Парадокс: Побег

      — Что за срань? — Бакуго вертит в руках ржавую железку кубической формы и начинает думать, что где-то его нагрели. — Я спрашиваю, что это за дрянь? Мне обещали сокровище, которое стоит тучу денег, а не бесполезный хлам! — Бакуго швыряет куб об землю. Тот громко падает на пол и отскакивает в сторону. — Даже если я это на переплавку сдам в кузню, то я и ломаного медяка не получу! Наебать меня вздумали, черти? Да я вас всех-       — Хэй! Ты что делаешь? — Ашидо поднимает с пола куб и осматривает его на наличие повреждений. — Ты знаешь, что это такое вообще?       — Ты тупая? — Бакуго спрашивает это не для того, чтобы получить ответ, а скорее самому удостовериться в данном факте.       — Обидно! И нет, я не тупая. Это, к твоему сведению, «Драконье гнездо». Мамочка как-то передала это на хранение и наказала старшей сестре стеречь, а я стащила. Вообще-то у него есть вторая часть, но я не знаю, где она. Я только слышала, что Мамочка наказала Даби найти «Яйцо», но он пропал. Наверное, продал коллекционеру и теперь пьёт беспробудно в каком-нибудь кабаке, пока не кончатся деньги.       — А ну дай сюда! — Бакуго пропустил нытьё розовокожей девчонки мимо ушей, выхватывая ржавый куб. То-то ему показалась эта срань знакомой. Точно такой же куб он стащил из сокровищницы Тодороки, а, разобрав, не нашёл ничего, кроме мешочка семян. Бакуго уже начинало казаться, что просто кто-то особенно ушлый вовремя придумал легенду и толкнул дуракам свой мусор. Катсуки считать себя одним из дураков не хотел. В любом случае, за эти два куба он не заплатил ни медной монетки.       — Да бери, — поздно разрешает Ашидо и жмёт плечами. — Только я не знаю, что с ним-       Не успевает она закончить предложение, как куб рассыпается в руках Бакуго, раскрытый, и детали со звоном падают из рук на пол. Что-то Бакуго удержать успевает, но содержимое куба всё равно пропускает меж пальцев.       Мятая бумажка, больше похожая на сопливый платок, валяется на полу среди обломков.       Катсуки хватает бумагу раньше, чем Ашидо, на что она только дует щёки и пытается заглянуть через плечо. На бумаге картинки, рисованные криво чернилами, с кляксами, но до Бакуго доходит быстро.       Куб, Обломки, Мешочек, Точки, Горшок, Точки в горшок, Чёрные капли (вода?), Росток, Дерево, Плоды на дереве, Рука ломает плод на две части       — Ничего не понятно. Ты что-то понимаешь, чужак? — Ашидо выглядывает то из-за одного плеча, то из-за другого, как будто от ракурса ей станет понятнее. Бакуго она почти не раздражает своим мельтешением, но только из-за того, что он как раз-таки понимает. В первом кубе были семена. Значит, во втором — инструкция? Головой подумать, то и ежу понятно, что семена нужно посадить, чтоб из них что-то выросло. Вот только Катсуки до этого не то чтобы был полностью уверен, что это семена, а не какая-то отрава для крыс.       Осталось понять, что за дерево и что на нём растет.       — Естественно понимаю. У меня есть голова на плечах, в отличие от некоторых. Достойная награда, я ухожу, — Бакуго не забывает собрать обломки куба перед тем, как выйти вон из пыльного помещения. Кажется, только недавно отсюда всё выносили.       — Передавай Киришиме, что я и другие старшие всегда будем его ждать здесь, если он решит вернуться, — бросает розовая в спину Бакуго, криво усмехаясь.       — Чего? Ты что несёшь? — Катсуки оборачивается уже в дверях. — Я ухожу один.       — А чего так? Мне показалось, что ты пришёл сюда с Киришимой. Он даже охранял твои вещи, пока ты висел к верху задницей, а потом вытащил тебя, точно зная, что за это по приказу Мамочки от него мокрого места не оставят. Не поверю никогда, что он решил остаться тут.       — Тебе придётся поверить. Ему понравилась эта девка чернявая, Момо, и он решил остаться. Вот и всё. Я сматываюсь и скатертью мне дорога, — Бакуго фыркнул, пнул несчастную дверь и вышел вон.       Ашидо не пошла за ним. Бакуго втянул носом осенний воздух, пропитанный влагой и запахом горелого, и сделал первый шаг. Вот и всё. Его долгий изнурительный путь в гнездо с нелюдьми окончен. Они оказались не такими ужасными, не такими страшными и уродливыми, разве что некоторые, вроде той девки с розовой кожей. Они бы сгодились как трофеи инквизиторам Ровера, куда благополучно уехала голова другого уродца. Интересно, те двое на чудной железной повозке уже добрались до границы? Не хотелось бы, чтобы они узнали, что конкретно везут в «подарок» от Бакуго. Он, конечно, обложил голову пахучими травами и замотал всё в мешковину, но не далёк день, когда она начнёт вонять.       Впервые за долгое время Бакуго не знал, что делать дальше, куда податься. На родину возвращаться не хотелось, всё-таки не так-то просто было попасть в Мисфитс, а выбраться будет ещё труднее даже через торговый путь, потому нужно было сначала доделать дела здесь. На самом деле их было не так уж и много. Например, он мог бы заработать в этой насквозь гнилой стране громкое имя. На убийствах негодяев. Или стать наёмником. Имя охотника на нечисть? Собственно, это всё, что ему приходило в голову. Мельком проскальзывала мысль, раздаваясь в черепной коробке голосом Киришимы, что неплохо бы осесть в местечке вроде Левара, заняться хозяйством, тоже начать варить пиво или делать вино. Это было заманчиво, но Бакуго прекрасно понимал, что через месяц-другой его снова потянет в путь, чтобы спать в ночлежках и на земле, есть вяленое мясо в дороге, перебиваясь во встречных городах горяченьким и горячительным. Это было его жизнью, к которой он привык. Сидеть на одном месте годами явно не про него.       Что до дурака-Киришимы, то пошёл он к чертям. Бакуго сделал ему ахренеть какое одолжение, когда вообще вытащил из задницы, в которую он попал в Скаме. Чудо, что Катсуки вообще повёлся на слухи от торговцев и припёрся туда. Конечно, он ожидал что-то рогатое, клыкастое, хвостатое, а получил шкодливого щенка на привязи, который заимел самую ужасную в мире способность — заставлять людей вокруг себя хотеть перепихнуться. Бакуго бы в голос рассмеялся, если бы услышал эту историю от кого-то, а не прожил её сам. Неудачником ему оставалось окрестить только себя. Мысленно. На секундочку.       В котомке за спиной позвякивают детали кубов, где-то там же мешочек семян и мятая-перемятая инструкция к ним. Сокровища? Бакуго думает, что это всё еще несмешная шутка. Не может же из этих семечек, похожих на крупный мак, вырасти какое-нибудь древо с молодильными плодами, чтоб обладатель мог жить вечность. Или дерево с золотыми монетами вместо косточек в плодах. Может, даже эльфийское древо, как в старых сказках, а из плодов бы рождались вечно молодые и красивые эльфы. Вряд ли, вряд ли.       Но это дерево нужно было ныне мёртвой матке этого муравейника, значит, плоды его или что-то ещё действительно того стоили? Глупо было размышлять об этом до тех пор, пока семена не дали всходы.       А где выращивать-то?       Бакуго даже остановился среди тропинки, выйдя за пределы поселения. Он обернулся на несколько секунд, осматривая домики, коробку, вытоптанные ленты тропинок, деревья и кусты, а где-то на холме что-то горело, поднимая в осеннее небо дым.       Вряд ли получится выращивать дерево в горшке и таскать за собой. Продать кому? А цены-то Бакуго и не знает, но продешевить не хочется, остаётся только самому вырастить и решить, что делать дальше. Всё же придётся где-то осесть, пока дерево не даст первые плоды. И сколько придётся ждать? Сколько вообще растут деревья? Год? Два? Он не знал, если честно, даже не имел и малейшего представления. Вот сколько пшеница растёт и как урожай собирать, он знал не по наслышке, а с деревьями столкнулся впервые.       — Эй! Бакуго! Подожди! — Катсуки выпал из мыслей и обернулся на голос. На холм, где уже стоял Бакуго, бегом поднимался Киришима, запыханный, краснолицый, ну точно бежал от самого поселения. — Какой ты шустрый! Я даже не успел собраться, а Ашидо уже горланит на всю деревню, что ты ушёл. Сказал же, что с тобой пойду.       Киришима тормозит в паре шагов, сгибается, чтоб перевести дух, уперев руки в колени. С плеча у него сваливается в жухлую траву мешок, похожий на бакугов. Катсуки только бровью дёргает. Этот дурак даже переодеться успел. Теперь он щеголял в тёмно-коричневых мешковатых штанах, явно ему больших по фигуре (Бакуго-то помнит, какие тощие у монстра ноги), в зелёной рубахе с блестящим шнурком под горловиной и в массивных сапогах. На морде больше не было маски. Бакуго делает шаг к нему, хватает за рубашку и тянет на себя, вглядываясь в ткань. Такой цвет себе не могли позволить простые смертные. Ткань такого зелёного цвета красилась специальной краской и поставлялась портным только по заказу господ и стоила очень не маленько.       — Откуда это у тебя? — Бакуго сжимает кулак с тканью сильнее, но не настолько, чтобы порвать.       — А? Да так, у Аоямы стащил. Красивая, правда? Никогда раньше не видел такого цвета, мне сразу понравилась. — и улыбается дурачком, зубы свои жёлтые скалит.       — Ясно, — Бакуго отпускает рубашку, вместе с тем чуть толкая Киришиму в грудь. — Проваливай обратно. Если ты не понял, то я ухожу насовсем. Заберу лошадь в Нинге и… Да чего я перед тобой распинаюсь? — и круто разворачивается на пятках туда, куда шёл.       — А я, если ты не понял, сказал, что иду с тобой, куда бы ты ни решил податься, — Эйджиро тычет себя большим пальцем в грудь, но Бакуго этого уже не видит, приходится подхватывать свою поклажу с земли и бежать следом. — Забавно получается, что на пути в гнездо ты меня тащил и держал рядом силой, а обратно приходится тебя уговаривать взять меня с собой.       — Потому что ты идиот.       — Не ответ! — Киришима улыбается и солнечный зайчик от бронзовых зубов Бакуго почти слепит. — Я всё решил. Мамочки Джиро больше нет, за мной не пошлют для расправы, как это было с Оджиро. Момо хорошая и все её теперь слушаются, она отпустила меня, когда я сказал, что ухожу с тобой. Она сказала, что я должен найти свой путь, и если он пересекается с твоим, то так тому и быть.       — Ну да, ты сам такое придумать не смог бы, слишком туп, — Катсуки даже усмехается, растягивая одну сторону рта. Эта хвостатая в шубе не такая уж и дура, если так посмотреть. В ответ он слышит только обиженное «Эй!». — Тогда, если ты идёшь со мной, то должен запомнить, что я — твой хозяин, а ты должен меня слушаться. И без фокусов!       — Опять старая песня? — Киришима почти смеётся, но вовремя захлопывает пасть, пока последние зубы не выбили. — Мы, вроде прошли достаточно много, чтобы я назвал тебя просто по имени? Может, мне стоит тебя лучше звать братом?       — Боже, упаси.       — Ладно, остановимся на «Бакуго». Ты тоже зови меня по имени, хорошо? — Бакуго на это только отмахнулся рукой, мол, негоже такому, как он, говорить с кем-то вроде Киришимы. — К слову сказать, ты же до сих пор не определился, куда пойти? Мне тут Аояма подсуропил кой-какую наводку. Мол, дальше от Нинги, на юг, почти у границы, есть городок. Там живут в основном фермеры и скотоводы, спокойное местечко и как нельзя лучше подходит для того, чтобы с миром осесть. Думаю, мы сможем там найти угол и ужиться, что думаешь?       — Думаю, с каких это сраных пор ты так веришь в своих родственничков?       — Да, ты прав, именно поэтому я, вроде как, забыл дома карту с обозначенным путём в город. — Эйджиро разводит руками, мол, я попытался. На самом деле идея ему нравилась. Он устал от беготни и ужасов его семейки, а о постоянной мягкой койке и чистой одёжке и мечтать забыл. Но идею предложил Аояма, а добра ждать от него смысла не было. Даже если он теперь слушает новую Мать, а ей не нужно делать никаких «инициаций» и болезненных уколов детям, чтоб «даровать им силу», но на деле просто проклятие.       — Сначала в Нингу за лошадьми, там же заночуем и выспимся, я хочу еще послушать в тавернах и на рынке болтовню. Может, работёнка подвернётся, потому что я уже почти на мели, а мне еще тебя, лоб здоровый, кормить. Нахрен бы ты мне, вот, был не нужен.       — Вообще-то я из дома деньжат прихватил, но, раз я тебе не нужен, то и они тоже не нужны.       — Сколько? — сразу оживляется Бакуго, прикидывая, сколько этот дурак безграмотный мог взять, если учесть, что никто в поселении не выглядел так, что у него имеются наличные. Ну, кроме того патлатого в дорогой одежде.       — Не знаю, — честно жмёт плечами Киришима. — Вот столько? — и растопыривает пальцы на руках. Как только видит взгляд напротив, то тут же тушуется и лезет в мешок, вытаскивая оттуда пузатый кошель. — Я не крал. Мне Ашидо дала, сказала, что этого хватит на первое время. И чтоб я был осторожнее с обманщиками на рынке, как будто я дитё малое. Эй! — Не успевает Киришима договорить, как из его рук уже выхватывают кошель и разворачивают его. Глаза Бакуго на секунду расширяются и лихорадочно блестят, но он быстро берет себя в руки. — Что такое? Обманула, да? Этого не хватит? Мне показалось, что это золото.       — Ты, мать твою, кто такой вообще? — Катсуки шипит, как змей, затягивая узлы кошеля потуже и озираясь по сторонам. — Нельзя такое носить с собой, дурак, что ли? Если кто-то унюхает, что такой простофиля, вроде тебя, таскает целый кошель золота, то нам спать спокойно нельзя будет. И молчи, что деньги есть. Я у себя это оставлю. — На скудные протесты вроде «Но это же мне дали» Бакуго ничего не ответил, потому что чего с дураками разговаривать. — Эх, надо было напоследок прошерстить все углы. Может, нашёл бы чего побольше. ***       В Нинге они останавливаются только на ночь, всё в том же месте, что и в прошлый раз. Бакуго не спит, лежит, закинув руки за голову, и пялит незряче в потолок. Изредка ночную тишину прерывает лай собак с улицы; окно открыто, несмотря на холодную ночь и зябнущего Киришиму, которого вытолкнули с кровати уже второй раз.       Эйджиро в полудрёме нашаривает рукой койку, подтягивается и падает на ноги Бакуго, прижимаясь горячей со сна щекой к холодной коже щиколотки, хотя чуть ниже её всё равно холодил ошейник с обрубком цепи. Катсуки не спихивает его только потому, что ноги наконец-то начали согреваться. Чужие острые коленки упёрлись в бок и Катсуки натянул покрывало повыше к лицу.       В Тарст, городишко фермеров у южной границы, куда предлагал поехать Киришима, Катсуки отказывался переться наотрез. На северо-запад, к землям Тодороки — подавно. Там чокнутый король и такой же дурной половинчатый принц, а церквушники и того хуже. Возвращаться в один из городов, куда они заезжали по пути в гнездо так же не было заманчивой идеей. И как назло даже местные трактирщики никаких слухов не слышали о нападениях нечисти или о чём-то похожем. Работы не было и ехать было некуда.       — Ты спишь? — раздаётся шёпот у ног в самую кожу. Могло бы даже показаться, что это просто бормотание во сне, Киришима даже потёрся лицом о стопу, будто устраиваясь поудобнее.       — Нет, — хрипит в ответ Бакуго и его ответ тонет в крике с улицы, сопровождаемом собачьим лаем.       — Я тоже, — зачем-то замечает Эйджиро, больше не делая вид, что спит, хотя от ног не отлипает. — Мне как-то грустно, что ли. Мы так долго шли, чтобы ты смог забрать их головы, — голос Киришимы звучит так, будто Бакуго был несерьезен в своих слова, — а всё закончилось так быстро и ты с ними даже подружился.       — Не пори чушь. Я просто отпустил их. Пока что, — Киришима на это только тихо посмеивается, не рискуя сказать вслух, что это они его отпустили, а не наоборот. — И вообще. Лежи молча, пока я не сбросил тебя обратно на пол.       — Не надо! Там холодно. А если я заболею? Лекарства дорогие, ты сам говорил, — в голосе монстра ни капли нытья, только откровенная забава. Бакуго чувствует копошение в ногах, как под боком проседает кровать, а потом как туша валится рядом с головой. — Под одеяло пустишь? — вопрос жжётся на щеке горячим выдохом.       — Пошёл вон.       И Киришима с визгом падает на пол, сброшенный пинком.       — Попробуешь окно закрыть и я руку тебе оторву. Итак дышать нечем, — замечает охотник раньше, чем Киришима успевает сделать шаг в сторону.       — А мне чего делать? Ты вон, под одеялом в кровати лежишь и в ус не дуешь, а я замёрз уже. Пусти, а? — и настырно лезет. Краем мысли Бакуго думает, что как-то слишком уж он осмелел, этот трус.       Киришима отвоёвывает себе место под одеялом, намертво вцепившись руками в твёрдое жилистое тело, и укладывает голову на плечо. Бакуго сопит, зажатый в тиски и думает, как утром отходит этого по шее.       Но Киришима не получает ни по шее, ни по заднице пинка, потому что Бакуго неожиданно хорошо выспался в тепле, отогретый и затисканный. Это не умещалось в его голове никакими правдами, поэтому Бакуго предпочёл не думать об этом вовсе.       Эйджиро ест, как свалившаяся с голодного мыса псина. Этот факт почему-то Бакуго замечает только сейчас. Наверное, потому что до этого у того болели дёсны и зубы, а может и потому, что Бакуго в принципе обратил на это внимание. Киришима рвёт зубами бёдрышки тощих куриц (судя по вкусу резинового мяса, помирали те и вовсе своей смертью), хлюпает овощным жидким рагу, изредка макая кусками свежего хлеба в подливку и обсасывая солёные жирные пальцы. Столовыми приборами, видимо, не пользуется принципиально после того, как перестали ныть зубы.       К концу завтрака Катсуки понимает, что почти ничего и не съел.       В обед Киришима ушёл, бросив напоследок, что хочет подышать воздухом. Бакуго на это только для приличия поворчал, мол, можешь даже не возвращаться, хотя вещи тот оставил в комнате.       Катсуки же подсел за стойку к работнику заведения, разливающему вино из бочонков. Вчера его тут не было.       — Кружку самого крепкого красного, — подзывает к себе Бакуго мужичка несколько тощего на вид, как и курица, что тут подают, и кладёт золотой на стойку. Вообще-то в меню значится два серебряных за кружку и Бакуго жаба душит отдавать цельный золотой, но так проще расположить к себе.       — Ещё что изволите? — мужичок быстренько смахивает золотой себе в подол, а после куда-то девает, наклоняясь ближе к гостю. Быстро смекнул, что к чему.       — Да. Хочу узнать кой-чего. Не слышал ли ты слухов или историй каких о чудищах или нечисти. Я у кого ни спрошу, все молчат, как рыбы, да не знают ничего. Не может такого быть, чтоб даже среди торгашей слухов не ходило никаких. За информацию не обижу, — и показывает еще один золотой.       — А ты, видно, не из этих краёв, раз не знаешь, — кивает мужик и отворачивается, чтоб наполнить кружку вином. Продолжает говорить, уже вернувшись с кружкой для гостя. — У нас не приветствуют вольных наёмников. Наши городишки и деревеньки рядом у границы охраняют наёмники из гильдии. Что ты думаешь у нас церквей не водится? Перевелись все в города побольше. А нам и делать ничего не осталось, как на гильдию положиться. А если работу у них отобрать — худо всем будет. Но я так тебе скажу, — мужичок придвигается ближе, а Бакуго, чтоб в рот ему не заглядывать, отхлёбывает из кружки. — Среди лесорубов начал слушок ходить, что в лесу, где они работают, начали пропадать люди по ночам. А на утро находят то руку, то ногу. Они решили, что это медведь какой голодный ходит, но никто не слышит, чтоб в лагерь рабочих кто-то приходил, да и не кричит никто. Туда позвали наёмников, но кто ходил, еще не вернулся. Говорят, их тоже того. А больше никто и нейдёт. Это я случаем услыхал от остановившихся здесь лесорубов оттуда, что уехали, пока с нечистью не решат.       — Вот как? — у Бакуго дыхание перехватило. Давно он таких сочных слухов не слыхал. Какая-то тварь людей жрёт и не показывается, инквизиторы не при делах, а наёмники сделать ничего не могут. Не иначе, как подарок небес. — А где, говоришь, дела творятся?       — Да как же? Известное дело, в Тарсте. Городок у границы, самый южный. Оттуда по городам яблоки возят, знаешь? Я с них сидр делаю. На редкость хороший.       — Тарст значит, — Бакуго прищуривается и тут же припоминает, откуда слышал это название. Точно. Вчера днём Киришима трещал о том, что патлатый наводку дал на этот город, мол, осесть там можно. Решил, значит, со свету сжить так, чтоб не перечить мамкиному слову. Каков гад. Но ничего. Бакуго умный и всегда смеётся последним. — Я услышал тебя, мужик, — и всё-таки оставляет ему на стойке второй золотой, вставая с места. Вино оказалось весьма поганым на вкус.