Infestissumam

      — Il Padre, il Filio, et lo Spiritus Malum…       Понтифик в чёрных одеяниях на секунду замолк, взирая с высоты на толпу прихожан, состоящую в подавляющем большинстве из молодых девушек, что вторила каждому его слову будто в трансе. Ему всегда это нравилось. Но ни разу во время проповеди эмоции не тронули его черно-белое лицо.       — Omnis caelestis delenda est.       Он снова замолк и ненадолго перевёл взгляд на второго проповедника, что стоял на другом балконе. Тот смотрел на прихожан одними глазами, выпрямившись в идеально ровную струну и напоминал собой манекен, но стоило первому замолчать, как он оживился, едва заметно повёл плечами и заговорил:       — Во имя Отца, и Сына, и Злого Духа, все святые должны погибнуть.       С момента Второго Раскола, когда Мелиоранская церковь отделилась от Римской католической, прошло меньше сотни лет прежде чем Мелиоранские Папы начали читать проповеди и вести службы на двух языках. Католицизму понадобилось больше времени для подобного шага.       — Люцифер хозяин ваших ясных умов!       — Сатана есть отец нечестивый!       В какие-то моменты прихожане столь громко и стройно вторили проповедникам, что их практически идентичные друг другу голоса тонули в этом хоре, но оба знали — их все равно услышат. Так было всегда. Каждую субботу. Вот уже пять лет.       Папы неторопливым шагом шли по неширокой дорожке, ведущей к фамильному поместью. Старинное каменное здание, которое сложно было отнести хоть к какому-нибудь из известных архитектурных стилей, показалось между стволами многолетних деревьев.       — Одно и то же, — прервав тишину вздохнул младший из них.       Второй одарил его вопросительным взглядом. — Одно и то же каждую субботу. Из       года в год.       — Тебя что-то не устраивает?       — Начинаю чувствовать себя как в том фильме, где у человека постоянно повторялся один и тот же день. Как же его…       — «День сурка»?       — Да, точно.       Старший сложил руки за спиной и перевёл взгляд на дорожку.       — Ты преувеличиваешь. Сильно. Повторяется в твоей жизни лишь один час в неделю. В остальное время ты абсолютно волен делать все, что в твою беспечную голову взбредёт.       — Ты действительно так считаешь? — молодой мужчина вскинул бровь и покосился на собеседника.       — Как и я, ты волен заниматься любым делом, изучать любые доступные источники и архивы, в твоём распоряжении любая девушка и все ресурсы мира, а также куча прислуги — понтифик замолчал, ожидая ответа, но его не последовало, и он продолжил, — так или иначе, брат, мы прямые наследники крови Папы Неро, и мы обязаны продолжать его дело. Тебе мало воли? Посмотри на гулей и подумай над этим ещё раз.       Собеседник ничего не ответил, лишь картинно вздохнул и возвёл разноцветные глаза к небу.       — Тебе пора взрослеть, Третий. Иногда мне кажется, что ты младше меня вовсе не на два месяца, а на десять лет. Или даже больше.       — Да, мне тоже так кажется. Потому что ты порою нудишь больше отца, — пожимая плечами ответил младший и изящным движением сорвал алую розу с растущего около крыльца розового куста.       Второй Папа хотел ответить, но не стал, так как они заходили в поместье, а пререкаться при гулях, которые ожидали прихода хозяев, было бы неправильно.       Стоило им переступить порог, как буквально из ниоткуда появились два гуля и стали чуть поодаль от Пап, ожидая указаний. Гули были идеальной прислугой. Они делали все, что от них требовалось, при этом абсолютно не путались под ногами. Но они не были рабами и имели достаточно свободы, некоторые даже выполняли роль свиты Пап. Кажется, это оптимальный баланс.       Третий Папа жестом подозвал к себе одного из гулей. Когда тот подошёл, он снял с головы тиару, с явным удовольствием размял шею и провёл ладонью по собственным темным волосам, немного растрепав их, и отдал головной убор гулю.       — Отнеси в мои покои.       Второй Папа жестом показал другому гулю, что справится сам и он может идти. Когда оба безликих удалились, Второй тоже снял свою тиару.       — Брат мой, давно ты стал пускать гулей в свои покои?       Ему действительно стало это интересно. Гулям не запрещалось входить в покои (с разрешения Папы, конечно), но это не было принято. К тому же, Третий всегда был с этим осторожен.       — Я не всех пускаю. Только одного. Он… получил повышение.       — Ты назначил его своей свитой?       Младший утвердительно кивнул.       — Это ведь тот, который последние три месяца ходит за тобой по пятам? Теперь хотя бы ясно, по какой причине. Я уже начинал переживать, что он переворот какой-нибудь готовит, — усмехнулся Второй.       Третий удивлённо вскинул брови.       — Как ты смог понять, что это один и тот же гуль?       Старший из братьев смерил младшего взглядом, безмолвно спрашивающим, не идиот ли он.       — Это Эфир. У нас их всего двое. Я конечно мог предположить, что у тебя странный фетиш на Эфиров, но логичнее то, что это всегда был один из них, не находишь?       Третий Папа молча усмехнулся в ответ.       — Увидимся на ужине.       Сказав это, младший покинул комнату.       Понтифику оставался один лестничный пролёт до этажа, на котором располагались его покои, когда он пересекся со своей единственной свитой.       — Не спеши уходить, мне нужна твоя помощь, — сказал ему Папа и жестом позвал за собой.       Преодолев пролет, Папа молча дошёл до своей двери и открыл ее, пропуская гуля вперёд. Тот немного замешкался (обычно они открывают двери, а не им), но прошёл в покои Эмиритуса, который зашёл следом и закрыл тяжёлую дверь.       — Какая помощь нужна тебе, Папа? — участливо спросил гуль.       — Вообще-то никакой помощи не нужно, — с веселой ухмылкой ответил Эмиритус, — мне нечем заняться до ужина, и я просто хотел попросить, чтобы ты пока что составил мне компанию.       Папа подошёл к гулю и вложил в его руку сорванную в саду розу, со стебля которой были содраны все шипы.       — Ты ведь составишь мне компанию, Омега?       Маска надежно скрывала лицо гуля, но по его ярко-голубым глазам было видно, что он улыбнулся.