Парадокс: Побег

      В обед следующего дня, как только Бакуго выспался, он сразу же встал с кровати и поспешил одеться. У той самой красной кофты, выделенной хозяином ночлежки, Катсуки оторвал рукава, мешающиеся ему. Он не думал, что эта вещь так уж ценна мужику, особенно если Катсуки и без этого заплатил больше, чем должен был. А рукава сгодятся на жгуты или портянки. Штаны, однако, тоже подошли — вчера он не особо помнил, как вообще завалился спать, что уж говорить о каких-то там штанах. Жестковатые, но свободные — лишь бы без блох.       Оставаться в этом месте больше не стоило. Нет, тут достаточно неплохо, но что-то Бакуго слабо верилось, что чужеземцев тут встречают только так. Всё-таки Скам — закрытый город. А чужаки тоже отбирают у местных хлеб. И пока никто не пронюхал, что к чему, требовалось срочно сменить стоянку, а ещё лучше прямо сегодня «повидать» монстра и покинуть город. И чем быстрее он это сделает, тем быстрее вернётся на родину и снова начнёт искать любой слух или заметку о каком-либо чудовище-монстре-ведьме… Чего только люди не придумают!       Внизу, где Бакуго вчера ужинал, снова было так же весело и шумно, как вчера. Так же воняло перегаром, табаком, потными алкоголиками, а также жареным мясом. «Пивная хрюшка», очевидно, застряла во времени. Кто-то в углу, где стоял крайний столик, играл в кости. Они сильно шумели, но перекричать весело игравшее пианино им всё же не довелось.       Типичный кабак.       Хозяин заведения тоже стоял внизу, аккурат у лестницы, и поприветствовал своего «богатого» клиента. Любезно предложил завтрак, в предвкушении потирая руки, но Бакуго только кинул ему приготовленную заранее пару золотых, чтоб тот сильно не трепался, что Катсуки — чужак. По метке и так заметно, однако та была почти за ухом и увидеть её с первого раза было трудно. Потный толстяк только пару раз кивнул, пряча монетки под фартук, а Бакуго уже вышел из душного места.       Было по-прежнему жарко, будто ночи и не было вовсе.       В узкой улочке, где сейчас стоял Катсуки, было не более свежо, чем в «Пивной хрюшке». За ночлежкой, в закутке, истошно орал кот, но Бакуго не обращал на это внимания.       Мимо него проехал небольшой экипаж с двумя лошадьми в упряжке, от которых так пасло навозом, что Катсуки похвалил себя за то, что не стал завтракать. Передёрнув плечами, он поискал взглядом проходы между деревянными зданиями, откуда из окон с некоторой периодичностью какая-то баба, очевидно, хозяйка или в более богатых — служанка, что-то выливала из окна прямо на булыжник. И с большой вероятностью это могло бы быть содержимое ночного горшка. Надо уходить с этой улицы быстрее.       Перехватив холщовый мешок за затяжки поудобнее, Катсуки сдвинулся с места прямо в проход, где до этого орала кошка.       Прежде, чем идти к «монстру», ему требовалось оружие. Любое. Но желателен был кинжал или револьвер, конечно, однако, как уже было сказано ему ранее, ничего-то ему тут не продадут. Даже паршивой вилки. Но они не учли одного: в стране убийц, где города грязнее келий на его родине, оружие найдётся везде, а простой нож можно добыть и задарма. Чем Бакуго сейчас и займётся — не идти же убивать с голыми руками. А тут ещё и чёрт знает, как он выглядит, да и есть ли вообще.       Катсуки остановился посреди тёмного переулка, в котором у стен было огромное скопление объедков и плесени, а крысы уже даже человека не боялись, доедая труп облезлого кота.       А ведь точно — Катсуки даже не знает, как выглядит этот монстр. Что если он огромный, с твёрдой шкурой и большими когтями? Тут тогда бы и ружьё не помешало. Однако ходить в Скаме по улицам безоружным, где даже у детей под полами рубах пара-тройка охотничьих имеется, так же небезопасно, как к голодному медведю голым впритык подойти и сказать: "съешь меня". В общем, сначала — нож.       А стоило Бакуго пройти чуть глубже в закуток, который кончался сколоченным из дряхлых досок ограждением, как искомое уже оказалось в руках путника. Простой кухонный и немного ржавый нож всё же лучше, чем ничего. Катсуки повертел его в руке, примеряясь; большим пальцем свободной руки он чуть надавил на лезвие и повёл в сторону, чтоб не порезаться, и так пару раз, чтобы окончательно убедиться, что нож туп, как пробка. Порезать им вряд ли что-то удастся, но если ударить острием посильнее, то можно пробить горло или глаз. От людей отбиться уже можно, но этого мало. Придётся поискать что-то ещё, но позже. Сначала надо убедиться, что монстр всё-таки есть и путь проделан не зря. ***       Следуя за указателями, Бакуго пробирался в центр города, и чем дальше он заходил, тем жарче становилось, а людей вокруг было всё меньше. Когда от центральной площади его отделял только ряд домов, идти уже не было сил. Пот со лба заливал глаза, а красная теперь уже майка ещё минут пять назад полностью пропиталась потом. Выжать бы её вряд ли Бакуго смог, но высушить точно не помешало бы.       Катсуки остановился и прислонился к прохладному булыжнику какого-то богатого дома, чтобы хоть немного остыть. Он тяжело дышал, но кислорода так и не хватало. В этой части города почему-то совершенно нет людей. Да что там людей — элементарно нет животных. Даже чёртовых крыс, которые заполонили весь пристенный район бедняков. У них тут что, в центре города огромная котельная? Или отдельное солнце? Дороги были достаточно пыльными, чтобы уже запылить сапоги Бакуго и забиться пыли в носу. Чихнув, Бакуго утёр запястьем фильтр над губой, а потом полами сырой майки — всё лицо. Посвежело ненадолго.       Воды он с собой брал во фляжке немного, ещё вчера набрал, но она уже закончилась, а горло до сих пор драло от сухости. Махаться с монстром в таком состоянии — самоубийство. Уйти назад казалось сейчас лучшим решением, но когда это Бакуго Катсуки отступал?       Несмотря на жару, его кожа оставалась холодной из-за потоотделения, тогда какого хрена?! Ну не может его так резко накрыть хандра. Это больше похоже на обычную простуду, да вот только тело не ломит и в холод не бросает. А ещё пульс ощущается не в глотке или груди, а где-то внизу, но думать было сложно.       По стеночке Бакуго всё же обошёл преграду из ряда домов и выглянул прямо на центральную площадь, выложенную камнем вкруг какой-то статуи, которая уже начала обрастать слоями пыли и грязи, как и всё вокруг. Но сложно не заметить, что воздух тут значительно чище и легче, чем там, где он был утром. И пусть он сейчас однозначно свалится от перегрева на дорогу, но глаза его точно не обманывали. Взгляд плыл. Пришлось прищуриться, чтобы разглядеть перед собой всё чётче. И правда — под статуей, прямо под каменной рукой, в землю был вбит толстый железный столб, от которого тянулась короткая цепь к увесистому ошейнику. Тоже железному. На привязи кто-то сидел. Но разглядеть, кто это, было достаточно тяжело. То ли огромная собака, то ли ещё что-то.       Бакуго снова утёр лицо от пота и помотал головой. Ноги уже не держали, а тут опора в виде дома заканчивалась. Если идти дальше — только на своих двоих. Клеткой тут и не пахло, но чего ещё ожидать от слухов. По крайней мере, пусть на привязи, но тут что-то есть. Как оно вообще тут ещё не умерло от такой жары, да ещё и не имея возможности уйти куда-то? Или умерло?.. По крайней мере тот, кто был привязан, не двигался всё то время, пока Катсуки пытался его рассмотреть получше. И Бакуго рассмотрит, если надо, поближе. Потому что какой-то тупой жар его не остановит, когда он почти у цели.       И, если это всё-таки монстр, то не такой уж он и большой, может, как человек. А людей-то Бакуго убивать научен.       Придётся идти.       Он сделал пробный шаг без опоры, будто заново учится ходить. Колени неожиданно сильно дрожали, хотелось прямо тут осесть на камни, но Бакуго настырно сделал второй шаг к статуе и тому, что под ней сидит, игнорируя почти колючую боль где-то под животом. Создавалось впечатление, что его жарят изнутри. Однако температура перестала повышаться, уже радует. Лицо между тем горело, ладони тоже. А ещё, когда Бакуго бросил взгляд вниз, то увидел, что штаны-то парусом. Какого хера?       Не очень благородно, конечно, но блять откуда?!       На очередной тяжёлый шаг, когда Бакуго так сильно навалился на ногу, что чуть не упал прямо там, что-то, сидящее на привязи, зашевелилось и, кажется, подняло голову.       Бакуго будто бы выстрелили в голову, а ноги и впрямь подкосились. Боль в коленях от удара о камень немного отрезвила его, но не настолько, чтобы полностью прийти в себя.       Эти сраные красные глаза буквально пригвоздили его к месту. И ведь взгляд-то не оторвать. Это не магия — бред же! — это что-то другое. Что-то вроде инстинкта. Только какого — Бакуго понять не в состоянии.       — А ты силён, раз забрался так далеко, — привязанный хрипит, как старый пёс, но больше не шевелится, а только смотрит-смотрит-смотрит. Прожигает взглядом. Сил отвернуться вообще нет. — Неужто сила воли? Или простой интерес? Всех местных я выгнал четверо суток назад и подойти никто не мог, чтоб не свалиться от перевозбуждения. А ты, видимо, покрепче орешек. У тебя пожрать ничего нет? Я как бы тут… — говорящий подёргал себя за цепь, не спуская взгляда с Бакуго, который уже почти лишился сознания от этого грёбанного жара внутри тела. Что вообще говорит этот идиот? — А, точно! — этот кто-то хлопнул себя по лбу, а потом так глазами сверкнул в сторону Катсуки, что путнику аж плохо стало, и поманил к себе двумя пальцами.       Бакуго внутри истерически смеётся во весь голос. И это ничтожество думает, что Бакуго на такое поведётся? Он ему не тупая слабовольная кукла, чтоб идти к кому-то по мановению пальчика. Катсуки даже открывает рот, чтобы послать это создание далеко и надолго, а потом как-то свалить, чтобы передохнуть, но из горла неожиданно вырывается хриплое «да», а тело начинает двигаться, только не туда, куда надо, а прямиком к статуе, под которой сидела эта сука, прикованная к столбу. Рюкзак остаётся там, где он был только полминуты назад, а сам Бакуго подползает к человеку, если его можно так назвать, на котором и нет ничего, кроме лёгких на вид штанов, и заваливается на бок, закрывая глаза.       Прикованное существо облизывается. Сколько же много на свете дураков, готовых потерять свою жизнь из-за жажды денег и славы. Надо же, посмотрите, этот герой убил монстра. Подождите-ка… Нет! Теперь он будет жить тут и питаться вот такими вот идиотами. И за горожан примется. Нечего было совать не в свои дела свои длинные носы.       Человек на привязи трёт пальцами синее пятно на шее, оставленное стражниками почти две недели назад. Так и не сошло, будто въелось в кожу. У этого идиота тоже такое было на волосах за ухом и под ним. Любопытный кретин ему попался, однако дарёному коню не смотрят в зубы, а потому можно просто сказать спасибо Богу и приступить к трапезе.       Бакуго тяжело дышал, находясь вплотную к источнику всего этого дурмана, который вскружил ему голову, и чуть приоткрыл глаза, чтобы убедиться, что он ещё не сдох.       Незнакомец вздрагивает и резко поднимает лежащего у его ног Катсуки, начиная трясти, чтобы тот пришёл в себя.       — Эй, ты, слышишь меня? Твой цвет глаз… Ты же «Джиро», верно? Какое у тебя имя? Ответь мне сейчас же! — прикованный уже почти истерил, требуя ответа. За ним уже давно должны были прийти свои и вытащить отсюда. Его и поймали-то только из-за его же глупости, а теперь и этот ещё ему не отвечает… — Точно, — Бакуго прекращают трясти и вызывать тошноту, а только укладывают на что-то мягкое и тёплое, придерживая рукой. — Эй, я помогу тебе. А взамен ты скажешь своё имя, непослушный сбежавший Джиро.       Бакуго не понимает нихрена. Солнце прямо в глаза светит, а этот утырок что-то хрипит в ухо, будто больной, но от шёпота по телу дрожь пробегает такая приятная, что выть хочется. Слышно только шум в ушах, а чужой хрип только вибрацией от уха проходит прямо по позвоночнику.       Щекотно.       А ещё щекотно, когда он рукой в штаны лезет. Бакуго рычит и хочет в глаз заехать, но даже голову поднять не может от чужого плеча, что уж про руку говорить. Но сил, чтоб укусить в шею, хватает с лихвой. Хриплый голос над ним визжит, а кулак сжимается так сильно, что прям щас оторвёт, но Бакуго чертовски доволен собой. Нехуй издеваться над ним, как будто всё можно такому ублюдку.       А он и правда так думает, снова голос делается с хрипотцой, он говорит что-то про «Джиро», но Бакуго его нихуя не слушает, потому что хорошо. Жёсткая рука в его штанах — не леди с пышными формами из его любимой пивнушки, но доводила ни чем не хуже. Катсуки ещё секунду вспоминает ту самую, рыженькую, и начинает крупно дрожать, напоследок снова кусая чужую солёную, совсем не плотную, кожу и замирает. Глаза каким-то чудом не закрываются, а этот напыщенный идиот вытаскивает руку оттуда, где быть вообще не должна была — из его штанов — и отряхивает её. А ведь Бакуго пришёл только посмотреть, чем эту суку убивать придётся, а в итоге… А итог оказался неплохим, по факту-то.       — Ну? Я помог тебе, — сука усмехается, портя этим самым всё послевкусие оргазма. — А теперь и ты, будь любезен, назови своё имя. Я — «А»-Джиро.       — А не пойти бы тебе нахуй, Эйджиро? — Бакуго едва договорить успевает, как тут же со всего размаху впечатывает свой кулак тому в лицо и вскакивает на ноги, отпрыгивая назад. Во рту до сих пор привкус чужого пота, однако больше его не жарит. Всё, как всегда. — Что ты такое вообще? Это твоих рук дело, что я чуть не помер?       — Я не бил тебя, а ты сразу в лицо. Больно вообще-то… — Эйджиро дует щёки, становясь похожим теперь не на собаку дьявола, а на карапуза. — Ты мне спасибо сказать должен.       — Нахуй иди. Хорошо, что ты привязан, как вшивая псина. Я тебя просто забью до смерти. Я уже понял, что это из-за тебя всё, ебаный содомит. Хоть бы Бога побоялся, — Бакуго скалится и хрустит пальцами, готовясь ударить снова. Про нож он благополучно забыл — не до него сейчас.       — А ты не боишься Бога — убить меня собрался?.. — парирует Эйджиро, выплёвывая окровавленный клык на пыльный булыжник.       — А мне уже нечего бояться. Для меня уже давно в Аду персональный котёл подготовлен, — Катсуки злорадствует и бьёт снова. В этот раз попадает в скулу, отчего голова сидящего внизу Эйджиро по инерции отворачивается резко в сторону, а грязные тёмные волосы падают на лицо, почти полностью закрывая его.       Эйджиро медленно поворачивает голову и смотрит зло исподлобья, пытаясь снова свалить этого мужика возбуждением. Он, в общем-то, и сам не особо знал, как это работает. Ему говорили — он делал. Так же и сейчас, только уже по собственной воле. Но он сам же передал карты в руки этому идиоту, пусть и не надолго, пока не отойдёт.       А Бакуго уже отходил — лицо снова начинало нагреваться. Это нехорошо. Что за чертовщина?.. Следующий удар оказался слабее, чем ожидалось, но всё же заставил Эйджиро задохнуться, схватиться за живот и согнуться пополам.       — Чего ты… этим хочешь добиться? — Эйджиро хрипит ещё сильнее, почти неразборчиво и заходится в кашле, сплёвывая кровавую слюну, а потом смотрит вверх почти с ненавистью.       — А ты глупее, чем выглядишь. Убить тебя, конечно. А потом и всех остальных, таких, как ты. Меня церковь тоже не принимает, но хотя бы не так сильно торопится в петлю засунуть мою голову, пока я убиваю вас. Не очень благородно, но назад пути у меня нет, — Бакуго горько усмехается и злится. На себя, на этого «Эйджиро», на ебучую церковь, которая забрала у него мать и дом, на хренового Бога, который «всё, мать твою, видит», но ничерта не делает. И во имя него он, можно сказать, сейчас лишает жизни такого же мудака, как он сам.       Нет, это не совесть.       Ещё один пинок приходится в уже битую скулу; Эйджиро на дрожащих руках поднимается и сплёвывает ещё один зуб. На него уже смотреть жалко.       Следующий удар он блокирует, но отбиваться не спешит только поднимает голову и жалобно смотрит — сдаётся.       — Пожалуйста, не надо. Я… Я знаю место, где есть ещё такие же, как я — монстры.       — Торгуешься со мной? Пощады просишь? Смотреть противно, — Бакуго на самом деле сам на ногах едва стоит. Эта херня снова творит, что попало. Извести его хочет. Да только слабоват духом оказался. И правда. Противно. — Если ты обманул меня — убью на месте и заберу себе твою голову. Цвет твоей кожи — прямое тому доказательство, что ты отродье дьявола.       — Я понял, — голос почти неслышно, но Бакуго-то слышит, опускает руки, показывая, что бить больше не будет, и подходит к столбу, чтоб понять, как отцепить его будущее пушечное мясо.