульсом. Минуты три он будет обычным, потом — едва ощутимым. Но как только он перестанет прощупываться — быстро и громко бей в барабаны. Сначала в этот. — Она взяла пурпурный барабан и, положив себе на колени, ударила по нему обеими ладонями. После положила два одинаковых красных барабана слева и справа от себя и поочерёдно ударила и в них. — Потом в эти два. Одной ладошкой. — Двумя руками в центральный, левой в левый, правой в правый, — резюмировал Сэм. — Верно. И так пока я не вернусь. А если не вернусь... Нет, я обязательно вернусь. Никак иначе.***
Шарлин брела пустыми коридорами особняка, вглядываясь в полумрак призрачной завесы, но до сих пор не встретила ни единой души. Зато невнятный шёпот слышался отовсюду: «шептали» и хмурые стены, и колышущиеся потрёпанные занавески, и просевшие массивные двери комнат. Она остановилась и попыталась разобрать о чём «говорил» особняк, но не вышло. — Элли, — в унисон фантомному шёпоту тихо позвала Шарлин и побрела в правое крыло второго этажа. — Уходи, — послышалось где-то рядом. — Элли? Элли, это ты, стало быть? — Уходи, — пронеслось буквально над ухом. — Уйду, как только ответишь мне. — Уходи. Иначе они придут и за тобой. Уходи. — Кто придёт? Души ведьм? — Уходи. — Элли, послушай, у нас всё меньше времени. Мы все, очевидно, застряли в этой ловушке. Мы с Сэмом в тупике, а ты — единственный источник новой информации. Почему вы все до сих пор ещё здесь? Если здесь, конечно. Шарлин резко остановилась, когда перед ней вдруг материализовался призрак Элеоноры Батерсвилль. — Наконец-то. — Они не отпускают. Чёртовы ведьмы, — едва слышно ответила Элли. — Почему они возвращаются? — Петля — ловушка, чтобы не спугнуть, незаметно затуманить и оставить добровольно здесь. Это всё, что я поняла, — заговорщицки объяснилась Элли. — Зачем им это? И почему так избирательно? — Не знаю. — Элли, все пропавшие женщины плакали под одним деревом. Все ваши кости под ним, да? В этом причина? — Там не кости — там слёзы. Кости — там, где ведьмы. — Слёзы? Элли воровато огляделась и, схватив Шарлин за руку, «перенесла» в спальню Агаты Милн. — Это дерево, — она вытянула руку в сторону окна, — дере... дер... Но продолжить Элли не смогла: она «заморгала» и, скорчившись, точно её разрывало изнутри, с воплем исчезла. Будто и не было вовсе.***
— Порядок? Сэм убрал барабаны в сторону и помог Шарлин сесть ровно. — Почти, — массируя виски, ответила она. — Давно я так не делала. Голова стеклянная теперь. Уф... — Чем помочь? — Само скоро пройдёт, не волнуйся. В общем, призраков кроме Элли я так и не встретила, но их шёпот... шёпот этих стен, Сэм... Они все здесь. Элли сказала, что петля и правда напускная, чтобы души добровольно остались здесь. — Зачем? — Не знает она. Ещё сказала, что под деревом не кости, а слёзы. — Слёзы? — Да. Но это мы и так знали — они ведь плакали под деревом. Это, наверное, и имела в виду. Сказала, что кости там, где ведьмы. — Хм. Где ведьмы? В лесах у подножья, что ли? — Вероятно. — Их тоже сбросили с обрыва? Или может сами? — Может... — вздохнула Шарлин. — Как я устала от этих бесконечных догадок, Сэм. — Знаю, Шерри. Знаю. Но по-другому никак пока. А что за дерево? — Элли не успела. Перенесла меня сюда и указала на окно, а потом её будто выдернули силой. Ведьмы, наверное. Едва она успела встать и повернуться к окну, как с тягучим скрежетом открылась его центральная створка. Шарлин переглянулась с Сэмом, и они медленно подошли к распахнутому окну. Но ответом на их недоумение стала лишь молчаливая смоляная темнота снаружи. — Тихо как в склепе. Даже ветра нет. Мы, похоже, должны были увидеть подсказку. Сэм закрыл створку и потёр переносицу. Шарлин прислонилась к стылой стене и в унисон его измотанному тону ответила: — Дерево там, наверное. — Наверное. Целая аллея огромных голых буков, — с досадой протянул Сэм. — Да уж... Я вот думаю: после таких «выбросов» слабые призраки навряд ли смогут быстро вернуться. А Элли прилично так «выдернуло». Да и в комнате та же температура осталась. — Может, и не она? Может, кто другой. Кто-то посильнее и постарее, — пожал плечами Сэм. — Ох, Сэм... Может... Давящий полумрак и накопленная усталость застали Шарлин врасплох: глаза непроизвольно закрылись, и тело плавно начало «таять», умножая заветную расслабленность. Мгновенье спустя, сквозь приятную дрёму, крепкие руки Сэма подхватили её, вероятно, у самого пола. Шарлин резко открыла глаза и несколько раз тряхнула головой. Сэм мягко улыбнулся и, аккуратно опустив её на край кровати, заботливо объяснил: — Ты уснула стоя. Даже ледяная стена не помешала. — Глаза болят от напряжения: никогда столько не читала несколько дней подряд. Да и спали мы, похоже, за последние дни всего ничего. — Отдохни немного, а я приготовлю ванну. — Отдохнём потом вместе. — Шарлин хитро улыбнулась и поцеловала Сэма. — Ладно, пойду разогрею остатки кролика и заварю мятный чай. — Хорошо. А я займусь водой и камином. — Ты прелесть, Сэм Винчестер. Очаровательный донельзя. — Перестань. Говоришь, как с маленьким. — Просто мне нравится тебя дразнить. — Я заметил. — Ну хорошо: больше не буду. Обещаю. Сэм махнул рукой и ушёл в ванную, а Шарлин поплелась к двери, попутно обдумывая, как связаться с ведьмами с минимумом риска и, главное, втихаря от Сэма. Массивные резные часы, точно набатом, пробили десять вечера. Шарлин зачем-то сверилась со своими наручными и перевела взгляд на портрет Агаты Милн, сиротливо висящий над камином. — Что же тут происходит, Агата? Что творится в этом чёртовом доме? — задумчиво произнесла Шарлин. И похоже её услышали: стекло на портрете вдруг треснуло, и точно по этой линии разорвалось и само полотно под ним. Шарлин бегло огляделась и, сняв его со стены, позвала Сэма. Он буквально прибежал на зов. — Что случилось? — Помоги мне. Сэм аккуратно снял раму со стеклом и, разорвав полотно сильнее, обнаружил тоненькую книжку в сотню страниц. На кожаной тёмно-зелёной обложке красивым золотистым курсивом была вытеснена надпись «Агата Милн. 1844. Осень».***
Сэм шёл медленно, буквально на ощупь: мутный свет фонаря тускнел с каждым шагом — аккумулятор вот-вот должен был сесть. Сквозь неуютную тишину скорбным шёпотом пробивалось чьё-то жалостливое пение, тонкой нитью ведущее в темноту зимнего сада.Баю-бай, не плачь, засыпай, малыш, Засыпай, малыш. Когда ты проснёшься, у тебя будут все эти красивые лошадки, все эти красивые лошадки. Чёрные и гнедые, в яблоках и серые — все эти красивые лошадки...
Сэм крепче сжал обрез и направился по колыбельному «следу». Несколько минут спустя под колонной он увидел Шарлин, сидящую в плетёном кресле. — Шерри, — осторожно приближаясь, тихо позвал Сэм. — Едва нашёл тебя. Что ты здесь делаешь? Но Шарлин даже не подняла головы — лишь положила руки на живот и, плавно покачиваясь, ещё заунывней продолжила:По пути вниз — вон там на лугу — лежит бедный маленький ягнёночек. Пчёлы и бабочки вьются возле глаз, бедняжка плачет: «Мамочка». Засыпай, не плачь, клади голову на клевер, клади голову на клевер. В своих снах ты будешь кататься, пока твоя мамочка приглядывает за тобой...
(2) Сэм насторожился: от её размеренного, но муторного до дрожи пения становилось жутко — будто перед ним была сумасшедшая. Внутри набатом разошлась мысль об одержимости Шарлин призраком. Сэм присел на корточки и слегка потормошил её за плечи, но никакой реакции не получил. Взгляд упал на открытый дневник Агаты Милн, лежащий на коленях Шарлин. На последней странице была неаккуратная, точно оставленная наспех, запись: «2-ое ноября, 1844 До рассвета несколько часов... Вероятно, этот рассвет для меня... для нас, мой маленький ангел, последний. В этом бренном мире нам больше некуда податься, нас некому защитить... И я так устала. Я просто хочу покой, мой прелестный малыш. Они сказали, что Господь простит меня, как простил моего отца. Они дадут нам покой. И вечность, мой ангел. Мы наконец-то обретём покой и станем навсегда неразлучны... Без боли и страданий. Без Страшного суда и гнева Господнего... Отец наш Небесный, прости меня...». Сэм захлопнул дневник. Шарлин встрепенулась и наконец-то обратила внимание. — Здесь так спокойно, — глядя «сквозь», грустно-мечтательно произнесла она. — В этом саду, в этом доме. Он очень красивый. Очень. И такой тихий. — Шерри... — Тшш... — Она приложила палец к его губам и, усмехнувшись как безумная, замерла, будто прислушиваясь. — Слышишь? Сэм с опаской посмотрел на неё, но всё же прислушался. — Эта тишина, Сэм... Так звучит Вечность... — Так, ясно. — Он взял дневник Агаты и протянул Шарлин руку. — Похоже, ты давненько тут сидишь. Я не позволю этому грёбаному особняку морочить тебе голову. Пойдём.***
— Как ты оказалась в саду? — накидывая плед на плечи Шарлин, спросил Сэм. — Ты уснул на третьей странице. Прямо за столом. Я не стала будить, взяла дневник почитать — дальше всё туманно. — В этом доме не всё так спокойно, как кажется, Шерри. Нужно быть предельно осторожными и не разделяться. По крайней мере, осознанно. — Она так страдала, Сэм. Столько скорби и отчаянья в каждой строчке. И ребёнок... Это так жутко... — Шарлин вздрогнула и прижалась к Сэму. — Она унесла его с собой... Представить страшно каково это... — Не принимай так близко, Шерри. — Я стараюсь, Сэм. Но её ситуация такая муторная. В те времена и банкротство позором было, а тут внебрачный ребёнок, мать не в себе, смерть отца, предательство мерзкого Айзека, одиночество и безысходность... Сейчас проще гораздо: центры, психотерапевты, горячие линии, приюты, социальные службы, церковь в конце концов. И даже при таком разнообразии помощи совершаются суициды. А тогда... Не удивительно, что Агата видела только один выход. Но... просто ребёнок же... Я даже и близко не могу представить, каково это: исповедоваться бездушному дере... Стоп. — Резко отстранившись от Сэма, Шарлин юркнула к столу и разложила рисунки снов Генри по порядку. — А что если эту условную петлю и запускала подобная «исповедь»? — Если наше предположение о серьёзных проблемах в браке у всех пропавших пар верно — вполне возможно. — Думаю, так и есть. Разочарованные, угнетённые, под тяжестью одиночества жёны приходили под то дерево, плакали, выговаривались... Наверное, Элли именно это и имела в виду. Слёзы не просто слёзы. Слёзы — их боль, Сэм. Надрывная боль тех несчастных пропавших женщин, ставших, очевидно, такими же неприкаянными. Их сердца были разбиты. И то дерево стало сосудом для непомерной энергии отчаянья, гнева и проклятий. Оно взращено их слезами. Нам нужно найти его, Сэм. Найти и узнать все тайны, которые оно хранит столько лет. К тому же, — она ткнула пальцем в гравюру казни ведьм и победно улыбнулась, — эти деревья очень похожи. Вероятно, это и правда одно и тоже дерево. — Теория вполне логична, если бы не одно но: мы опять в неё не вписываемся, Шерри. Ты ведь не плакала ни под каким деревом здесь, правда? — Нет, — нахмурившись, протянула Шарлин. — Да и отношения у нас не особо брачные. Но даже если это опустить, всё равно наша история совершенно с другими проблемами. — Я об этом и не подумала. — Но дерево стоит попробовать найти. Всё равно рисунки более-менее чёткие. Думаю, сможем найти хотя бы что-то похожее. Шарлин глянула на часы и, протяжно зевнув, прислонила голову к плечу Сэма. — Как мы будем искать его по такой темени? Два часа осталось, холм огромный, да и сил у нас не особо много. С чего вообще начинать? — Ты права. Всё, что мы сейчас успеем — добавить теорию про запуск петли в наши заметки и поразмыслить зачем ведьмам неприкаянные души. Пойдём погреемся — как-то зябко становится. Взяв ещё один плед, они направились к камину, но уже знакомый скрежет остановил их на полпути. — Снова окно, — насторожено произнёс Сэм. — В который раз уже. И Элли на него указывала. — Думаю, нам стоит осмотреться в том направлении: вдруг нам указали на то самое дерево. — Из окна видно только аллею. — Значит, с неё и начнём.***
Блёклая луна едва прорисовывалась в угольном небе, не давая и малейшего шанса разглядеть перед собой хоть что-то дальше чем на пол ярда. Ноги словно каменели с каждым шагом, и если бы не частые вопросы Сэма «ты в порядке?», Шарлин точно бы уснула на ходу. Глухая темнота тихим шуршанием отзывалась внутри, просачиваясь в мысли тревогой и неуёмным страхом неопределённости и ложности их с Сэмом предположений о происходящем на этом проклятом холме. Пропади он пропадом. Всё слишком запутано, неуверенно и неясно. И яснее навряд ли станет. Они оторваны от остального мира, заперты в замшелых стенах угрюмого особняка, который спустя три рассвета станет неуютной могилой. И кто знает, что ждёт по ту сторону: неприкаянная вечность с Сэмом или гнилое неприкаянное одиночество. — Давно хотел спросить. — Сэм как нельзя кстати вывел её из мрачных размышлений. — Тебе хоть раз было страшно на болотах? Жуткие ведь места. — Страшно? — усмехнулась Шарлин. — Нет, Сэм. Никогда. Даже когда Урсула впервые привела меня туда. Тогда я не особо понимала и принимала всю их мощь и священность, но чётко ощущала, что для меня и нашей общины там нет угроз. А со временем перестала бояться и нечисти: когда у тебя за спиной такая мощная вера, страху места нет — она поглощает его. Так что, все мои страхи немного иные, мой дорогой Сэм Винчестер. — Иные? Шарлин резко остановилась и повернулась к нему. — Иные, Сэм. Иные. — Она взяла его за руку и тоскливо продолжила: — В тот миг... кхм... в тот миг, когда ты навечно уйдёшь во вселенскую Пустоту... в тот миг меня поглотит иная пустота... И вот это страшно, Сэм. Но и тогда я ничего не стану делать. Ничего. И мне придётся жить с этим долгие годы... И знаешь, даже если бы не было никакого договора со Смертью, я бы всё равно ничего не стала делать. Потому что моя точка невозврата уже пройдена, и этой осенью мой траурный опыт привёл к полному и безоговорочному осознанию того, что правила этой убогой Вселенной непоколебимы. Я часто вспоминаю тот наш разговор на руинах монастыря в Ильчестере. И знаешь, — она перешла на полушёпот, — я ведь тоже не хотела бы воскреснуть. Ни при каких обстоятельствах. Даже из Ада. Конец есть конец. Я давно не боюсь смерти. Хотя неприкаянность пугает до одичания. — Мы найдём выход, Шерри. У нас ещё три дня в запасе. — Даже если и так, всё равно неприкаянность — худший вариант после смерти. Но в случае со жречеством Вуду такой исход явно не для меня. Да и традиционный — тоже не моё. — О чём ты? — Знаешь, я всё чаще думаю о том, что не видать мне Жинен, как дна океана с берега. Думаю, моя посмертная дорога ведёт вниз. Вниз и только. — Вниз? С чего вдруг? Ты же, вроде бы, за всё заплатила, за всё ответила. Долгов же нет, вроде бы. — Вроде бы... Вот это «вроде бы» всё больше не даёт мне покоя. Шарлин вздохнула и, направив фонарик вперёд, зашагала дальше. Сэм шёл немного позади, но минут десять спустя догнал её и, легонько схватив за руку, остановил. — Что снова? — Ты чего это? — возмутилась она, отдёрнув руку. — Ты снова что-то скрываешь, да? Иначе к чему весь этот уверенный настрой на Ад после смерти, а? Или ты и правда считаешь, что добра сделала меньше за всю свою жизнь? — Даже не знаю. Может и достаточно. — Мы с Дином отправимся в Пустоту по понятным причинам. Но ты и Ад... Неужели из-за недомолвок с Судьбой? — Думаю, есть причины гораздо весомей. — Весомей? Что, к примеру? Ты ела младенцев, убивала ангелов, пила кровь праведников? — раздражённо повысил тон Сэм. Накопленная усталость и вопиющая темнота с садистским энтузиазмом подогревали напряжение. — Я — убийца, Сэм! — не выдержала Шарлин. — Убийца, понимаешь? — Брось, люди погибли не от твоих рук же. Так вышло. — Вышло? — процедила она, разведя руки. — Вышло? Роберт, Урсула, Кристин, Майкл, Тэд, Хэйлиссы, Курт, Бертран, Винсент, Кэл... Десять имён вышло, Сэм. Десять! — У нас таких имён... хм... на сотни кладбищ, наверное, хватит. Шерри... — он смягчил тон и обнял её. — Дело не только в них, Сэм. Их смерти — лишь следствие моих мерзких эгоистичных и надменных поступков. Карма. Плата за все несдержанные обещания Судьбе и Смерти. Я говорю о других. — Голос её задрожал, и она отошла от Сэма на несколько шагов. — Барри Леду, Лана Боунс, охотник из Стоукхэма. — Ну... думаю, Лана Боунс тоже не в счёт: Судьба же морочила тебе голову. — Морочила. Но я должна была просто отступить. Должна была почувствовать, что это очередное её предупреждение. А что я? Я взяла и убила. Своими руками, Сэм. Просто выплеснула ярость на невинную женщину, отняла жизнь. Даже и близко не поняла, что она шарлатанка. Про Барри Леду вообще молчу. Или думаешь, Говард Хэнли выжил с изодранным мною горлом? — Ты защищала Генри. Сэм произнёс это настолько твёрдо и уверенно, что будь на её месте кто-нибудь другой, она бы его оправдала. Но она на своём месте, и в памяти всё свежо. Всё до единой детали. До мерзкой, отвратительной, муторной мелочи. И зная десятки способов вытравить эти жуткие отголоски прошлого, Шарлин по сей день хранит их в назидание себе же — ровно также, как и злосчастный рубец на правом запястье. — Брось, Сэм. Я могла швырнуть его одним взмахом, одной мыслью, одним взглядом. Просто обездвижить и уйти. Да что угодно могла бы сделать. А что я? — Шерри, в таких ситуациях срабатывают простейшие инстинкты — будь ты хоть медиумом, хоть священником, хоть простым солдатом. — Я — жрица Вуду, если ты забыл. Гипноз для меня вообще не проблема. Сам знаешь. Пара слов, взгляд — и всё, человек у тебя под колпаком. Да и разве таких ситуаций никогда не было в моей практике? Но и на нём мой багровый список не закончился. — Кто ещё? — уже не так уверенно спросил Сэм. Шарлин совершенно не думала рассказывать обо всех своих грехах вот так в лоб, но сил на борьбу с собой не осталось совсем, и она просто выплеснула на Сэма все свои грязные ошибки. — Была ещё белая ведьма Хлоя и Коди Стоукс, колдун из Уичиты. Четыре года назад мне пришлось кое-что расследовать — так, обычные превратности Судьбы. Но я неправильно истолковала увиденное и починила ход вещей на свой лад. — На свой лад? — К сожалению... Бывают... бывали такие моменты, когда дурные мысли и апатия выводили меня из строя настолько, что всё смешивалось в такую огромную несуразную кучу. И вместо спасти одних, помочь им, я... я путала грешное с праведным, в общем. — Кхм... Печально, конечно. Но... и у нас такой опыт был. Что тут скажешь... — Ничего не скажешь. Сэм, вы с Дином самые лучшие охотники, но всё же люди. То есть, обычные люди без сверхспособностей и прочего довеска. Медиумы, экстрасенсы, колдуны и прочие имеют весомые преимущества, а следовательно, и большую ответственность за свои поступки. — Наверное. И всё же, разве жрецы и жрицы Вуду не уходят однозначно в этот их Жинен? — Безоговорочно туда уходят только мирные, так сказать, нейтральные, чистые на руку. Бокоры однозначно идут в Ад. А такие как я — судятся с Анубисом на равне с душами простых смертных. — Анубисом? — удивился Сэм. — Сыном Осириса, которого мы нейтрализовали на несколько сотен лет? — Да. Поговаривают, что теперь он Небесный Судья. И работает немного не так, как его отец — без лишнего пафоса. Поднёс руку к абаку: кольцо белое — кольцо чёрное. Каких больше — туда и дорога. Никаких полутонов. Никаких свидетелей. Никто не станет разбираться в мотивах твоих поступков, Сэм. Спасал ли ты себя или попал в западню — для всех одна схема. И дорога тоже одна. Моя душа темна и черна. Давно уже черна. Так что, когда придёт время — загробные счёты укажут мне лишь одно направление. Вниз. Шарлин замолчала и отошла в сторону, дав Сэму возможность хоть немного переварить услышанное. Но он, на удивление, тут же заговорил: — Нужно возвращаться: не видно ни черта. Сколько уже бродим? Да и времени — совсем ничего. Думаю, стоит оставить напоминание на «завтра», чтобы не терять время зря и продолжить искать уже днём. — Согласна, — крепче сжимая ворот пальто, тихо ответила Шарлин. — Днём по рисункам и гравюре сможем попробовать поискать. — Тогда пойдём. Сэм взял её за руку, и они направились в особняк.