Парадокс: Побег

      В подлеске неожиданно холодно.       После душной торговой улицы Тарста, наполненной всевозможными запахами и акцентами, в тихой местности Киришима зябнет. Он кутается в плащ поплотнее, но под него всё равно забирается сквозняк и лижет бока. Бакуго перед ним шагает, как ни в чём не бывало, переступая широченными шагами валежники и корни деревьев, хотя сам не далее как полмили назад с ног валился. Эйджиро не дали потрогать голову, но он уверен, что у охотника жар: у Катсуки красное лицо, уставшее, дышит шумнее обычного и его часто шатает, однако тот делает вид, что всё хорошо и это он просто оступился. Отдыхают они часто. Не потому, что Бакуго плохо, а потому что Киришима канючит вертать взад. Плохой было идеей в первый же день по прибытию к вечеру тащиться в разведку.       — Бакуго, прошу, будь разумнее, давай вернемся и попросим лекаря тебя осмотреть? — Киришима нагоняет охотника в один прыжок и тянет за красный плащ на себя, заставляя того остановиться.       — Не нужен мне никакой лекарь, я абсолютно здоров! — взрыкивает Бакуго и яростно вырывает из чужого кулака свой плащ, да так сильно, что чуть не валится на спину. Эйджиро кажется, что под красным капюшоном щёки охотника кажутся еще краснее. — А будешь надоедать, то всажу тебе нож в глаз и оставлю тут, чтоб медведи сожрали.       И схаркивает в траву.       — Бакуго, я прошу тебя, Господом Богом молю, пойдём назад? Хотя бы просто вернемся и ты поспишь в тепле? Тебе же плохо, я вижу. С тебя пот ручьём, хотя у меня пар изо рта. Катсу-       Эйджиро хватает за плащ Бакуго снова в попытках его вразумить, но Катсуки только истерично топает ногой по сырой листве и с размаху вмазывает ладонью по щеке Киришиме.       В тишине вечернего подлеска этот хлопок кажется оглушительным вдвойне.       Эйджиро поворачивает голову обратно и смотрит на Бакуго такими глазами, как будто молча спрашивает «Что сейчас произошло? Ты не слышал?», но до него медленно доходит покалывающее ощущение на щеке и ледяные пальцы сами тянутся к месту удара.       — Эй! За что? Я думал, мы теперь вместе и тебе нет нужды избивать меня! — не то чтобы такое отношение Бакуго стало чем-то новым, вовсе нет, из всех его ударов этот был самый ласковый, почти что прикосновение цветочных лепестков, но в контексте ситуации Эйджиро был поражен до глубины души.       — Достал.       Бакуго сжимает в кулак ту самую руку и прячет под плащом. На самом деле ему даже немного жаль, что он так сорвался на того, кто, вроде как, пытался проявить о нём з а б о т у, но тут же отмёл от себя эти мысли. Сам нарвался, за что справедливо получил.       — Хорошо. Давай тогда подождём, пока ты свалишься замертво, а мне потом придётся тащить твою тушу волоком обратно всю ночь. И видит Бог, я просил по-хорошему.       Киришима не обижается, нет, он злится. Злится на глупое гордое упрямство, как будто Киришима слепой и глухой, как будто не видит, что Бакуго едва на ногах держится и всё чаще останавливается отдохнуть, как будто охотнику жизненно необходимо кому-то что-то доказать, хоть усрись на месте. И Киришима этого искренне не понимает.       — Пошли обратно. Бакуго? — Эйджиро осторожно подходит, но ощущает, как у него начинают слабеть лодыжки, а сам он готов пуститься в бегство при малейшем резком движении со стороны охотника. Пожалуй, никогда еще Эйджиро не ощущал себя дичью на прицеле настолько сильно. — С тобой всё хорошо?       Бакуго что-то неразборчиво проворчал, но из-за сильно долбящего в ушах сердца Киришима даже не мог попытаться его расслышать, поэтому монстр аккуратно положил ладонь на чужое плечо настолько невесомо, насколько было возможно, чтобы в любой момент одёрнуть руку и не схлопотать по ней.       — Я сказал тебе убираться! — Катсуки дернулся от руки в сторону и едва не запнулся о собственную ногу, разворачиваясь лицом. — Я не хочу терпеть твоё нытьё рядом с собой. Я решил осмотреться сегодня, значит я осмотрюсь сегодня! И если тебе что-то там показалось, то это твои проблемы. Ты мне не нужен, понятно? Мне вообще никто не нужен, я прекрасно охочусь один! Проваливай, пока я не передумал и не перерезал тебе глотку, — Эйджиро старается думать о том, что его не зацепили злые слова — чего за свою жизнь он только не слышал, — но сам ощущает в груди больно кольнувшее сердце.       Бакуго тяжело сглотнул, явно перестаравшийся с криками. Кажется, у него даже сильнее разболелась голова и теперь его тошнило. Пришлось опереться рукой о ближайшее дерево, чтоб не шатало.       — Знаешь, я бы с радостью ушёл прямо сейчас, если бы у меня было куда и к кому идти. Я могу отойти вон к тому дереву, — Киришима указывает большим пальцем куда-то себе за спину, — и вернуться, потому что уйду я только с тобой.       — Что за хуйню ты несешь? Совсем больной? Мне плевать, куда ты подашься, хоть к гарпии под хвост, хоть к корове на рога. Я к этому отношения больше не имею. Пошёл прочь, надоел. — Бакуго махнул в его сторону рукой, оттолкнулся от дерева и шагнул по тропке дальше, глубже в лес.       Киришима поднял голову к небу, лениво раздумывая, через сколько метров Бакуго обессилит совсем и свалится, а еще о том, как скоро солнце сядет окончательно и вокруг не будет видно ни зги, но не успевает закончить, как слышит глухой удар тела о землю. Киришима опускает взгляд на расстелившегося Бакуго и вздыхает.       — Ёбаный баран. Рогами упёрся, скотина, а я страдай, — сказал Киришима сам себе, уперев руки по бокам. — Ну и что мне с тобой делать?       Эйджиро подошёл к телу, легонько пнул в сапог, но Бакуго не отреагировал. До Тарста далеко, Киришима не успеет даже один дойти до того, как опустится ночь, а дальше идти опасно, особенно с таким балластом.       Где-то в глубине леса заорали птицы и поднялись в небо. Следом раздался протяжный волчий вой. Киришима поёжился и присел перед Бакуго, переворачивая его на спину, чтоб не задохнулся. Сам тяжёлый, так еще и горячий, лоб в испарине, шумно дышит, как пить дать это лихорадка! Эйджиро даже на секунду испугался, как бы не чахотка или чума какая, но до этого дня ведь с Бакуго всё хорошо было. Неужто сказались ночёвки в холоде под открытым небом?..       Костёр потрескивал сырыми дровами, разбрасывая периодически вокруг себя искры. Хиленький дымок поднимался вверх и растворялся в темноте леса. Где-то в глубине тьмы иногда хлопали крыльями ночные птицы, гулко ухали совы.       Киришима смотрит неотрывно на дрожащее пламя, держа в руках спящего Бакуго, который не приходил в себя с тех пор, как свалился на землю. Тащиться с ним по темноте по лесу опасно, поэтому монстр решил остаться до утра на месте, а там, если даже Катсуки не придёт в себя, уже можно будет выдвинуться обратно по своим следам, взвалив на спину эту ношу.       — Какой же ты баран упрямый. Терпеть таких не могу, — Киришима склоняется, выгибая спину дугой, и гладит пальцами горячие щёки охотника. Сейчас он дышит спокойнее, чем пару часов назад, и это немного успокаивает Киришиму. — Почему ты не слушаешь, что тебе люди говорят? Почему так храбришься передо мной? Думаешь, я не знаю, какие мы слабые на самом деле? Смешной. — И обозначает мягкий поцелуй в горячий лоб. — В следующий раз, если такое случится, я в драку полезу, слышишь? Если для того, чтобы ты остался лечиться, мне нужно тебя побить и покусать, я это сделаю.       Ему никто не отвечает. Бакуго беспокойно спит, периодически морщась, и Эйджиро разглаживает его морщинки на лбу, переносице и складочку между бровей. У костра тепло, да и ночь выдалась щадящая, тёплая и безветренная. Киришима подтягивает повыше Бакуго, чтобы тот спиной лежал на груди Эйджиро, а не на коленях, удобнее откидывает его голову себе на плечо и сцепляет руки на его животе. Бакуго заботливо укрыт его же красной накидкой, но загорелая шея все равно открыта и Киришима невольно засматривается на то, как тени отплясывают на коже, как подёргивается кадык при невольном сглатывании слюны и как колышется от малейшего ветерка золотой волос на воротнике, который Киришима осторожно убирает.       — Эй, а ты кто такой? Откуда взялся?       Эйджиро вздрагивает всем телом, чуть не выпустив из рук медленно сползающего вниз Бакуго, и резко оборачивается. Из темноты вразвалку выплывает фигура большая, широкая, но достаточно низкая, будто бы сгорбленная. Катсуки стекает на землю меж коленей и Киришима как-то даже на рефлексах придерживает его голову, чтоб не ударился затылком.       Фигура шелестит летней древесной кроной на ветру и подходит ближе к огню, пока наконец Киришима не разглядывает, что это такое. В темноте оно выглядит чудовищем, но достаточно не агрессивным или просто не заинтересованным в тощей человечине, однако в свете огня там показывается вполне человеческое лицо, обрамленное засаленным лисьим мехом на капюшоне, на голове его поверх капюшона венок из сухих веток и листьев и весь он как будто в траве, просто ходячий сноп сорняков. Фигура проходит ближе к костру, присаживается на землю, растекаясь всей своей травой и листьями и вытаскивает на свет ладонь, протягивает к теплу — греет.       — Ну-ка глянь на меня, малец, — незнакомец шелестит, поворачивая голову, но голос его кристально чист и ясен, как если бы Эйджиро босиком пробежал по лужам в весенний теплый день. — Не бойся, я не кусаюсь.       Киришима, и до этого не отрывавший взгляда от нежданного гостя, глянул в лицо его, чтобы понять, кто это такой и нужно ли лезть к Бакуго под плащ за ножом на его поясе. Чудной человек смотрит пристально, затем жмурится и только тогда Киришима замечает странные наросты вкруг глаз у него, больше похожие на молодые кукурузные рыльца. Да где ж в такое время найдёшь молодую кукурузу?..       — А я знаю, кто ты таков. По глазам вижу, — незнакомец подбирает с земли ветку и шурудит ей в костре угли. Ты, малец, Джиро. Вообще-то я не шибко люблю вас принимать в своём лесу, но ты, гляжу, мирный, так что сиди уж. Мне больше интересно послушать, что привело тебя сюда? Опасно, знаш ли, в такой час по лесам шастать. Ладно, ежели волк встретится, они тут смирные, людей не тронут. А коль кобольд вылезет?       — Я не верю в духов, — хрипит севшим голосом Киришима и тут же пытается прокашляться. — Да и недалеко мы от города, зверье так близко не подходит.       — Эх ты, дурень, не знаешь ты ничего о лесном зверье.       — Может. Я не так часто бываю в лесу. А ты откуда знаешь, кто я такой? Мы виделись раньше?       — Ты глух на одно ухо, чтоль? Я ж сказал, мол, по глазам вижу. Красные. Все красноглазые — Джиро. И все, как один, поганцы.       — Ты ошибаешься. Есть и простые люди с красными глазами, — и почёсывает Бакуго по волосам. — Но это не важно. Мне больше интересно, откуда ты вообще о нас знаешь?       — А как же? Сам не видишь? Али ты еще и слепой на один глаз? Я тоже такой. Скорее всего ты обо мне ничего не знаешь, я один из первых получил свой Дар вместе с Даби и Оуджиро. Знаешь ли, я не в восторге был стать подопытным и выжить. По крайней мере из троих моё тело изменилось сильнее всех. У тебя ведь тоже есть Дар, раз красноглазый. Какая у тебя сила?       — Странно называть то, что у меня есть, Даром. Это моё Проклятие. Оно не мешает мне жить, но я бы никогда не хотел его получать. Это… Когда я использую его, то вокруг распространяется запах или вроде того, и все, кто его чует, хотят, — Киришима смущенно описал кистью несколько кругов, придумывая слово, как бы деликатнее сказать. — Кажется, после этого как раз получаются дети?       — Я тебя уразумел, не продолжай, это жалко выглядит, — отмахивается незнакомый Джиро. — Что ж, ты хотя бы выглядишь человеком. Мне повезло меньше.       Он начинает шевелиться под своей накидкой из сухих растений и край её поднимается, оголяя то, что было внутри. Киришиме приходится присмотреться, чтобы разглядеть, что там, в темноте под накидкой.       И замечает сначала мохнатый толстый хвост, потом такие же мохнатые мощные лапы, поджатые; серая шерсть поднималась по животу почти до самой груди. И Киришима прижал руку ко рту, боясь, что его стошнит, но на голодный желудок вряд ли бы это произошло.       — Что ты… такое? — только и смог из себя выдавить Киришима, на секунду подумав о том, как ему повезло, что он остался при своих конечностях.       — Кажется, наполовину волк? Или собака. Так вышло. Дар у меня такой. Меня волки понимают да собаки, а вот я их уже нет, — и головой качает. — Видимо, я был довольно слабым в то время, когда мне подсадили эту силу, раз меня так жизнь потрепала, — и горько-горько усмехается. — Сначала ходить было очень тяжело на лапах-то, а потом привык: на своих четырёх бегать научился, как зверьё, да сбежал от Мамки. Теперь тут живу. Но что это я всё треплюсь? Ты всё-тки откель взялся в моём лесу ночью?       — Мы… — Киришима снова опускает взгляд на спящего Бакуго и наконец-то подхватывает его подмышками, чтоб подтянуть обратно на свои колени. Нечего на холодной земле валяться. — Следы искали. В Тарсте говорят, что тут чудище какое-то завелось, которое лесорубов местных убивает, слухи аж до Нинги добрались, вот мы и приехали сюда, чтоб его словить. Бакуго охотник за монстрами, а я так, увязался. Ему по дороге плохо стало, но назад вертать не захотел, вот и свалился. Сижу, жду, пока в себя придёт. Я ж до городу его не донесу, дурака такого. Тяжёлый.       — А что с ним? — полуволк снова прячет свои конечности под шуршащей листьями накидкой, кутается, как будто снова становится человеком.       — Не знаю. Кажется, жар. Он весь горячий и в себя не приходит.       Несколько секунд стоит тишина, прерываемая только треском костра и редким шелестом сухих листьев по ветру. Полуволк снова подаёт голос.       — Дай-ка гляну.       Он с трудом поднимается, накидка шуршит громко. Медленно на задних он подползает к Киришиме и тянет из-под полов голую руку к голове Бакуго. Эйджиро реагирует моментально, жмёт к себе охотника, закрывая руками, и отодвигает его чуть в сторону, чтоб чужая рука не дотянулась, а сам подаётся вперед, как будто хочет тяпнуть зубами протянутую руку. Эйджиро не ощущал, что этот человек намерен причинить вред, но всё равно не хотел, чтобы тот прикасался к Бакуго. Он бы этого тоже не хотел.       Волнение и легкий страх поднялись к горлу и Киришима попытался их сглотнуть. Не получилось. Он уже мимолётом начал раздумывать, сколько времени ему потребуется, чтобы положить Катсуки и напасть на этого странного полуволка так, чтобы это было неожиданно и у него получилось вцепиться зубами в глотку.       — Уймись, малец, я с миром. Помочь могу. Этот лес мой, я все травы здесь знаю, настоем его напоим, в тепле оставим отоспаться и мигом на ноги поднимем, — Эйджиро хмурится, чувствуя, как монотонный голос его убаюкивает, слишком очевидно усыпляя его бдительность и агрессию. Он и с волками так же общается?.. Не мудрено, что хозяин леса.       На самом деле Киришима хотел бы поверить его словам, потому что сам он в медицине ни в зуб ногой, ни сбоку бантик, а Бакуго лучше не станет только от того, что Киришима его об этом попросит. Стоит ли на слово верить кому-то, кто зовёт себя Джиро?       — Как твоё имя? — спрашивает Киришима, чтобы у б е д и т ь с я, что перед ним действительно его брат, а не самозванец. Не то чтобы он сильно доверял своим братьям и сёстрам, просто так будет проще поверить, что этот полуволк правда может помочь.       — Моё имя Тетсутетсу, так меня зовёт учитель, говорит, что на его родине это означает «верный друг». Мамка дала имя Виджиро, но я им не пользуюсь, просто, чтобы ты знал. Ты поднять этого сможешь? Тут до моего дома не шибко далече, мигом дойдем.       — Я тебе всё еще не верю, ты странный. Незнакомых людей в дом зовёшь и помочь предлагаешь, — лицо Тетсутетсу вытягивается и сразу принимает какой-то оскорбленный вид. — Но Бакуго… Он ублюдок упёртый настолько, что его рога прочнее, чем у самого упрямого барана. А я во всех этих травках-муравках ничего не смыслю. Поэтому прошу тебя помочь ему.       — Много болтаешь, но ты мне нравишься, маленький Джиро. Чем-то моего учителя напоминаешь. Бери свою поклажу и пошли, а я пока костёр зарою: нечего огню без присмотра оставаться.       Эйджиро лупает во все глаза, как Тетсу задними лапами зарывает угли, присыпая их сырой землей, а потом притаптывает, хотя последнее Киришима смог определить только по звуку. И спохватывается, снова чуть не выронив из рук Катсуки. Нужно как-то его теперь донести по темноте через лес и не добить окончательно, а вот в своей ловкости и удаче Киришима как раз и не был сильно уверен.       — Ох, точно, забыл я, что ты в темноте не разглядишь ничего, — глос Тетсу раздаётся уже дальше впереди. И как он так бесшумно ушёл в этой своей шуршащей накидке? — Надо бы подсобить…       И Эйджиро ничего не понимает даже тогда, когда слышит вой Тетсу, явно имитирующий волчий, но удивленно и испуганно хлопает глазами, когда слышит вдалеке ответный уже точно волчий вой. Думать, что его так искусно нагрели и лишили света для того, чтобы волки перекусили свежей человечиной, Киришима не хочет. На всякий случай он Бакуго лицом вжимает себе в шею и собирается активировать Проклятие, если волки или этот странный Виджиро реально нападут.       Со стороны леса доносится многочисленный тяжёлый топот лап.