Парадокс: Побег

      В реденьком лесу достаточно влажно и пахнет сыростью. Подгнившие прошлогодние листья, пропитавшиеся водой, сминались под давлением тяжелых шагов. Было достаточно тихо, что навевало странные ощущения. Ветра нет. Животных тоже. Даже элементарно ни одна сетка паутины не попалась, чего уж говорить о том, чтобы вляпаться в нее лицом.       Оджиро вздохнул.       До Лимба еще идти и идти, хотя это он должен был опережать Эйджиро, а не наоборот. Тот наверняка уже слинял из города, если взять в расчет то, что этому белобрысому чудаку на месте не сидится. Маширао сплюнул на землю и отогнул ветку, что оказалась перед его лицом. Кто ж знал, что караван, с которым он отправился в Лимб, попадёт сначала в лапы разбойников, но сумеет отбиться, а потом еще и в логово пустынников угодит. Эти твари пусть и мелкие, но жгучие и живучие. Какая ирония — от разбойников отбились, а от мелких ящериц — нет. Может, повлияло то, что большинство путников только впервые отправились в такое путешествие, но чёрт возьми, какого дьявола они не знали о логове? Впрочем, это было даже на руку Оджиро. Не пришлось самому подчищать следы.       Караван сгорел за пару минут вместе со всем добром и экипажем. Оджиро же, в силу обстоятельств и его необычного тела, выжил. Даже почти не пострадал. Зато теперь добираться приходится пешком. И, Бога ради, Маширао сейчас согласился бы на любых попутчиков, только бы отдохнуть и утолить голод. В принципе, от голода Оджиро не умрёт, разве что тело просто перестанет функционировать, когда иссякнут жировые запасы, что есть в его теле. Что-то вроде клинической смерти. Малоприятная процедура.       Оджиро перешагнул корень дерева, что мешал ему пройти, и подошел к рядку высоких кустов, которые листьями напоминали какую-то ягоду, название которой парень успел забыть, и, глянув по сторонам в поисках прохода за кусты и не найдя его, начал продираться через ветки. Одна из отогнутых успела хлестнуть его по лицу, едва не задев глаз. Из зарослей Оджиро буквально вывалился, отряхивая с одежды веточки и пыль. Сделав пару шагов, Оджиро взглядом наткнулся на что-то под ногами и едва не запнулся.       — Во дела… — Маширао почесал затылок, опускаясь на корты перед находкой. — И как же это тебя угораздило-то? Давно не виделись, придурок.       Путник ткнул указательным пальцем в серую ледяную щёку мертвеца, заставляя голову того качнуться и повернуться на бок. Под затылком копошились опарыши. Оджиро покачал головой, поднимаясь на ноги, и снял с себя плащ, тут же накрывая им труп. Жалко, конечно, вещичку-то для мертвяка, но закапывать его времени, сил и возможности не было.       — Не поминай лихом, друг. — Оджиро натянул шляпу пониже и, обойдя тело, направился дальше. Стоило бы добраться до Лимба до заката. ***       Бакуго уже откровенно тошнило от всего, что вокруг него происходило. Он уже даже не понимал какое из «двух зол» меньшее: всю жизнь скрываться от инквизиции и вообще церкви и жить как отшельник далеко-далеко от цивилизации или терпеть трёп двух идиотов. Причем первое уже даже не казалось наказанием.       Катсуки резко остановился, выхватил из-за пояса нож и, развернувшись, свободной рукой схватил за шею Эйджиро, тут же перемещая пальцы на металлический ошейник под тканью плаща и дергая его на себя. Нож уже оказался у едва поджившей раны под подбородком, грозя ее разодрать.       — Слушай, ты! Я ненавижу тебя и твой ебаный голос. Закрой свой поганый рот хоть на пять сраных минут, потому что у меня уже уши от тебя вянут! — Бакуго едва ли пену изо рта не пускает и рычит утробно, показывая ряд передних желтоватых зубов. — Еще хоть один звук от тебя услышу — язык выгрызу из твоей пасти! — Эйджиро сглотнул на этих словах и попытался поднять руки перед собой ладонями вперед, предпринимая попытку как-то отгородиться от Бакуго и защититься, однако Катсуки только пнул тому в район колена, а потому Киришима передумал обнажать на свету кожу. — А что до тебя, выблядок вороний, — Катсуки молниеносно переключился на Каминари, который хотел уже тактично отступить, дабы избежать праведного гнева психопата, — посмеешь выкинуть что-то еще, что я несомненно услышу, и тебя не найдут даже с собаками. Я ясно выражаюсь?       Катсуки прислонил холодное лезвие ножа к горячей щеке вора, кончиком прикасаясь к нижнему веку и молча грозясь первым делом выколоть глаза. Оба балабола молча закивали, а Бакуго только рыкнул на них последний раз, сплюнул на землю, спрятал нож обратно за пояс и отвернулся. За всем этим пиздецом молча наблюдал Шото, которому развязали ноги, чтоб шёл на своих двоих, но между тем держали на поводке из прочной верёвки.       Кучка странников продолжила свой путь по улице уже в тишине, и Бакуго мог вздохнуть наконец спокойно. Улей от шума в голове стал утихать.       Подальше от центра, почти на крайних улочках, потихоньку начали скапливаться смрад и болотистая вода в водостоках. Киришима старался не дышать носом, чтоб не надышаться вонючих паров. Денки так вообще снял шляпу и прикрыл ей нижнюю часть лица. Его капюшон в облипку точно повторял формы головы, на нём же прослеживались бугорки от ушных раковин, а ближе к шее уже вылезали кончики светлых волос. Ну, на одной стороне. На другой же они были тёмно-синими, почти чёрными. Эйджиро предположил, что это просто сросшее пятно с волос, похожее на то, что у него на волосах сейчас. Странный парень, но душевный — так решил Киришима.       Когда Киришима увидел знакомые каменные домики, то понял, что они наконец-то пришли к повозке. Денки сказал ему, что скоро вернётся, и ускакал в другую сторону от них. Бакуго даже не обернулся, равно как и Шото. Катсуки уже забрался в их повозку, проверил на наличие нежеланных попутчиков, выловил неосторожную крысу и невозмутимо выкинул её из повозки. Она с визгом упала на мощёную дорогу, пару раз дёрнулась и скрылась в ближайшей щели, в которую смогла пролезть. Больше ничего необычного в повозке не было. Разве что мочой воняло и немного кровью, но это было не так страшно, как вонь на улице. Впрочем, она даже перебивала запахи.       Шото был доверен Киришиме, чтоб сторожил. И не дай Господь отпустит или сбежит с ним — Бакуго его найдет, и найдет ведь, и тогда нерадивый монстр точно лишится головы. Или хотя бы пары рук. Киришима этими же словами и был предупреждён, а сам Бакуго ушёл в ближайший переулок, где были конюшни, и куда увели их животное, честно отнятое у уже мёртвой госпожи Тург. ***       — Эй, почему ты не сбежишь? — Шото пнул камешек, что лежал под ногами, и едва ли заинтересованно глянул на того, кто его сторожил, после чего ещё раз осмотрелся, выискивая, чем бы отвлечь Киришиму и попытаться сбежать.       — Это не твоё дело. У меня свои причины, — Киришима немного помолчал перед тем, как ответить, будто и вовсе не расслышал вопроса. Во всяком случае просто так стоять и ждать Бакуго было скучно.       — У тебя появился идеальный шанс. Психопата тут нет. Мы оба можем сбежать и разойтись, как в море корабли. — Шото знал, что он отлично умеет сманивать людей — не самый приятный бонус, доставшийся от его семейки, но достаточно полезный в каких-то моментах.       — Я не знаю, что такое «море» и что такое «корабль», но я уже дважды пытался. При чём один раз я провалился, не успев даже отойти. — Киришима опустил голову. В сердце и правда закралось сомнение, как будто связанный Шото был демоном-искусителем, а свобода была так сладка… Ошейник словно стал меньше и начал давить на шею. — С Бакуго побеги не прокатят. Он как собака-ищейка: найдёт тебя, даже если ты под землей спрячешься.       — Если хорошо спрятаться — не найдет. Неужели тебе хочется оставаться с тем, кто так жестоко с тобой обходится? Что с тобой не так? — Шото чуть повысил голос, но всё еще недостаточно, чтобы его кто-то услышал, кроме Киришимы.       — Да не знаю я. Я уже поклялся ему и не могу бежать. А если отпущу тебя — он меня убьёт. Я боюсь смерти, — покачал головой Эйджиро и затих. Шото говорил что-то ещё, но Эйджиро пропускал его слова мимо ушей.       Киришима стоял на месте истуканом, крепко держал в руках верёвку и не двигался, даже когда поднявшийся резко ветер заставлял Шото переступать с ноги на ногу, ёжиться от холода и удерживать равновесие, чтоб его не сдуло. У Киришимы же только плащ развевался серым флагом и обнажал едва ли выше колена тёмные штаны и тряпичные сапоги. Эйджиро периодически одной рукой придерживал капюшон, чтоб тот не слетел от ветра. Кисть, конечно, оголялась, но это меньшее из двух зол, что мог выбрать монстр.       Шото обратил внимание на открывшиеся участки кожи и отметил красноватый оттенок, который он не заметил в прошлый раз, еще ночью, а до этого — и подавно, однако не придал этому особого значения, предполагая, что парню пришлось большую часть жизни батрачить на солнце и заработать в результате обгоревшую кожу — в этом он не разбирался. Тем более на Западе, откуда Шото был родом, не такое уж и палящее солнце.       Небо стремительно темнело. Очевидно, собирался дождь.       Киришима давно не видал дождя. Всё то время, что он провёл в пути от самого Лимба к границе, находился в Скаме и вот сейчас, на пути обратно, он не попадал под дождь и вообще не ощущал его никак. Дождь был лучше, чем палящее солнце.       Воздух стал более тяжёлым, отчего Киришима сам непроизвольно напрягся всем телом, словно ожидая чего-то плохого, но не имея для этого никаких оснований. Что-то вроде звериного чутья, хотя это же чувство присуще любому человеку.       Скоро стемнело совсем, улицы опустели окончательно, а на землю начал проливаться дождик, которого эта земля определённо долго ждала. Киришима тоже долго ждал, с упоением ощущая, как вода пропитывает его плащ и остужает кожу. Подобное удовольствие было чуждо Шото, поэтому он пытался как-то вразумить Эйджиро забраться хотя бы в повозку, чтоб укрыться от дождя. Но Киришима молчал. Стоял неподвижно и словно впитывал просачивающуюся через плащ воду.       Связанный Шото под разошедшимся дождём уже продрог до костей, обнимая себя руками в попытке согреться, которая мало чем помогала. Киришиме, казалось бы, пронизывающий ветер и холодный дождь вообще ни по чём. И в какой-то степени Шото ему завидовал.       Бакуго вернулся скоро, ведя за узду лошадь. Та не особо сопротивлялась, но, кажется, всё же была недовольна тем, что ее из тёплого стойла вывели куда-то в дождь. Запрячь животное не составило труда, хоть это и было сложнее, когда всё вокруг было мокрым. Катсуки в приказном порядке велел залезать в повозку, чему Шото был бесконечно рад, но особо порадоваться здравомыслию психопата, как бы парадоксально это не звучало, времени у него не было. Его просто зашвырнули внутрь, как какой-то мешок, даже не заботясь о его сохранности. Киришима залез следом, чуть жмурясь от боли в дёснах, но тем не менее не проронил и звука, умащивая сырую задницу на цветастое тряпьё, которое некогда служило одеждой госпожи Тург. Катсуки остался снаружи, схватил в руки поводья и тут же хлестнул ими посильнее по воздуху, отчего лошадь взволнованно затопталась на месте, но через секунду уже сошла с места и потянула за собой повозку.       В повозке было холодно или это просто казалось из-за того, что оба пассажира промокли до нитки. Киришима даже не хотел думать, каково там, снаружи, Бакуго. В принципе, волновать его и не должно было — заболеет и помрёт от пневмонии. Нашим легче. Однако что-то под его костями, там, внутри, заставляло стыдиться таких мыслей. Это было неприятно, поэтому Киришима предпочёл стянуть с себя мокрый плащ — в темноте цвет его кожи всё равно не был виден — и закутаться в женские тряпки, которые всяко были посуше.       Пожалуй, был еще один вопрос, который волновал Киришиму. Почему они уехали из Лимба в такой спешке? Катсуки еще день назад утверждал, что желает отдохнуть пару дней в городе перед тем, как снова двинуться в путь. Так почему они сваливают от крыши над головой и еды?       Эйджиро исключал возможность побега от нерадивого воришки, который успел самому Киришиме полюбиться из-за его простоты. Бакуго ни за что бы не бежал, по крайней мере, от кого-то вроде него. За своими размышлениями он даже не заметил, как завалился на бок, укутался поплотнее в приятно пахнущий подол платья и задремал.       Бакуго, впрочем, не волновал ни дождь, ни оставленный за спиной спокойный отдых. Да и дела ему никакого не было до того треклятого вора, чтоб его черти на сковородке в Аду ебали. Катсуки спешил за деньгами. Довелось услышать кое-что краем уха в ночлежке, где они ужинали во второй раз. Слухи слухами, но жажда наживы в Бакуго не угасала никогда. Ему самому иногда казалось, что он мог продать даже мать свою. Впрочем, эти домыслы пока ещё не были подтверждены или опровергнуты.       Не очень далеко от Лимба, примерно в девятнадцати милях от города, как любезно подсказала ему карта, было то самое место, которое обсуждали пьяницы за соседним столом. Бакуго даже после ужина, когда отправился в умывальню неизменно со всем своим небогатым добром, как он сам считал, достал карту, отыскал приблизительное место и отметил его кружком с помощью уголька. Но кое-что охотника всё же беспокоило: почему лес? Причем-то место, о котором шла речь, Бакуго уже пересекал, когда ехал из Западного Луама в Лимб. В лес, конечно, не заходил, но всё же. Он слабо мог поверить в то, что в таком месте может быть сокровище. Но это еще больше придавало слуху правдивости. Прятать что-то ценное нужно там, где искать точно не будут.       Путь Катсуки снова держал к Западному Луаму, но в городе останавливаться не собирался — больно надо. Да и вообще он не хотел находиться в этом городе, да и на территории. Не потому что там процветала работорговля, нет. Это вообще не его дело.       Территория города принадлежала самому деспотичному и жестокому правителю, о котором только доводилось слышать Бакуго. Собирать слухи — часть работы охотника за головами. И, черт возьми, даже если бы за голову Тодороки назначили награду в три мучных мешка золота — Бакуго бы не пошёл за ним. Наверное. По крайней мере, за его голову награду не назначали, а значит и делать нечего. Впрочем, пересекаться с таким человеком и с его гвардией вообще — последнее, чего бы хотел Бакуго.       Дождь скоро кончился, а через полмили дорога и вовсе была сухой. Катсуки несколько раз заглядывал в повозку, ибо не нравилась ему вся эта тишина, но увидев, что оба иждивенца спят, немного расслабился. Немного. Это же не было уловкой, чтобы отвлечь Бакуго, а потом сбежать?       Радовало Катсуки пока что только одно: он отвязался он воровской занозы в жопе. И Бакуго очень надеялся, что паршивец отстанет и поедет своей дорогой, как он сказал, в Ровер. Бакуго с тоской подумал о родном доме, но тут же одёрнул себя. Там его никто не ждёт.