Fucked Sims 4

На следующий день никто ни о чем не говорил. Вообще. Это стало уже привычным — трахаться или просто спать вместе, а на утро расходиться по разным углам общежития не сказав друг другу ни слова. Хотя Юнги неоднократно пытался что-то сказать, то и дело открывая рот, но затем запинался и звучно сжимал челюсти, выглядя таким потерянным и грустным, словно Холли только что погиб. Чимин старался не обращать на него внимания. Он уже объяснил, что не готов к разговору и, на самом деле, все эти их телесные сплетания вовсе не помогают. Ещё слишком рано — сперва нужно хоть немного прийти в себя. Утром Пак встал раньше всех, отправившись на утреннюю пробежку. Заново входить в тонус после перерыва было тяжко, но крайне нужно для успокоения души. Юнги уже не спал, когда младший уходил, оставляя Мина одного в большой холодной постели. На языке вертелась сотня слов оправданий и извинений, но всё они выливались лишь в едва слышный шепот. — Я люблю тебя. Невысказаное копилось, комом застревая в горле и перекрывая дыхание. И море, море невыплаканых слез застывали на ресницах. Нет права плакать, нет права страдать. По возвращении Юнги в комнате Пака уже не было. Чимин быстро привёл себя в порядок, перекусывая и уточняя у сонных мемберов время поездки в больницу, а затем направился на утренее собрание. Ему было, что рассказать. Куратор привычно поприветствовал всех присутствующих и попросил поделиться своими переживаниями за последние время. Чимин молча слушал все общие проблемы, без конца думая лишь о сладких губах Юнги, шепчущих ему слова любви на каждом стоне. А затем мысли резко сменялись на беспокойство о Тэхёне и его новорождённом ребёнке — голова раскалывалась от постоянного самообичивания и вины. Когда очередь, наконец, дошла до него, Чимин тихо и коротко поднялся со своего стула. Немного помедлив, с тяжёлым вздохом, он начал свою исповедь — к правилам собраний он всё ещё не привык. — Вчера я едва не сорвался, — с предыханием, — Так чертовски сильно хотелось выпить, что мысли в голове жужали словно рой пчёл. — Что послужило причиной? — учасливо спрашивает куратор, делая пометки в блокноте. — Вы наверное уже видели. На вчерашнем выступлении… Я не могу рассказать всё, это конфиденциальная информация, но я очень разозлился из-за сложившейся ситуации. Едва мог себя контролировать, — тяжёлый вздох и нервное зачесывание волос, — Я совершил ошибку. — Ты не выпил алкоголь? — Нет, но я… Я сделал хуже, — губы искусаны в кровь, под глазами синяки и усталый взгляд, все ожидают продолжения, — Того человека, из-за которого началась моя проблема, помните? — Верно, человек, из-за которого ты впал в депрессию и начал злоупотреблять. Что он сделал? — Он вырвал у меня из рук бутылку и я правда благодарен ему. — вздох. — Но затем мы переспали и это было в сотню раз хуже. Тишина ненадолго повисла в помещении. Новоявленые друзья Пака с поддержкой и пониманием смотрели на него, желая поскорее обнять парня, ведь знали немного больше других. — Почему это было хуже? — вновь интересуется куратор. — Потому что он без конца говорил, что любит меня. После всего, он снова и снова повторял это и мне было так больно. И так хорошо. И вновь тишина, от которой уже начинало звенеть в ушах. — Спасибо, что поделилился с нами, Чимин-ши. У тебя уже намного лучше получается рассказывать о себе искренне. По окончанию собрания Пак долго курил со своими друзьями на заднем дворе здания. Затем был сеанс у психотерапевта, на котором Чимин едва не заплакал, но, как ни странно, полегчало. Словно груз наконец-то спал с плеч и дал свободно вдохнуть воздух. Когда Чимин вышел из здания, на улице шёл дождь. Парень стоял посреди тротуара, со снятой с лица маской. На лицо и волосы падали холодные капли, затекая за пазуху и смывая внутренние страхи. Вдыхать было легко. Но невозможно сделать выдох.