Парадокс: Побег

      По возвращении к повозке, от которой еще несколько часов назад увели лошадь, Катсуки первым делом осторожно заглянул в полумрак, осматривая кокон из тряпья, в который был закопан кучер. Он не спал, только устало и злобно смотрел на Бакуго — рот у кучера тоже был заткнут, дабы не горланил на весь городок. Убедившись, что тот не выбрался, Катсуки ухмыльнулся и ловко запрыгнул внутрь, но освобождать выродка не спешил. Киришима остался стоять снаружи, так как пока ещё ему было тяжело делать что-то резкое, да и забираться в повозку теперь казалось просто невыполнимой задачей — дёсна от любого неосторожного движения или шага отдавались пульсирующей болью, а соответственно и болью в голове. Это выматывало похлеще путешествия по пустыне без еды и воды.       Бакуго пролез мимо пленника, зарылся в мешки с добром, которые везла с собой госпожа Тург, и выудил оттуда один из тех перевязанных ниткой мешочков с монетами, которыми вчера пытался откупиться от обезумевшего кучера. Не пропадать же деньгам, верно?       Катсуки привязал мешочек к поясу, прикрыл его полами своей безрукавки и тут же выбрался из повозки, прихватив свой рюкзак. Киришима всё ещё стоял тут, спиной подпирая повозку и поигрывая с висящей на его шее цепью. Убедившись, что этот болван всё-таки не сбежал, Бакуго вытащил наружу и пленника, выкинув его из повозки прямо на мощёную дорогу, и буквально приказал Киришиме распутать его, но не до конца. Не хватало, чтоб он ещё и сбежать попытался.       — Бакуго, можно вопрос? — Киришима перестал теребить в пальцах тугой узел на пленнике в попытках его развязать и поднял голову. Катсуки оскалился, явно не имея желания болтать с Киришимой, однако монстр был настойчив и упрямо смотрел в глаза раздраженному «хозяину». Катсуки рыкнул что-то вроде «не зови меня по имени» и отвернулся. Киришима расценил это как «да». — Бакуго, ответь честно, зачем нам этот парень? Он же действительно опасен. Да и мороки с ним много.       — Не больше, чем от тебя, — проворчал Катсуки, не отворачиваясь от повозки, в вещах в которой что-то искал. Он пропустил мимо ушей «нам», которое должно было быть «тебе», но всё-таки на секунду задумался: с каких пор этот идиот считает, что они — вместе? Бакуго не приписывал идиота-Эйджиро к себе и рассматривал только свои потребности, изредка позволяя своему путеводу питаться его добротой и щедростью. — И тебя это не касается. Твоё дело — исполнять приказы и не путаться под ногами.       Киришима что-то буркнул себе под нос, провёл языком по новым зубам и принялся послушно распутывать узлы, боязливо поглядывая на молчаливого кучера. Эйджиро и правда было интересно, зачем Бакуго нужен… этот. Безымянный. Да в нём даже мяса нет толком. Если только его в рабство продать? Но они ведь были рядом с Луамом — городом-рынком. Не было смысла разворачиваться и ехать в Лимб за этим. А больше вариантов Киришима и не видел.       Нет, была ещё мысль, что Катсуки хочет оставить Безымянного себе, как Киришиму, но тогда назревает закономерный вопрос — для чего? Если Эйджиро ему нужен, чтобы быстрее попасть в Нингу, откуда Эйджиро родом и где живут его братья и сёстры, а затем их убить, то для чего ему нужен Безымянный? Катсуки что-то о нём знает? Маловероятно. Ну не может же быть правдой, что Бакуго хочет оставить его в качестве запаса мяса.       В итоге Эйджиро в своих мыслях вернулся к тому, с чего начал.       — И чего ты там копаешься? — гневно прорычал Бакуго, забрасывая на плечо свой мешок. — Я не собираюсь тут всю ночь торчать и голодать.       Киришима вынырнул из своих мыслей и понял, что так ничего и не распутал. Безымянный под ним вообще никак не реагировал, только хмурился и сверлил взглядом сидящего на нём Киришиму, который ему уже все бёдра отдавил. Киришиме пришлось быстро распутать узлы и освободить от верхнего слоя тряпок, которые после он хотел забросить назад в повозку. Чего зря такой роскоши, как одежда, пропадать? Но не успел он окончить развязывать второй узел, как половинчатый дёрнулся, раскидывая руки в стороны, чтоб освободиться от пут, и резко повернулся на бок, скидывая не ожидавшего такого поворота событий Киришиму.       Бакуго напрягся и быстро вынул нож из-за пояса, намереваясь метнуть его в неудавшегося беглеца, как его прошибло волной жара, а от подскочившего резко давления закружилась голова и помутнело в глазах. Однако это длилось всего лишь жалкие секунды, но успело пробрать до костей. Нож выпал из ослабевших пальцев, разнося тонкий звон вокруг. Бакуго прищурился и начал тереть глаза, пытаясь быстро вернуть себе зрение. Это сработало, потому что теперь он видел более-менее чётко, но от возбуждения его ещё пошатывало. Однако стоять на ногах и как-то трезво соображать он ещё мог, а вот распластанный по земле в паре метров от него половинчатый — не очень. Даже больше: он что-то сдавленно скулил и пытался, скорее всего, подняться, да только тело не слушалось — Бакуго по себе знал.       Зато Киришима бодрячком поднимается с земли, шипит на боль в дёснах и тяжело дышит. Да и весь он вообще кажется большим и тяжёлым, как буйвол, несмотря на худобу. Или это и вправду только чудится из-за действующей «силы».       Эйджиро не гордился собой от того, что упустил слабого паренька из хватки, однако был доволен, что успел среагировать. И вообще насрать, что в радиусе метров двухсот так же полегло ещё куча людей. Кто-то со слабым сердцем мог даже и копыта откинуть. Вообще не важно. Его волновало только то, что Бакуго мог разозлиться на полоротого Киришиму и выбить ему только что вставленные зубы. А помереть от болевого шока не хотелось. К тому же — Киришима с трудом мог поверить в то, что всерьёз об этом рассуждает — это был шанс задобрить вечно злого «хозяина» и расположить того к себе, предложив свою помощь в решении закономерно возникшей проблемы из-за силы Киришимы. Конечно же делалось это всё исключительно из целей в будущем сохранить себе жизнь.       И ведь не прогадал: Бакуго пусть и заимел некоторую стойкость против силы Киришимы, но против такой дозы, которая и мула свалит, он ничего не сможет сделать. Только вот всё равно Эйджиро предпочитал действовать куда осторожнее, чем обычно. Катсуки уже доказал, что, даже находясь в полной жопе, он найдёт способ выбраться. И убить Киришиму. Поэтому для начала было решено связать заново беглеца, притащить его послушно к ногам Бакуго, а потом и «задобрить» хозяина.       Как ни странно, но Катсуки соображал, несмотря на своё состояние, в котором в голове через мысль мелькало желание запустить руку в штаны. Даже так Киришима не пытался дать по съебам или убить своего «мучителя», наоборот, связал кучера, приволок к повозке и бросил рядом. Тот даже не двигался, а только тяжело дышал и постанывал, как будто тому по рёбрам хорошенько настучали. Но Бакуго как-то быстро ушёл от мыслей поиздеваться над таким слабым парнишкой. Сейчас перед ним стоял Киришима, как преданная собака, и сверху вниз смотрел на него, Бакуго, съехавшего на землю осторожно, чтоб не пиздануться ненароком.       — Какого черта, ублюдок? Не можешь без этого, а?.. — Бакуго едва хватает сил гадко усмехнуться и опереться на одну руку, отведенную назад, будто так и было задумано. Будто это он тут хозяин положения. В какой-то степени так и было.       — Хозяин, — тянет Киришима буквы, почти мурлыча, — я хочу тебе помочь.       — Нахрен пошёл! — отрезает Бакуго и морщится то ли от боли в голове, то ли от вида ещё не отошедшей от отёка рожи Киришимы. — Еще б я, блять, порукоблудить вместо себя кого-то просил.       Катсуки сплёвывает вязкую слюну, откидывает голову назад, будто предлагая открывшуюся так заманчиво шею, и прикладывается затылком к деревянному каркасу повозки. Бакуго мечтает сдохнуть прямо сейчас, лишь бы не видеть и не чувствовать всего этого, а Киришима с досадой закусывает губу и тут же стонет от боли в дёснах, сгибаясь пополам. Сила мгновенно сходит на нет, позволяя прохладному ветру таки охладить вспотевшие тела, а времени снова начать течь в привычном ритме.       Почему-то каждый раз после прекращения действия силы всё, что происходило в этот промежуток времени, кажется слишком нереальным и каким-то вымазанным в масле или мыле.       Катсуки ещё полминуты приходит в себя и через силу поднимается на дрожащие ноги, тут же запахивая плащ, чтобы не было видно тела, даже если из-за этого он сварится от жары. Эйджиро так же уже разгибается, смаргивая слёзы от боли, и молчит, ждёт указаний. И Бакуго не заставляет его ждать, тут же приказывая тащить эту грёбаную тушу за ними. Эйджиро не противится, половинчатый тоже. Пленника Киришима хватает за узлы верёвок, которыми решил связать кучера от греха подальше, и тащит за собой по земле, потому что поднять его сил нет никаких.       Бакуго ещё стоит недолго, пытаясь унять головокружение, после чего делает осторожный шаг, следом второй. На повозку уже было насрать, если честно. Разворуют — ну и пусть. Деньги Бакуго оттуда всё равно уже все забрал.       Улица была всё ещё пустынной, а в закутках между каменными домами то и дело виднелись тёмные силуэты, которые кое-где можно было даже разглядеть. Одна женщина совсем рядом визжит совсем уж громко и непристойно, пока кто-то, сидя под ее широкой красной юбкой в пол, активно вылизывал ей промежность. Бакуго немного затошнило. Казалось, он отсюда чуял отдающий рыбой и мочой запах киски. Нужно было поторопиться и найти ночлежку, пока Киришима не решил присоединиться к тем двоим.       Скоро улицы уже начали полниться бодрыми людьми и более-менее упитанными животными, которых вели за привязь за собой эти самые люди. У одной из лавок с побрякушками Катсуки узнал дорогу до ближайшей ночлежки и сразу же направился туда, а за ним молчаливо, даже непривычно, топал Киришима и волок по земле пленника. Видимо, чтоб говорить, сильно уж дёсна болели.       Ночлежка находилась прямо в центре города — понятно это было потому, что тут была слишком низкая плотность застройки, да ещё и деревянное строение ратуши мозолило глаза. Денег, небось, дерут тут дай бог, но, наверное, тут всё же безопаснее. Вряд ли кто станет срач разводить в самом центре напротив ратуши. Бакуго посчитал, что выспаться нормально хоть раз в жизни стоит тех денег, и уже более смело дёрнул на себя железное кольцо на двери.       Внутри было тепло и не пахло сыростью, потом, рвотой и кровью. Что ж, уже прекрасная новость. И тут работала, очевидно, прислуга, помимо хозяина. Молодые ребята, черт знает скольки лет, но то, что они мелкие совсем, понятно сразу — девки-доски с круглыми лицами и тощие парни, у которых только-только начал ломаться голос. Катсуки еще секунды две осматривал шуструю прислугу, что сновали туда-обратно белыми мышами, и сел за ближайший свободный стол, кивая головой Киришиме, чтоб тот тоже падал. В принципе, разрешение ему и не требовалось. Он бы и так сел. Безымянного закинули рядом, чтоб не лежал под ногами мертвой тушей.       Бакуго поднял руку и щёлкнул пальцами пару раз, подзывая к себе «белую мышь». Мальчишка подбежал достаточно быстро и с едва заметным поклоном спросил, чего господин желает.       — Значит так, мясо, плевать какое, лишь бы не отрава, и побольше; похлёбку пожирнее и пиво… — Катсуки откинулся на спинку скамьи, возводя взгляд к небу и думая, чего бы ещё ему нужно было для счастья.       — На троих? — робко спросил мальчик, теребя в пальцах белый фартучек.       — Двоих, — чуть помедлив, ответил Катсуки, с прищуром рассматривая две полуживые туши напротив. Киришима, очевидно, вымотан болью в зубах, голодом и тяжестью туши половинчатого до такой степени, что уже не против того, чтоб его убили, а второй… ну, видимо, он просто заебался. Бакуго усмехнулся сам себе и тут же поспешил добавить к заказу: — И принеси рюму спирта.       Мальчик чуть помедлил, но спешно кивнул и убежал так же быстро, как и прибежал. Эйджиро тупо смотрит перед собой, а потом медленно тянет с иронией:       — Ох, неужели хозяин изволит кормить никчёмного раба? Я тронут.       — Будешь выкаблучиваться — получишь только в зубы, а не еду, — сурово отвечает Катсуки, не меняя позы.       Киришима тут же прижал ладони к лицу, прикрывая рот. Вторую процедуру он просто не переживёт. Эйджиро краем глаза замечает сбоку движение в их сторону и думает, что это так быстро бежит служка с едой, но как только Киришима обращает внимание на движущегося, то понимает, что нихрена рослый парень в одежде искателя приключений и со смешной шляпой не походит на служку. Эйджиро хмурится и напрягается, косит взгляд на Бакуго, который даже не меняется в лице. Не заметить угрозу этот психопат, помешанный на причинении боли другим, не мог. Значит, парень в шляпе не опасен. Пока. И Киришима чуть расслабляется.       — Доброго дня! — живо здоровается путешественник и беззаботно присаживается на низенькую бочку, которую ногой выволок из-под их стола. — Я случайно услышал, что вы заказали достаточно много еды. Местные так много не едят. Вы путешествуете, не так ли?       Бакуго молчит, даже не поворачивается, только морщит нос и скалит зубы, готовый вот-вот наброситься. Киришима чует, что дело пахнет не только керосином, но и выпотрошенным телом балабола, а потому спешит ответить за Бакуго.       — Да. У тебя к нам какое-то дело? — Киришима не хочет выглядеть дружелюбным, чтоб парень на язык не подсел к нему, а потому хмурит брови, копируя вечное выражение лица Катсуки.       — Раз вы путешествуете, то, наверняка, нуждаетесь в деньгах? — заговорщески начинает путешественник, но Катсуки его прерывает рыком. Кажется, он всё же вышел из себя.       — Нет, нам не нужны твои сраные деньги. Убирайся, пока можешь, — Катсуки устало, но не менее сурово смотрит в жёлтые, точно василисковы, глаза, молчаливо угрожая.       — Понял-понял, не дурак, — парень в шляпе неловко разводит руки в стороны, чуть не задевая плечо Бакуго, и быстро ретируется, почти мгновенно теряясь в помещении, хотя народу тут не так уж и много. Только служки снуют туда-сюда.       Катсуки вздыхает и бьёт кулаком по деревянному столу. Хотелось бы уже быстрее пожрать, вымыться и завалиться спать. Мальчишка-мышь вскоре приносит на большом тяжёлом подносе весь заказ и ждёт оплаты, неловко назвав сумму в четыре золотых и двадцать две серебряные монеты. Катсуки только снова рыкнул. Грабёж средь бела дня, а он даже не заказал ничего такого. Он бы понял, если бы заказал мясо в Скаме и отдал столько денег, потому что город находится в пустыне и с пропитанием там туговато, а тут-то… Центр города, что тут скажешь.       Пока он сказал Киришиме есть похлёбку, ибо мясо он пока что не сможет прожевать, сам полез к поясу и из привязанного мешочка выудил пять золотых монет. Мальчишка поклонился и убежал за сдачей. А Катсуки еще долго смотрел ему вслед. Что-то было не так.       Бакуго протянул руку к ближайшему блюду с мясом, как остановился и глянул на скамью рядом с собой, где должен был стоять его мешок. Вещи на месте не оказалось, а сердце Бакуго пропустило удар. Он на секунду потерял контроль над собой и едва не выматерился на всю таверну, но быстро взял себя в руки и заглянул под стол и с другой стороны от себя. Ничего.       — Твою мать… — прошипел Катсуки, стискивая в злобе челюсти. — Этот щенок… Я сломаю ему руки, как только найду.       — В чём дело, Бакуго? — Киришима беззаботно доел порцию похлёбки, отставляя в сторону пустую керамическую чашку.       — Ты, блять, хватит жрать. Та мелкая сука спиздила мои вещи.       — Чего? Какие вещи? — Эйджиро непонимающе моргает пару раз, а потом до него доходит. Тот искатель приключений в смешной шляпе… — Вот ж чёрт!       — Ладно, это всё хуйня. Все деньги всё равно при мне, но там моя одежда и почти все ножи…       — И «Саббат», — как бы невзначай напоминает Киришима и тут же незаметно принюхивается. Запах слабый, но он есть. — Я его чую. Если ты оставил склянку, не заворачивая, то он недалеко.       Бакуго не отвечает, только с досады опрокидывает в себя полкружки пива, а следом — кусок кабанятины. Хочешь-не хочешь, а забрать мешок надо. Еще бы Бакуго вещами своими раскидывался, ага! Но сначала надо было сплавить ненужный балласт… Бакуго перевёл взгляд на полуживого кучера и нахмурился. Будь проклят тот день, когда он вообще пришёл в Мисфитс.