Мне приснилось, что я обратился в пепел

— ..Командующий орет: «Кто принесет флаг мне в руки, поедет обратно с агентом Картер!» Все бросаются на чертов штык, лезут туда, как взбесившиеся мартышки, а во мне веса не больше сорока кило, я смотрю и думаю, что с ними всеми не так? Командующий кричит, мол, никому за семнадцать лет не удавалось снять эту тряпку, вы все позорите армию! А я выкручиваю из штыка болты, он падает на землю, и я отношу флаг прямо в руки этому верзиле.       Свой старческий рассказ Роджерс завершает грандиозным глотком чая, и пока хозяин дома в компании со своей женой тихо давят смех в стороне, Старк смотрит на него внимательными темными глазами, задаваясь ежесекундно одним и тем же вопросом. — Стив, я спросил, что произошло за период в двадцать лет… А не сто двадцать. И Стив смотрит на него совершенно осмысленным взглядом и лишь хмурит седые брови. — Ну? Паркер, не выдержав, издает тихий смех. Тони, с улыбкой глянув в его сторону, качает головой. — Нет, ничего, старик. Но эту историю я уже слышал. — Что!.. Откуда? — Ты мне ее как-то поведывал. Дословно.       Они с Роджерсом сидят в кожаных темных креслах напротив друг друга, Питер трясется от беззвучного смеха, стоя в дверном проеме, и этот цирк обрывает его жена, невозмутимо затащившая его за дверь. Тони нравится ее строгость — Мишель в этом вопросе очевидно заменяет Питеру тетю Мэй, а ведь Старк так и не задался вопросом — что же случилось с ней за эти двадцать лет? — За двадцать лет — ничего интересного, — невозмутимо заявляет Роджерс. — Раньше было лучше. Сейчас ты можешь попасть в психушку только потому, что у тебя есть какие-то сверхспособности. — Криминализация мутантов? — хмуро уточняет Старк. Стив, подумав, кивает ему. Тони заинтересован этим, он заинтересован многим, но все же задает тот вопрос, который кажется ему наиболее важным. — Скажи, как тебя вычеркнули из списка государственных преступников?       Стив задумывается снова. Его лицо завешивают заметные морщины, но эта чистая американская внешность все еще не подпорчена годами. Он некоторое время изучает потолок гостиной Паркеров, а затем выдает: — Я и сам теперь госслужащий. Мстители не распались, они присоединились к силовым структурам, — поясняет Роджерс. — Видел, во что превратилась Башня? — Штаб-квартира ФБР, — мрачно кивает Тони. Рядом со своим бывшим ровесником он теперь выглядит намного моложе, живее и осмысленнее. — Сложно в это поверить. Все Мстители надели погоны, и на этом конец? — Нет, не все, — качает головой Стив, и Старк мысленно усмехается этому его совершенно старческому жесту. — Наташа, Брюс и Скотт отказались. Им запрещено покидать штат, они находятся под надзором. — Брюс отказался? — усмехается Тони, удивившись порыву дерзости того выдающегося ученого с зеленым другом за спиной. — И где теперь они? — Лэнг коротает срок. Наташа и Брюс обручены. — Охренеть, — с ироничным смешком замечает Тони. — Впрочем, этого следовало ожидать. К его удивлению, за его бранью не следует типичная фраза знаменитого американского патриота, и Тони уточняет насчет этого: — Ты теперь не пренебрегаешь выражениями? — Да черт с ним, — искренне махает рукой Роджерс. — Мне недавно делали массаж простаты.       Видимо, эта новость должна была Старку многое объяснить, но этого не произошло, а потому он с невозмутимым выражением лица ожидает ее продолжения. Стив, впрочем, спокойно продолжает потягивать чай. — И? — галантно уточняет Старк. — И с тех пор я решил, что выражениями не пренебрегаю.       Тони несдержанно расхохотался над простодушностью этого старика, но лишь до поры, пока тот, взглянув на смеющегося Старка со всем присущим укором в глазах, не задал следующий вопрос: — Что ты здесь делаешь, Тони?       Тони хотел бы знать, что он здесь делает. И он, просмеявшись, но не до конца расставшись с расслабленной улыбкой на своем лице, поворачивается к Капитану. — Исправляю ошибки прошлого.       Стив смотрит на него с явной озадаченностью, а Тони лишь бросает секундный взгляд на запертую дверь в коридор. — Ты когда-нибудь слышал про бога-завоевателя, Таноса? Озадаченное выражение лица Стива ни коим образом не изменяется в ответ на этот вопрос. Тони усмехается. — А ведь ты тот смертный человек, который на мгновение смог противостоять, как равный ему.       Тони помнит этот момент, когда Капитан Америка, преисполненный героическими надеждами спасти мир, сжимал огромный кулак алчного бога, не позволяя ему нанести удар. Это принесло Старку множество не очевидных догадок — Танос смертен, ему возможно противостоять. — Я не знаю, о чем ты говоришь, — хмуро отвечает ему Роджерс. — Это очередной Локи?       Но все забыли о нем, вместо жестокой войны осталось лишь белое пятно. Тони с усмешкой кивает старому другу. За окном сгущается алый закат, приближается вечер, на этот пейзаж хочется засмотреться, чтобы не думать о том, что за спиной остался не прожитый период времени длиной в двадцать лет, но Тони не может это сделать. — Да, очередной Локи, устроивший геноцид. Он вырубил треть человеческого населения, Стив. Во время войны погибли многие. Ванда, Вижен, Тчалла… Питер. Барнс. — Бак? — тут же встрепенулся Роджерс. — Погиб?       Это приторно знакомое «Бак» не вызывает у Старка никаких приятных ассоциаций — только воспоминание о «том самом убийце». — Ему, кстати, тоже делали массаж простаты, — зачем-то сообщает Стив. — Бога ради, я не интересуюсь тем, кто кому массирует простату. — Если они все погибли, то как… — ..Они вернулись, когда Танос был уничтожен со всеми магическими артефактами, — спокойно заканчивает за него Старк. Тянутся секунды молчания, и Роджерс все же находит нужный вопрос: — Был уничтожен тобой? — Многие участвовали в битве, но уничтожить камни удалось именно мне. Камни… С определенной магической функцией. Один из этих камней — камень времени — создал временную воронку, и, насколько ты можешь себе это представить…. — Ты попал в нее? — заканчивает на этот раз Роджерс. У него тяжелый, поникший взгляд, и он первый человек, который на пути Старка в этом чертовом колесе Сансары задает ему следующий вопрос. — И как ты себя чувствуешь? — Моя невеста мертва, мои друзья маразматики, мой преемник женат и ненавидит меня, Стив. Я в восторге, — мрачно усмехается Тони себе под нос. Чашка в его руке абсолютно пустая. — Я бы сейчас выпил что-то крепче чая. — Он не ненавидит тебя, Тони. — Да, я знаю, сложная вещь, психология подростков… Поехали за выпивкой, в доме Паркеров нет ничего, кроме чертовых чистящих средств, — абсолютно разочарованный поисками алкоголя в уютной гостиной, предлагает Старк. Поседевший Роджерс, все еще невозмутимо восседающий в своем кресле, не сдвигается с места. — Здесь есть их семейные альбомы. — Я не хочу смотреть детские фотографии Питера, боюсь, залью пол своими рыданиями. — Когда тебя признали погибшим, состоялись похороны… Тебя хоронили как героя страны. Гимн и прочее… Тони, забыв о поисках спиртного, заинтересованно уставляется на Капитана. И неторопливо возвращается на свое место. — Серьезно? — Да, самолеты в небе, флаги подняты, более того, я лично нес твой гроб на плече, Старк, — невозмутимо сообщает Стив. Качает головой. — Сколько слез было, будто наступление чумы. Знаешь, почему я об этом вспомнил? Потому что твой Питер не может тебя ненавидеть. Тони прищуривает глаза. — Питер стоял и рыдал, пока гимн не проиграли десять раз. Его трясло, как осиновый лист, а я смотрел на него и думал, какой он несчастный парень. Обрести папашу в твоем лице, а затем потерять его.       Это видение было абсолютно ярким, почти осязаемым, почему-то Старку было на удивление легко представить себе эту картину в реальности, и как только он сделал это, то многие мысли сразу же прояснились.       Питер ненавидит его за то, что ему пришлось хоронить Тони. Старк с опечаленной усмешкой поджимает губы. — Думаешь, мне нужно перед ним извиниться? — задает вопрос Роджерсу, и тот вновь забавно мотает седой головой из стороны в сторону. — Ты же спасал мир, Старк. За такое не извиняются. И он прав, этот старый маразматик. Иногда он говорит очень осмысленные вещи.       Тихий смех Тони доносится до ушей Питера, лежащего в постели в своей спальне двумя этажами выше. Он слышит их разговоры, слышит все до единого слова, порой паучий слух действительно мешал заснуть, эта ситуация — одна из таких. Время клонит ближе к ночи, двое бывших Мстителя устроили себе ночные переговоры в его гостиной, Мишель, тихо свернувшись у его плеча, давно провалилась в глубокий сон, а Питер все еще лежит, в одной своей майке, бледный и слегка небритый, слушает каждое слово, произнесенное голосом Старка там, внизу.       И ему становится отчасти не по себе — ведь это он должен был посвящать Тони в этот «дивный новый мир», это он должен был рассказывать ему о всех событиях ночами напролет, и это он должен был поведать ему все… Что с ним случилось.       Он вспоминает этот странный жест — руки Тони держат его ладони, а Питер не совсем понимает, что это значит, но просто смиряется с этим. Как бы это выглядело со стороны? Странно? «Расскажи мне все, — просит его Тони, а сердце заходится в очередном приступе паники, — расскажи мне, Питер». Рассказ с одним сюжетом, с одними героями.       Небо окрашивается в кроваво-ржавый, под ногами — сухая земля. Что-то внутри начинает надрывно ломаться, будто бы это его ребра или само сердце. Паника охватывает с головой, он уже знает, что будет и что с ним произойдет — смерть, близкая и неминуемая, поглотит его, как свирепый хищник, от которого невозможно убежать.       Питер пытается идти вперед, оступаясь на каждом шагу. У него есть цель, какая-то определенная, и он хватается за нее, ищет руками опору, пока ноги медленно крошатся, превращаясь в зыбучий песок. — Тише-тише, — успокаивающе произносит ему голос Тони.       Внезапно Питера поражает невероятная догадка — он находится в его руках, прямо в его объятиях, это не материальная опора, это Тони держит его. Все это время. — Я ведь не умру, да? Правда не умру? — зачем-то начинает тараторить Питер, его голос кажется ему слишком высоким, слишком мальчишеским, он в панике, мир перед глазами сходится на лице Тони.       Смуглом, местами покрытом ушибами, таким небритым и с выражением немого ужаса. Он никогда не видел у Тони такого лица. Пальцы крепко цепляются за чужие плечи, это ржавое небо за спиной Старка зазывает Питера, притягивает его к себе. — Простите, мистер Старк, — тихо задыхается Питер, лежа на мертвой земле. — Я так люблю вас. Все резко обрывается. Питер остервенело подскакивает на постели, распахнув глаза. Его потряхивает. — Питер? — расшевелившись, заспанная Мишель тут же обращает обеспокоенный взгляд на остервенелого мужа. — Опять?       Снова. Паркер проходится на ногах по комнате, пытаясь прийти в себя, время на наручных часах показывает ему половину седьмого, а в доме его не тревожит ни один звук. Неужели они действительно уехали вчера? Оба?       Ведь Питер сам сказал ему уходить. Что же должно было остановить Старка от того, чтобы покинуть его дом? Ведь ему всегда есть, куда пойти?       Этот чертов сон, повторяющийся из раза в раз. Только теперь он кажется дополненным, в нем появилось что-то еще, какие-то лишние фрагменты, в котором он… «Я так люблю вас.»       Питер чертыхается, закрывая за собой дверь в ванную. Необходимо взбодриться. Это всего лишь сон, какой-то плод больного воображения, вытянутый из самых закромов фантазии. Юношеские пережитки. Незатянутая рана после смерти наставника.       Он не может выспаться. Не может заставить себя пребывать во сне хотя бы секунду без состояния паники.       Он принимает душ, накидывает майку обратно, на ходу обтирая тело и волосы и отгоняя от себя остатки сна, спускается вниз, в гостиную.       Чтобы обнаружить Тони-гребанного-Старка, мирно спящего на диване, и открытую бутылку виски, стоящую на кофейном столике. И у Питера машинально открывается рот, чтобы разбудить его и спросить, какого черта и каким образом тот вообще нашел алкоголь посередине ночи, но внезапно эта картина вызывает у него чувство такого забытого умиротворения, что Паркер просто замолкает, так ничего и не сказав.       Подходит ближе, присматриваясь к лицу спящего Старка, к его излюбленному узору бороды, это кажется одновременно чем-то родным и чем-то забытым, и Питер не успевает поймать себя на пристальном внимании, когда Тони, резко пробудившись, пялится на стоящего возле него мужчину немигающим взглядом. — Пришел поспать со мной, паучок?       Это звучит абсурдно, нелепо, но в его исполнении так провокационно искренне, что Паркер на несколько секунд просто замирает на месте. — Пришел вышвырнуть тебя с дивана, — невозмутимо отвечает Питер, затем указывает на стоящий на столе виски. — Что это? — Алкоголь. Который, кстати, абсолютно отсутствует в твоем доме.  — Я в курсе, именно по этой причине я задаюсь вопросом, что, черт возьми, он делает в моем доме. — Малыш, тебя так и не научили выпивать… — ласково тянет полусонный Старк, отчего Питеру хочется однозначно вломить ему по лицу. Эти «паучок», «малыш»… Почему, черт подери, он такой? — Да, к сожалению, ты отправился спасать мир, а я так нихрена и не пристрастился к алкоголю, — кивает Питер. — Что за слова… — Зато браниться явно умею, да? — ядовито отзывается Паркер. Тони осматривает его, свеже побритого, слегка влажного от воды и явно накаченного физическими упражнениями, чтобы самозабвенно ухмыльнуться и выдать следующее: — Да ты прекрасен, Паркер.       И это должно звучать как насмешка, как дурацкая шутка, но она почти вызывает на лице фоторепортера какой-то предательский румянец. Он смаргивает подступившее к скулам смущение и начинает раздавать указания: — Мы проведем репортаж по поводу явления Всемирного геноцида. Я буду его вести, задавать тебе вопросы на камеру, нужно будет расписать текст и… — Нет-нет, — сразу же отказывается Старк. — Я никогда не работал с журналистами. Никогда не читал тексты. И не собираюсь.       Питер смотрит на него, такого упрямого ублюдочного алкоголика, и почему-то совершенно не ощущает ненависти. — Буду отвечать на вопросы по ходу их появления — все просто. — Мне нужно проработать с тобой твои ответы, чтобы ты не сказал ничего лишнего, — железно пресекает его Паркер. Тони щурится, так и не сдвинувшись с дивана. — Так теперь работают богатые парни? Прорабатывают на камеру? — усмехается Старк, и эта похабная шутка кажется Питеру просто унизительной. — Не указывай старшим, пацан. Я умею красиво распинаться. «Старшим» и «пацан» не устраивают Питера. — Ты находишься в моем доме, Старк, — холодно заявляет он. Впрочем, Тони это совершенно не смущает. — Помнишь, как ты грохнул в Башне мое оборудование, случайно стрельнув в него паутиной? — невозмутимо напоминает он. Питер распахивает глаза. — Не учи меня манерам, малыш. — Это было двадцать лет назад, — возмущенно отвечает Паркер. — И что? Я тебе хоть слово сказал тогда? — Ты накричал на меня, — в том же тоне добавляет он. — А потом? — Потом… — Паркер задумчиво уставляется на Старка. — Я не помню.       Тони усмехается, затем все же решает подняться с дивана, чтобы пройти мимо Питера, источая лишь сильное амбре и сбитый аромат одеколона. — Припомни. — Черт, я не помню, и это неважно, — нетерпеливо отвечает Питер, начиная, впрочем, сомневаться в бессмысленности своих метаний. Он слабо помнит тот вечер, когда его паутиномет сработал случайно и очень спонтанно, и один из лазеров Тони просто раскололся на куски.       Ему не нравится идея об умении Старка красиво распинаться — он не хочет пускать в эфир то, о чем сам узнает впервые, но Тони, очевидно, не собирается работать с ним. У него какие-то свои чертовы принципы, он считает, что он здесь единственный профессионал, а директор издательства, щеголяющий перед ним — просто мальчик, резко повзрослевший ребенок.       Но Питер — профессионал, и он умеет работать с камерой, и он считает, что для подобного репортажа с Тони Старком понадобится одна незаменимая деталь — его костюм. И тогда, забыв позавтракать или банально выпить кофе, они оба садятся в его аутлендер, чтобы доехать до «штаб-квартиры ФБР» и позаимствовать там старую модель его костюма. — Для тебя это будет что-то сродни явления Христа народу, — мрачно усмехается Тони. — А для меня это будет просто примерка костюма, как и несколько дней назад.       Питер молчит, не отрывая глаз от дороги — за рулем он кажется особенно напряженным. В его голове витает этот странный образ Старка из сна, а еще ему кажется, что Тони постоянно смотрит в одну и ту же точку — прямо на его обручальное кольцо. Пытается свыкнуться с мыслью? — Покажешь Христа народу и примеришь костюм, — невозмутимо отвечает Питер. Это интервью должно произвести полный ажиотаж, снова потянутся репортеры, полиция, агенты, ему давно нужен был подобный всплеск. — О чем вчера говорили со Стивом? — О массаже простаты, — спокойно отзывается Тони. Он смотрит на своего очаровательного водителя, у которого удивленно вытягивается лицо. — Точнее, об этом говорил Стив. — Он рассказывал тебе про твои похороны, — хмуро замечает Паркер. — Вот именно. Кто позволил хоронить меня, как героя Америки?       Это его «кто позволил» звучит донельзя возмущенно, и внезапно Питер вспоминает об этом — алкоголик и эгоист, никогда не признававший собственного героизма и не искавший себе этого признания. Тони Старк даже никогда не понимал привязанности Питера к своей персоне, это всегда было так.       Аутлендер притормаживает на красный, Питер поворачивает голову к своему бывшему наставнику. — Потому что ты и есть герой Америки. — Ты знаешь, что это не так, — морщится Старк. — Была у меня одна компашка — Мстители — и те оказались припаханными к ФБР. — Мстители спасали человечество множество раз. Ты Мститель, самый выдающийся, без тебя бы это никогда не было возможным. — Это на похоронах меня назвали самым выдающимся Мстителем? — усмехается Тони. Паркер смотрит на него серьезными глазами. — Это я тебя так назвал.       Звучит донельзя пробирающе, отдается в самой груди, но Старк не меняет нахального выражения своего лица. — Мне не нужны были фанфары, малыш. — Да, ты же Тони Старк, мать твою, — смеется Питер. — Я прекрасно помню, как ты о себе отзываешься. Я говорил тебе, что хочу быть как ты, а ты ответил, что… — ..Ты должен быть лучше, — спокойно закончил за него Тони, закатывая на себе рукава рубашки, ему нужно чем-то занять руки. Эти разговоры о прошлом, канувшем в потоке долгих лет, навевают странную атмосферу.       У его мальчика такое мужественное каменное выражение лица. Питер смотрит только вперед, молчит и, очевидно, не хочет комментировать его слова. Он и правда стал лучше него, Старка. Он нашел себе прекрасную невесту, которая любит его, развил в себе множество талантов, даже не пристрастился к выпивке… — Ты помнишь все моменты, когда я нелестно отзывался о себе, но не помнишь, что было, когда ты разбил лазер в моем доме, — неуместно усмехается Тони. Питер тоже издает смешок. — Я помню. — Не то, как я на тебя кричу. — Да, это я тоже помню, — слегка угнетенно кивает Паркер. — Ты купил мороженое, мы собирали этот лазер в твоей мастерской вместе. Ты учил меня работе с мелкими деталями, сказал, что однажды я буду делать это в своей собственной мастерской. Я все помню, Старк.       Тони слегка опечаленно усмехается ему, взрослому и решительному, и больше не говорит ни слова. Ему достаточно того, что Питер просто сохранил все эти воспоминания. И агенты ФБР выдают старого, слегка запылившегося «Марка» не ему, Тони, а Питеру Паркеру, директору издательства «СверхМера», и теперь они оба стоят в просторном застекленном помещении, в котором около двадцати лет назад находился его, Старка, кабинет, а сейчас все это рабочее пространство для сотрудников.       Тони не узнает это место. Он узнает только свой костюм — на удивление, нетронутый неумелой разборкой, они сделали из него больше местный музейный экспонат. А Питер, тихо стоящий рядом, рассматривает полированный металл с заметным напряжением. — Он не изменился, — заключает Старк. Щупает браслет с передатчиком на своем запястье. — Но на команды больше не реагирует. Нужна будет дополнительная регулировка…       Резко в шлеме раздается механический писк, визор в глазницах начинает гореть голубым светом. Неожиданная функциональность — успевает подумать Тони прежде, чем шлем начинает вещать его собственным, хриплым голосом. — Пишет, нет? — раздается из металлической брони. В полнейшем непонимании Питер замирает на месте, а Тони прекрасно осознает, что это за чертова запись. — ..Привет, мисс Поттс. Если ты найдешь эту запись, прими это спокойно. Ведь конец — это часть пути. Мисс Поттс, обращение к Пеппер, сделанное Старком перед смертью, и именно сейчас, именно в этот момент оно нашло для себя время выступить на сцене. Паркер все еще смотрит то на костюм, то на Тони с недоумением и вслушивается в каждое звучащее слово. — ..К слову сказать, дрейфовать в космосе без единого шанса на спасение, веселее, чем я ожидал. Еда и вода закончились четыре дня назад. Кислорода часов на десять…       Тони знает, что последует дальше, он знает собственную интонацию, истощенную голодом и жаждой. Но Питер бледнеет на глазах, он распахивает глаза шире, внезапно осознавая, что он слышит именно предсмертную записку, заключенную в этом костюме в течение двадцати лет. — ..Знаешь, когда я засну, уверен, мне приснишься ты. Пеппер. Его погибшая невеста. Разумеется. — Только ты, — в завершении выдает механический голос Старка.       А Питер чувствует, как какое-то дикое чувство поглощает его с головой. Оно похоже на злобу, и он не хочет смотреть в лицо Старка, стоящего рядом с ним. Он просто разворачивается на своем месте и стремительно удаляется к двери.       Быстрыми, решительными шагами. Он должен был это слышать. Разумеется. Чтобы просто избавиться от последних идиотских сомнений. Шаги Старка все еще раздаются за ним. — Не нужно за мной идти, Тони, — рычит Питер, резко развернувшись к нему лицом. Этот чертов Старк всегда такой спокойный, когда он злится, когда он страдает, когда он пытается держать себя в руках. — Поэтому тебя хоронили, как героя Америки. Ты вечно приносишь себя в жертву… Ради тех, кого любишь. — Питер. — Я не хочу ничего слышать, хватит, Старк. — Питер… — спокойно пытается дозваться его наставник, а Питер только сильнее злится от этого. Он вцепляется руками в рубашку мужчины, чувствуя, как его переполняет злоба. — Успокойся. — Успокоиться? — шипит Питер. — Ты оставляешь записки, послания… Я жил двадцать лет в полном неведении, без единого слова от тебя. Я хоронил пустой гроб с твоим именем, Старк. Почему я должен успокоиться?       И Тони смотрит на него, такого взбешенного, беспомощного от собственных чувств, которых всегда было слишком много для одного наивного мальчишки, и дает ему цепляться за свою рубашку, рискуя надорвать воротник, и даже очевидно готов получить от него удар по лицу. — Почему я должен успокоиться?!.. — Знаешь, почему я не оставил тебе ни единого слова, Питер? — спокойно задает наводящий вопрос Тони. — Потому что ты был мертв. Питера прошибает. Распахнув глаза, он ослабляет хватку на чужом воротнике. — Ты погиб во время войны с Таносом. Я говорил тебе про это.       Да, он уже слышал об этом, но это до сих пор не поддается его пониманию. Это до сих пор слишком сложно. Питер смотрит на него огромными глазами цвета кофе, а Тони не может отвести от него взгляда. — Я не оставлял тебе посланий. Я просто рассчитывал на то, что смогу тебя вернуть. И если бы я погиб в космическом пространстве от жажды и голодания, то ты бы стоил этого, паучок.       Нет, он бы не стоил. Питер проглатывает застрявший в горле ком. Это вечный ублюдок Старк, который обесценивает себя и свою жизнь, который готов жертвовать собой ради людей, которые ему небезразличны. Он стоит напротив Паркера, живой, прошедший сквозь чертовы десятилетия, и просто смотрит на него, как на человека, который никогда не был ему безразличен, а Питера трясет, как взволнованного мальчишку. — Я не… — начинает Питер, но его прерывают, теплая ладонь Старка оказывается на его щеке, его пальцы невесомо поглаживают скулу, и Паркер просто потупляет взгляд в пол. В нем не осталось места ни для злобы, ни для обиды. — Ты сможешь простить меня за это? — тихо спрашивает Старк. — Ты сможешь понять, почему я так поступил?       А Питер не может даже вымолвить ни единого слова, пока тот, гладя его по лицу и смотря прямо в глаза, стоит так близко. — Если бы я умер, Питер, а у тебя была бы единая возможность спасти мне жизнь, разве ты бы поступил иначе? — Спасти ценой… своей, — едва слышно изрекает Паркер, так и не подняв взгляд. — Ты бы поступил иначе? — Нет, нет… — тихо шепчет Питер, чувствуя, как не остается сил и дыхания.       Старк склоняется ближе к его лицу, ловя его тихий ответ, и смотрит, смотрит, так завораживающе, так требовательно, не на его глаза, а на его губы, и Питер знает об этом, и он знает даже то, чего хочет Старк именно в эту секунду, что он собирается сделать.       Питер прикрывает глаза, борясь с самим собой в мучительном ожидании. Его губы дрожат. Он не должен дать этому случится.       Тони успокаивающе гладит его по скуле, дышит прямо в лицо, между ним и этими дрожащими губами какая-то невидимая грань, которую никогда нельзя было нарушать. Этот взрослый мужчина — это его Питер, единожды погибший и единожды воскресший его руками. Старк не должен ломать его идеальную жизнь. Не должен отнимать у него семью.       Оторвав взгляд от этих манящих губ, Тони молча запечатляет короткий поцелуй на его лбу.       Питер издает вздох растерянного облегчения, касание чужих губ все еще ощущается на коже, этот жест такой невинный и родной, что он машинально обнимает Старка за плечи, притягивая к себе в нелепых объятиях. — Мне приснилось, что я обращаюсь в пепел, — тихо произносит он. — Что я рассыпаюсь на части, и ты… — Я держу тебя, — заканчивает за него Тони, ткнувшись в вихрастые каштановые волосы. Его руки на пояснице Питера, крепко удерживают в замке. — Черт, — обессиленно чертыхается Паркер, жмурясь на мгновение.       Эта сцена — его тихий успокаивающей шепот, его лицо на фоне алеющего неба, его собственные слова, вырвавшееся «люблю» — все это… — Это был не сон, — вздыхает Питер. — Это было по-настоящему?       Объятия прерываются, лицо Старка вновь оказывается перед ним, вплотную, снова этот взгляд, совсем не как у отца, а как давно забытого, вернувшегося возлюбленного. Питер механически переводит взгляд с глаза на глаз. — И я сказал, что… — Тебе не нужно оправдываться, — спокойно пресекает его Старк. У него такой спокойный голос, он всегда знает, когда нужно остановиться. Но Питер не хочет останавливаться. — Я не собираюсь оправдываться, — отвечает он и прижимается к губам своего наставника.