***
Затянувшееся ожидание поезда мучало. Каждая минута длилась вечность. Он уже позвонил своему брату и сестре и сообщил страшную новость. Они пообещали прилететь первым самолётом. Три гребаных часа. Стоять три часа в ожидании, неизвестности. Кто-то из них может умереть. Нельзя так думать, но других мыслей в голове у Шото не было. Капли грязного дождя стекали по не более чистому окну старого вагона. Тодороки смотрел сквозь окно, казалось, спал с открытыми глазами. В голове проносились моменты детской жизни. Те, что были связанные с мамой — самые приятные, а те, что с папой — самые ужасные. Шото откинул голову назад и закрыл глаза, забываясь в невольном сне.***
— Мне жаль, — голос доктора звучал где-то отдоленно. — Вы ничего… Не могли… Сделать?!!! — рядом с ним стоял парень с бело-красными волосами. — Рана была смертельной. Это было чудо, что он прожил ещё три часа. — Почему мне не позвонили раньше?! — Мы не знали номера. Простите. Мне нужно идти. Белый халат мелькнул в одном из коридоров, а затем исчез. Гетерохромные глаза не выражали ничего. Парень открывал рот, будто хотел что-то сказать, но из уст исходил лишь молчание. Дрожащими руками он схватился за голову, крепкое тело сползло по белой стене. В его сердце что-то разбилось. Отец, которого он никогда не любил, умер. Самый дорогой человек лежал перед ним на больничной койке. Её мягкие черты лица, нежная кожа и возрастные морщины не изменились. Она лежала, будто спала. Шото, стоявший в дверном проёме, подошёл ближе. Он рассматривал свою мать и пытался запомнить каждую морщинку, каждую черту лица, каждую родинку. Парень боялся подходить ещё ближе. Боялся дотронуться до руки и не нащупать пульса. Боялся смотреть на закрытые веки, которые могут никогда не открыться. Боялся, что видит её живой в последний раз. Каждые два месяца отец возил мать в клинику на обследование. После того, что она сделала с Шото, её положили в псих больницу, но с помощью отца быстро выписали. Но этим не обошлось и её поставили на учёт. В этот раз он вновь вёз её с обследования. Не справился с управлением, вылетел на встречку, столкнулся с каким-то автомобилем. Тодороки сидел напротив матери и смотрел на закрытые, покрытые морщинами, веки. Рука неуверенно коснулась женской, такой родной руки. Приборы надоедливо пикали, напоминая о себе. Собравшись, Шото взял женщину за руку крепче. Губы потянулись к теплому запястью. — Живи, — целуя, прошептал, парень Губы дрожали, голос не слушался, в горле стоял ком. Глаза закрылись. Юноша сильнее прижался к руке, все громче шепча: — Живи. Живи. Живи. Ты сможешь. Я люблю тебя. Прошу, живи. Я буду рядом. Я заберу тебя. Выживи. Я оплачу лечение. Мы справимся… Ответа не последовало, но Шото знал — она все слышит. Надо сказать что-то хорошее, то, что может ей помочь. Но что? — Мама, я хорошо учусь на театральном. Меня хвалят. Говорят, что у меня глаза горят, когда я играю, — он вздохнул, вспоминая, что можно ещё рассказать, и продолжил. — Я познакомился с девушкой… Она… Очень красивая. Она не такая, как другие. Её зовут Яойорозу. Также, я встретил много хороших людей и у меня появились друзья. Он вновь тяжело вздохнул. Воспоминания о Момо дали о себе знать. Слишком много навалилось на парня в этот день и ночь. Дверь палаты тихо скрипнула. Тодороки повернул голову на звук и увидел своих брата и сестру. Они кинулись к койке, задавая немой вопрос. Шото мотнул головой в знак отрицания, мол «ничего не изменилось». — Отец? Где он? — взволновано спросила девушка. Парень встал и посмотрел на родных пустым взглядом. — Нам надо выйти. Брат и сестра предчувствовали что-то плохое. Выйдя из палаты, они уставились на Шото, ожидая ответа. — Он умер. Молчание повисло на пару секунд, но казалось, что они длились вечность. — Ч… Ч… Что… — Ты врешь! Врешь! — заорала Фуюми, цепляясь руками за плечи Шото. — Вре-е-ешь! Но от него не было реакции. Он прекрасно понимал, что они чувствуют, поэтому успокаивать их бессмысленно. Сестра сорвалась на плач, хватка ослабла. Она стала терять силы. Тодороки еле успел подхватить падающее тело девушки. Она потеряла сознание. — Врача! Быстрее!!! — заорал беловолосый. — Что будем делать? — спросил Нацуо. Они сидели на больничном диванчике и даже не смотрели друг на друга. — Ждать. — Чего ждать?! — Когда мама выйдет из комы, когда сестра придёт в себя и примет ситуацию. Брат соскочил с дивана и в сердцах воскликнул: -Ждать? Смириться? Ты уже смирился?! — он, подобно своей сестре, схватил Шото за плечи, заставляя посмотреть на него. — А если мать умрёт?! Если что случится с Фуюми? Если её сердце не выдержит?! Ты просто будешь ждать?! — А что ты предлагаешь делать?! — воскликнул Тодороки, отталкивая от себя парня. — Ты думаешь, что мне не тяжело? Думаешь, что мне плевать? Ты — эгоист! Почему ты орёшь на меня? Нам нужно сплотиться, а не устраивать тупые сцены, чтобы на нас глазел каждый пациент! Нацуо огляделся. Из палат выходили старички, женщины, мужчины и все заинтересовано смотрели на них. Где-то в далеке к ним бежали санитары, готовые вколоть успокоительное и положить их в кроватку. — Цирк окончен! — воскликнул он и, дерзко взглянув на Шото, куда-то ушёл. Тодороки стоял и смотрел ему в след. Он не так часто их видел, можно даже сказать, вообще не видел, почему же им нужно было встретиться по такому ужасному поводу? К нему уже подбежали люди в синих халатах с шприцами в руках. Шото посмотрел на них с безразличием и пошёл прочь — к палате матери. Еле слышно открыв дверь, он замер. В палате сидел Нацуо и еле слышно шептал: — Мама, прошу, живи. Все будет хорошо. Я увезу тебя в штаты, у меня свой бизнес. Нам хватит денег. Мы будем всегда рядом. Я покажу тебе море, океан, ты попробуешь экзотические фрукты, о которых раньше даже не слышала… Парень остановился и повернул голову в сторону двери. Затем встал и подошёл к брату. — Прости. Нам нужно обсудить все по-нормальному. Выйдем. >И почему мы начинаем ценить лишь тогда, когда потеряем? Мы живём обычной жизнью с каждым может случиться что-то в любую секунду. Когда наступит эта «секунда»? Я не знаю. И ты не знаешь. Сжимая руку родного человека, который находится на волоске от смерти, ты жалеешь о том, что не сжимал его руку при жизни. Смотря в закрытые глаза, которые могут никогда не открыться, ты жалеешь о том, что искал отговорки, потому что просто таил глупую обиду и не хотел видеть этого человека. Когда ты слышишь страшную новость внутри все обрывается и ты тут же начинаешь жалеть. Но чтобы не жалеть, надо этого не делать, верно? Это сложно. Это невыносимо сложно. Пишу эти строки, доказываю себе, убеждаю себя, что нужно делать всё, чтобы потом не жалеть. Прошу, скажи своему близкому человеку, что ты любишь его и не таи обиды. Не трать время в пустую. — Нам нужно что-то сделать с бизнесом отца, — тихо сказал Нацуо, не смотря на Тодороки. — Ты сможешь им управлять? — Ты думаешь, отец желал этого? Нет. Он сбагрил меня и Фуюми в штаты к какой-то тётке под предлогом «там будет лучше», а сам воспитывал тебя, хвалясь своим наследником. Да ты хоть знаешь что нам пришлось пережить?! — Нацуо, лучше тебя никто не справится, — сказал двуликий, кладя руку на плечо парня. Парень посмотрел на Шото и неуверенно кивнул.***
Прошло 16 дней. Каждую ночь, каждое утро Нацуо и Шото не отходили от матери. Сестра тоже пришла в себя и находилась рядом с ними. Отца похоронили, старший брат занялся бизнесом, но пока ещё не углублялся в это. Состояние матери не менялось, до семнадцатого дня. Нацуо, Шото и Фуюми находились в палате. Девушка поливала цветы, так как не знала чем ещё себя занять. Беловолосый читал утреннюю газету, стараясь выбирать только положительные новости, что было почти невыполнимо. Шото смотрел на черты лица матери с непривычной горечью, которую пытался скрыть за холодной маской. Рассматривая очередную родинку около уголка глаз, он заметил, что она странно дернулась. Тодороки напрягся, пытаясь уловить хоть ещё что-то и у него получилось. Глаза матери немного приоткрылись. — Она приоткрыла глаза!!! Она очнулась!!! — заорал Шото, подпрыгивая и подскакивая ближе к матери. Фуюми бросила стакан с водой, которым поливала цветы и побежала к матери. В палате послышался звон бьющегося стекла. Нацуо выронил газету и соскочил со стула, подбегая к матери. Вновь несколько морщин около глаз дернулись. Небесного цвета глаза приоткрылись. Все закричали от радости. — Что тут происходит?! — воскликнул врач, забегая в палату. Увидев ситуацию, он все понял, а затем, выгнав всех из палаты, занялся пациенткой.***
Прошёл месяц. Вся семья стояла на вокзале, провожая Шото в его город. — Ладно, пока! — обнимая всех сказал Шото и зашёл в свой вагон. Смотря через пыльное окошко, он видел как его родные махали вслед. Парень помахал в ответ и поезд тронулся. Он вертел в руках телефон, на котором было около ста пропущенных за весь месяц и все от Яойрозу. Долго думая, он набрал номер. — Алло? — в трубке послышался заспанный женский голос. — Привет. — Шото?! О Господи! Как ты?! Нам учитель сказал, что случилось. Мне… Жаль. — Забудь. Я сейчас еду домой. Ты у себя? — Да. Приезжай. Я обязательно что-нибудь приготовлю вкусненькое. — Я хочу собу. — Будет тебе соба, — Тодороки почувствовал тёплую улыбку через телефон. — До встречи, Момо. — До встречи… Парень сбросил вызов и принялся смотреть на пролетавшие мимо пейзажи в грязном окне своего вагона.