Глава 29: Сокровище.
26 августа 2019 г. в 16:10
Зима стояла достаточно снежная и холодная. Дров не хватало, но благо что год выдался урожайным и с запасами на зиму не было никаких проблем. За дровами приходилось таскаться в лес, правда, сырая древесина горела плохо. Сушняка и без того оставалось так мало, что до конца недели вряд ли бы хватило топить печи. Пришлось тащиться в лес.
«Даби» дышит на промёрзшие до костей ладони в попытке согреть их. Ладони все в кошмарных шрамах, равно как и лицо, шея, торс… Результат безумных игр его подружки Джиро. Даби думает, что она совсем свихнулась со своими мечтами о бессмертии, и мотает головой, сбрасывая с ярких, рыжих, почти красных волос снег. У него одного такие волосы из всех, кто по крайней мере живёт в Нинге. «От отца достались», — с гордостью думает Даби. Впрочем, это всё, что он знал о своём рождении — цвет волос, доставшийся от отца, и от него же — цвет глаз. Пронзительно синие. Как две ледышки в озере. И это, должно быть, круто. Если не неправда, конечно. Так он смог бы хотя бы отыскать своих предков, но зачем? Они его не искали, тогда какого черта он будет расстилаться перед неизвестно кем?
Ветер становился злее, морозом щипая щёки, нос и голые руки. Ресницы покрылись толстым слоем инея от пара изо рта, как и яркая чёлка, нависшая на лоб. Ему не нравился такой цвет. Слишком заметно.
На санях Даби привёз домой дров, нарубленных со свежего валежника. Даже перевести дух не успел, как одна из малявок — недавно вывелась из яслей — подбежала к нему, закутанная в огромный шарф до самых глаз, и прощебетала, что Мамочка хочет его видеть. Да кто бы сомневался.
Сапоги полные снега на ногах уже не ощущаются. Портянки все промокли, а ноги превратились в две промёрзшие деревяшки. Даже погреться не дали! Даби суёт руки поглубже в карманы, надеясь отогреть их. Тело промёрзло до костей, а мышцы кое-где уже свело судорогой, что идти даже по протоптанной дорожке к самому большому дому было тяжело. Кто-то из мелких у дверей в покои мамочки чистил снег.
Не обращая никакого внимания на мальчонку, Даби открыл скрипящую из-за наледи на петлях дверь и вошёл.
В комнате было немногим теплее, чем на улице. Только ветра не было. Даби остался стоять на пороге, начиная трястись от холода. Зубы еще не стучали, но и то было не за горами. Хозяйка комнаты сидела за столом, одетая в вязаную серую кофту и тёплые штаны, и что-то старательно писала на листке. Рядом с рукой на столе лежала стопка исписанных. Под столом — скомканные листы, исписанные с обеих сторон. Джиро оторвала глаза от писанины и посмотрела на вошедшего, после чего кивнула ему, чтоб прошёл. Даби разулся, вытаскивая ноги из сапог. За ногами мокрыми грязными комками высыпался у порога снег. Он размотал портянки и обулся в чужие тапочки, как у себя дома, чтоб согреть ноги, скинул тонкую шубу, шапку и прошёл к столу, заглядывая девушке через плечо.
В листках не было ничего, кроме цифр. На верхнем листе в стопке был небольшой рисуночек угольком.
— Не пялься, не твоё дело, — хмуро проворчала Джиро, откладывая к чернильнице перо. — И прекрати стучать зубами — раздражаешь.
Даби только пожал плечами с кислой миной. Холодно, что поделать, да еще и ноги промокли.
— Чего пишешь? Заняться больше нечем? — Даби хамовато улыбается, садится на холодную кровать и сцепляет руки, чтоб согреть одеревеневшие пальцы хоть как-то.
— Да замолчи ты! У меня наконец-то получилось, понимаешь? Этот мелкий, «Эй», он не сдох после вмешательства. Живёхонький, вон, дрыхнет.
Джиро довольна. Она предвкушает уже сладость доведённого до конца большого проекта «Бессмертие». Проект «Феромоны» увенчался успехом спустя столько лет и попыток. На проект «Медуза» ушло куда больше времени и сил, а также расходного материала, но маленькая девочка Момо смогла остаться в живых и не превратиться в овощ. Осталось только самое малое и самое долгое — ждать полового созревания обоих.
— Ого, так он не отбросил копыта? — с притворным интересом интнресуется Даби, а сам щурит глаза, уставившись в спину подружке. — Так что делать дальше будешь?
— Катализатор для объекта «Эй», — спокойно чеканит Кьёка и возвращается к письму.
— Чиво? — тянет Даби и щурится так сильно, что почти жмурит глаза. Ещё бы! Понять, что балаболит эта женщина, не дано никому. Она как будто с неба свалилась. — Можно человеческим языком?
Джиро тяжело вздыхает и от раздражения трёт переносицу перепачканными в чернилах пальцами. От волны истерического крика Даби спасает только то, что у Кьёки очень сильно болит голова, а от крика она могла разболеться ещё больше.
— Буду насильно пробуждать инстинкты. — Джиро хмурится от того, что всем всё приходится объяснять, но всё равно Даби не прогоняет.
— Суровая херня, — морщится Даби, будто что-то понял, и затихает, уже по-хозяйски кутаясь в плед, которым была застелена кровать.
Через четыре месяца упорного труда, поздней весной, Даби выкрал единственную бутыль Саббата — катализатора для Киришимы, того самого мальчишки, который хвостом бегает за стариком Оджиро и дуется за любой безобидный подкол, — и спрятал как можно дальше от Нинги, когда уезжал на вылазку далеко на восток. Спрятал где-то там же, в песках пустыни, чтоб Киришима на него никогда не наткнулся. Он даже не понимал, почему не разбил склянку сразу. Глупость, да. Но искать маленькую бутылочку в пустыне уже было бесполезно. Никто, кроме самого Киришимы, не чувствовал этот запах.
Черт знает, что тогда двигало Даби. Может, желание напакостить за эксперименты над собой и изуродованное тело, а может, просто минутная жалость к забитому мальчишке. Хер сейчас разберёшь. Вину за пропажу спихнули на одного из тех, кто должен был смотреть за Саббатом. Жалко девчонку, но признаваться Даби не торопился — нахер надо.
И Даби же потом смотрел на месяцы страданий и попыток воссоздать ту самую адову штуку, но ничего не выходило. Он подозревал, что если уж не Кьёка, то Оджиро-то догадывается, кто на самом деле ответственен за пропажу катализатора. Сам старик не склонялся ни к чьей стороне, сохраняя нейтралитет, но, видимо, своему лучшему другу всё же симпатизировал больше.
***
Утро дало по мозгам криком драного петуха, которого было прекрасно слышно из-за открытого окна. В воздухе стоял запах свежего хлеба и ячменя, а во рту будто кошки нагадили. Бакуго поморщился, приоткрывая один глаз. Похмелья не было, что странно, но это радовало. Голова не болела, но между тем была ощутимо тяжёлая, как после бессонной ночи. Катсуки ладонями потёр сальное лицо, а потом уже кулаками продрал веки, чтоб хоть как-то проснуться.
Повернув голову в сторону, он носом утыкается в чужую горячую кожу груди и еще секунду пытается понять, что происходит. Осознание приходит быстро. Бакуго рывком оказывается в сидячем положении у стены, дикими глазами смотрит на дрыхнущего полуголого Киришиму в своей постели, а потом одним точным пинком в живот скидывает его на пол. Тот со стоном слетает вниз. Одеяло, зацепившееся за ноги Киришимы, тащится на пол следом.
Кажется, Эйджиро это разбудило. Он садится, опираясь локтём о кровать, а другой рукой трёт ушибленный затылок.
— Ты чё дерёшься с утра пораньше? — Киришиме тоже приходится продирать слипшиеся во сне ресницы, чтоб зенки открыть. К Бакуго медленно, но верно возвращаются воспоминания вчерашнего вечера. Смутные и кое-где с дырами, но более-менее понятные. Признавать не хотелось, но Бакуго стало стыдно за такую слабость, что даже к себе в постель позвал этого отброса, чтоб тепла человеческого урвать. Аж тошнота к глотке подкатила.
— Нехуй дрыхнуть, — отмахнулся Катсуки, как ни в чём не бывало сползая с кровати и выискивая свои сапоги. Босиком стоять на холодном полу — не комильфо. — Я открыл глаза — твои тоже должны немедля открыться. Знаешь, как рефлекс у собаки.
— Реф… Чего? — Киришима сощурился, пытаясь понять, что за чушь несёт Бакуго и не действие ли это похмелья.
Бакуго только рукой махнул на идиота и отправился умываться, предварительно проверив содержимое своего мешка. Всё было на месте. Киришима был потащен следом.
Когда от Катсуки наконец-то запахло мылом, а не потом и грязью, только тогда он вышел из влажной комнаты купальни и Киришиме тоже позволил выйти. Тот же в свою очередь не просто отмылся от запаха, режущего нос, — расцвёл прямо на глазах. Они в Леваре всего четвёртый день, а он вон как похорошел: оттёрся от струпьев, вымыл волосы, которые, оказывается, пушатся, когда чистые. Кожа даже приобрела розоватый мягкий оттенок, почти человеческий, а не грязный тёмно-красный цвет, который по началу пугал даже Бакуго. Впервые ему было разрешено выйти на люди без плаща. Про цыпки и говорить нечего. Они почти сошли даже у Бакуго. Всё-таки здорово жить нормальной жизнью, а не как перекати-поле без угла и смысла жизни. Катсуки всерьёз задумался остаться в Леваре насовсем, но старался отбрасывать как можно дальше эту мысль.
За завтраком знакомый усатый хозяин кивком приветствовал своих постояльцев, подав заказ — тушёные овощи с мясом, да еще тёплый ароматный хлеб и две кружки лёгкого эля. Эйджиро, поблагодарив хозяина и Бакуго, который это оплачивает, принялся из общего блюда уплетать мясо и овощи, второй рукой кусками впихивая в рот хлеб, а потом и залпом выпивая полкружки. Свинья, одним словом, но кто сказал, что в таких местах едят аристократы? Бакуго, долбанув своей вилкой по чужой загребущей руке, чтоб та не утаскивала всё мясо, с не меньшим энтузиазмом принялся есть. Вчерашний инцидент никто не вспоминал. И слава Богу.
Бакуго больше сегодня не планировал выходить из комнаты, разве что поужинать, а потому после завтрака сразу отправился наверх. У него было одно незаконченное дело… Эйджиро ничего не оставалось кроме как хвостом побежать за «кормильцем». Его, конечно, больше не контролировали так сильно, как месяц назад, когда даже мочиться приходилось под конвоем, однако нервировать лишний раз Бакуго не стоило. Один Бог знает, что у того в голове происходит. Да и, по правде сказать, Киришима уже сам не хочет уходить. Бакуго, пусть и повёрнутый слегка, но защищает Киришиму. Своеобразно, но всё же. А еще кормит и позволяет жить за его счёт под крышей. Это вряд ли можно было списать на душевную доброту и природную отзывчивость, но Бакуго мог со спокойной душой выставить его вон, приковать за цепь к столбу на улице, как сторожевую псину, и не кормить вовсе. Однако же Эйджиро живёт сейчас даже лучше, чем в гнезде своём, в Нинге. Он даже иногда думает, как хорошо было бы, останься всё так, как есть. Но Катсуки ни за что не согласится, а если еще и в плохом настроении будет, так и вовсе его головой в дыру туалетную макнёт.
Бакуго уселся на кровать с ногами, вынул из своего мешка металлический куб, который был нагло украден у вора, и с видом знатока повертел в руках. Киришима при этом внимательно следил за чужими руками и предметом в них, так как заняться больше было нечем. Он уселся на пол напротив Бакуго и снизу вверх продолжил наблюдать за действиями.
Катсуки нахмурился, осматривая неровность на одной из сторон куба. При хорошем освещении и детальном осмотре в неровности узнались криво выбитые цифры: «65143728». Катсуки от раздражения потёр переносицу, одновременно сжимая и без того тонкие губы в бледную полоску.
Киришима оценил привлекательность сосредоточенного и раздражённого Бакуго — собранный и не срывается на Эйджиро.
Бакуго не стал особо зацикливаться на цифрах, понимая, что это ничего не даст, и решил даже не осмотреть, а руками обшарить каждый дюйм сокровища. Хотя сокровищем это и тяжело назвать, однако должен же быть какой-то секрет. За простую железку такую цену не дают — любой толковый кузнец может из такого куска сделать приличный нож с рукоятью в виде змеи, дракона или ещё чего доброго, что сейчас у аристократии в моде. Да еще и инкрустирует камнем побогаче.
Про Киришиму Катсуки даже как-то подзабыл, осторожно проводя по поверхностям куба пальцами, а потом и по граням. У самых углов было что-то ещё… Бакуго нахмурился еще сильнее, что нависшие веки почти закрывали глаза от такого напряжения. Катсуки настырно поковырял отросшим ногтем находку. Выбитые точки. В каждом углу разное количество. Повторяющихся нет.
В трезвой голове быстро сложилось «2+2», вот только… Что нужно конкретно делать? Бакуго не совсем понимал, но попробовать нужно было всё: от выковыривания железных пластин до ударов в определённые углы. Бакуго решил начать с менее энергозатратного варианта. Надавить.
Надавить получилось, только вот ничерта не произошло. Нижнее левое веко у Катсуки непроизвольно дёрнулось в нервном тике. Бакуго решил, что ошибся в последовательности и посильнее потёр выбитую на основании надпись пальцем, чтоб стереть получше налёт и точно разобрать цифры, как сама надпись вдавилась в куб. Что-то очень громко щёлкнуло. Катсуки даже дёрнулся, выронив из рук куб на кровать. Бакуго быстро вернул куб в руки, осмотрел вдавленную область, а потом так же вдавил первую из цифр, которая оказалась рядом с одним из верхних углов от первой вдавленной надписи — 6.
Когда оказалась вдавлена последняя из цифр — из куба с шипением вышел спёртый воздух, а потом тот развалился, деталями рассыпаясь по рукам Бакуго.
— Чего-о? — не сдержался Киришима, во все глаза пялясь на то, что осталось от куба. И вот ради этого они рисковали шкурами? У Киришимы вот-вот случится припадок.
— Многого я, конечно, не ожидал, но чтоб совсем ничего… — проворчал себе под нос Бакуго, однако Эйджиро его прекрасно услышал. — За что тут можно давать такую цену-то? За долбанутую головоломку? Да я при желании и лучше могу сделать! — у Бакуго, кажется, начинает подгорать задница от неоправданных ожиданий.
— Да ладно тебе, не кипятись. Я прихватил несколько побрякушек, чтоб уж точно риск быть пойманными был не напрасным. — Киришима простодушно закинул руки за голову и прикрыл глаза, понимая, что они только время зря потеряли. Он тоже был расстроен и от «Драконьего яйца» ожидал чего-то более… ну, сложного, стоящего и блестящего, как и все драгоценности. Видимо, Бакуго действительно надурили, но вслух он больше ничего не сказал, мало ли.
— Ничего не поделаешь. Видимо, слух и правда оказался лишь слухом. Глупо на это злиться. — Даже если Бакуго так сказал, сам бы сейчас чьи-нибудь рёбра пересчитал, чтоб пар от обиды выпустить. — В конце концов ты тоже мог оказаться лишь слухом, а я бы уже давно вернулся на родину и, наверное, гнил в земле. — Бакуго угрюмо пожал плечами.
— Не говори так, — пожурил его Киришима, даже не подумав. — У тебя точно есть люди, которые по тебе будут тосковать, даже если ты такая задница.
— Ага, конечно, десять раз. Инквизиторы на меня охоту устроили за дурость по малолетству, а тут тосковать. Сам-то думай, что говоришь. — Бакуго не на шутку разозлился, но между тем рукоприкладствовать не торопился — много чести об отброса руки марать.
— Да даже если у тебя нет друзей и родных, всё равно найдутся те, кто не желают твоей смерти! — заупрямился Киришима, явно забыв, с кем имеет дело. Давно, видимо, зубы не болели.
— Да заткнись ты уже! Я круглый сирота, понятно?! Отец от чахотки коньки откинул, а мать сожгли заживо. Я всю свою ёбаную жизнь торчал в церкви. Думаешь, там заводят друзей? — Бакуго уже подорвался с кровати, брызжа бешеной слюной и намереваясь всё-таки прописать парочку с разворота в эту наглую рожу, которая забыла своё место. Раздирать больную рану не хотел вдвойне, однако по-другому, видимо, в этот вакуум в башке придурка ничего не вдолбить. В особенности то, что не стоит лезть к Бакуго с такими разговорами.
— Слушай, я не жил твоей жизнью, мы оба это знаем. У меня тоже была жизнь — не сахар. Но я точно знаю, что один-то человек наберётся, который будет тосковать, если ты умрёшь. — Киришима говорил абсолютно спокойно, однако по нервной дрожи нижней губы было заметно, что тот нервничает. Бакуго приподнял одну бровь, скривив некрасиво губы, мол, что за херню несёт этот идиот. Но Киришима ожидал такого расклада. — Это я. Я буду тосковать.
Бакуго пару раз моргнул, после чего сплюнул воздух и оттолкнул от себя Эйджиро, что тот завалился на спину. Но его это ничуть не задело, даже развеселило.
— Прекращай чушь нести, идиот. Если есть на это время, то лучше бы делом занялся. — Катсуки отвесил подзатыльник Киришиме, на который тот не обратил никакого внимания. На ехидный Киришимин же вопрос «Это каким же?», который тоже подлил масла в раздражение Бакуго, Катсуки тоже пришлось ответить, чтоб отвязался. — Полезным. Например, заткнулся в тряпочку и притворился мебелью.
Киришима только губы надул, но против ничего не сказал, решив последовать совету. Бакуго вернулся к кровати, начиная собирать остатки куба. И всё же было очень досадно, что внутри ничего не оказалось. Может, там и не было ничего, а может забрали содержимое до того, как Бакуго украл «Драконье яйцо», а куб собрали и поставили как приманку. Бред, но всё возможно.
Под пластинами, которые Бакуго собирал в руку оказалось что-то шуршащее и такое же тёмное, как сами детали куба. Маленький, с напёрсток, мешочек, завязанный обычной ниткой. Бакуго взял его в руку, повертел, потёр между указательным и большим пальцами, чтоб прощупать содержимое. Внутри было что-то сухое и сыпучее, как маленькие камешки. Отложив уже собранные детали обратно на кровать, даже не глядя на них, Бакуго всё своё внимание отдал мешочку. Развязать его труда не составило, поэтому Катсуки сразу же высыпал немного себе на ладонь, чтобы разглядеть.
В мешочке оказались семена.