~*~
Люцифер выводил пальцами рисунки, только ему известные, на ее спине. Он отогнал от девушки все кошмары, и теперь она больше не тряслась и не кусала тонкие, потрескавшиеся губы. Люцифер взял ее ладонь и усмехнулся: кольцо все также красовалось на миниатюрном пальчике. Он вспомнил ее почти ребяческий смех. Вспомнил маленькую девочку, которая сумела привлечь его внимание своей непохожестью на остальных, вспомнил ее пламенное спокойствие перед лицом дьявола, вспомнил, как стал наставником юной ведьмы, как она на его глазах распустилась в прекрасный цветок, как он забрал ее, защищая от ужаса насправедливой жизни, как он в первый раз почувствовал сочувствие к человеку, кто бы мог подумать, и, наконец, как он сорвал этот цветок, обещая всегда быть рядом. Кольцо — какой бессмысленный предмет, в который люди вкладывают огромную значимость. Но она так этого хотела, так была счастлива. Глупость. А ведь он тоже его надел. — Открой глаза, — прошептал он на ушко Офелии. Потухающие языки пламени догорали в камине, ознаменовая скорый приход первых лучей. Лениво пробираясь через дремоту, девушка повернулась на другой бок, лицом к нему, и сердце забилось в бешеном ритме. «Живой», — одно ёмкое слово, одна скользящая масла и неимоверное количество эмоций. — Скажи это вслух, — попросил Люцифер. — Что сказать? — растерянно спросила Офелия. — О чем думаешь. — Я люблю тебя, — тихо произнесла она в сомнении. — Я люблю тебя больше жизни. Люцифер одним движением повис над ней, жадно целуя губы возлюбленной. Раньше, когда его ещё не низвергли с небес, он думал, что знает любовь. Он действительно любил отца и братьев, однако все это было другим. Вот, та единственная, ради которой он пойдет на все, та, чья душа давно стала его персональным адом. Офелия отстранилась лишь тогда, когда в ее лёгких перестало хватать воздуха. Кончиками пальцев она провела по незажившим ранам на теле Падшего. — Очень больно? — робко спросила она, когда Люцифер поморщился. — Неважно, если прикасаешься ты. Он щёлкнул пальцами, и они оказались на мягких перинах постели. Возможно, все это иронично: архангел желающий уничтожить человечество, любил человека, а его в ответ любили неземной страстью. Грубые, требовательные поцелуи и покусывания. Прикосновения, после которых на хрупком теле останутся синяки, и он не станет их излечивать, сохранив как напоминание о долгожданной ночи. — Я не буду нежным. Я не он. — Люцифер, я… Он не дал Офелии оправдываться. Он не хотел слышать что-либо, кроме стонов с ее уст. И снова грубо, даже слишком. А потом долгий, сладкий поцелуй, будто бы извинение за все.~*~
Офелия лежала, растворяясь в объятиях своего архангела, и больше ничего не нужно было. Им обоим так хотелось растянуть этот момент, забыть обо всем и просто оставаться наедине на протяжении вечности. Лишь он и она во всей вселенной. — Мне жаль. — Офелия, не начинай. — Но ты даже не… — Я знаю. Мы говорили и не раз. — Может, Бог проклял меня? Люцифер прижал девушку ещё ближе и поцеловал в лоб. — Поверь, ему всё равно. Иначе меня бы здесь не было. Не забивай свою головку ненужными переживаниями. — Разве ты никогда не хотел мальчика с такими же голубыми глазами, — девушка приложила ладонь к щетинистой щеке мужчины. — Это твои глаза. Я знаю. Кто бы не сказал тебе да, они всегда твои, настоящие. — Я хочу, чтобы ты была в безопасности, чтобы ты была счастлива. — С тобой это сложно, — усмехнулась Офелия, присаживаясь на кровать. — Расскажи мне правду, пожалуйста. Я хочу услышать все от тебя. — Не стоит, — угрюмо отвечал архангел. — Михаил сказал… — Михаил наврал тебе! — Поэтому я прошу тебя. Расскажи. — Я не для того стирал воспоминания, чтобы потом возвращать их из-за сказочек моего братца. — Ты меня любишь? Забавно, — добавила девушка после двухсекундного молчания. — Ты никогда этого не говорил. Люцифер сел напротив девушки. Он ведь бережёт ее, неужели она не понимает? — Ты знаешь ответ. — Тогда дай мне правду. Упертость — качество, способное как ничто иное восхищать и одновременно выводить из себя. Падший тяжело вздохнул. Таково было ее желание. Люцифер коснулся ее виска. К голове подступила резкая боль. Офелия видела себя в гневе, злобную, как черт, с демонической ненавистью в глазах. Она разжала руки, в которые ногти впились так сильно, что оставили кровавые полукруги. Нож, паривший в воздухе, с лязганьем упал на пол. Офелия схватилась за рот, не давая пронестись детскому визгу. Что она надела? Разве она могла? Девочки отчаянно мотала головой. Нет! Нет! Нет! Она не могла убить собственного брата. Она любила его. Девочка, рыдая, выбежала из кухни. Она ничего этого не хотела. Все получилось случайно! Офелия рванула в комнату, где была мама. Родная мама, она успокоит ее, и Офелия проснется в ласкающих объятиях матери, которая скажет, что это лишь кошмар. Но нет. Все более, чем реально. Офелия рыдала, билась в конвульсиях. Девочка не помнила как, но она точно помнила кто. «Мама! Мамочка! Прости!» — неразборчивые крики, что уже ничего не исправят. Офелия боялась встать. Она помнила, что там, на крыльце, ее ждёт холодное тело отца с перерезанным горлом, а в комнате ее любимую куклу сжимают поломанные пальчики младшей сестренки, которую Офелия с нетерпением ждала. Лучше бы это был демон. Но это ее руки были в крови. Офелия раскрывала шкаф за шкафом, выдвигала полку за полкой, пока не нашла маленькое лезвие. А смысл жить дальше в ненависти и отвращение к себе? На пальцах появились первые царапины от заточенного острия. Ей нужно было сделать один шаг, и она с лёгкостью была готова пересечь черту. Ей нечего было терять. Ее ничего не держало. Но лезвие исчезло из ее рук по повиновению глухого щелчка. Мужчина с черными, как перо ворона, волосами и холодными, почти стеклянными, глазами появился перед ней. — Я этого не хотела! С новой силой и болью в груди зарыдала она в его рубашку. И какая разница, что она обнимает дьявола? Нет, она не будет молить прощения, нет, она не ищет поддержку. Ей просто нужен кто-то рядом. — Я знаю, — печально произносит Люцифер. — Я предупреждал тебя, дитя. — Я хочу в ад. Мое место в аду! — Тебе рано. Пойдем со мной. Дальше Офелия помнила историю. Она пятнадцатилетний подросток, чей лучший друг дьявол. Он помогает ее, он рядом, когда это необходимо. И так за годом год. Они два побочных продукта, два сбоя в системе, и, возможно, она была создана для него. Эта навязчивая и неправильная мысль всегда отталкивала Люцифера. Он становился грубее, холоднее к ней. Он не верил, что привязался к человеку, но чем усерднее он старался отстраниться от девушки, тем отчётливее понимал, что не она зовёт его, а он сам приходит к ней. Он мог взять ее в любое время, в любом месте, но он так боялся ранить эту хрупкую человеческую душу. И тогда она сама отдала ему свою душу и тело. — Ну вот и зачем тебе это, глупая, — шептал Люцифер, утирая горячие слезы с пылающих щек Офелии. — Спасибо, — хрипло произнесла ведьма. — Он.. он сказал.. я думала.. — Тсс, — Падший приложил палец к ее губам. — Иди ко мне. Их губы слились в единое целое, а языки сплетались. Вновь стягивая с нее одежду, на сей раз собственную рубашку, Люцифер задал последний волнующий его вопрос: — Ты ведь не передумала?