Nightsilver Woods

Громко шумит горный ручей, а где-то в поднебесье пронзительно кричит орёл. Ветер приятно обдувает мордочку и щекочет нагретую кожу. Он дикий и неуловимый, словно бурлящая река, но приятный и тёплый, как весеннее солнце. Когти от нетерпения скребут камни почти у самого края обрыва, а короткий и пушистый хвост то и дело приветливо колеблется из стороны в сторону. Мокрый нос поднят кверху, а веки прикрыты. Уши прижаты к голове, а вдох осуществляется полной грудью. У самого горизонта простилается длинное горное плато — Страна Туманов. Заснеженные пики чёрных гор уходят в самое небо и целуют облака. Солнца почти не видно — оно прячется за закатными тучами, но его яркие лучи разливаются по всему небосводу, окрашивая тот в бледно-розовые тона. С этих гор несётся широкая и полноводная река Венера. Она огибает всю зелёную долину и делит себя на две другие, более тонкие, реки. Сначала Венера попадает в Белый Лес — место, где ели и сосны сменяются тонкими белыми берёзами и ветвистым клёном, а потом заворачивает в Сумрачную Рощу — тёмный, густой и непроходимый лес, расположенный справа от Страны Туманов. Так уж повелось, что территория волков разделена границами с другими кланами и родами. В скалистых горах есть место, именуемое Царством Облаков, — дом людей, которые могут обращаться во́ронами. Никто из ныне живущих не видел этих гордых существ, слышали лишь легенды о них. Белый Лес — обиталище тигров, хитрых и ловких, но миролюбивых созданий. Несколько столетий назад волки и тигры часто ввязывались в бессмысленные междоусобные войны, отвоёвывая друг у друга территорию. Они сражались буквально за каждый куст и камень на границах и никак не могли прийти к одному решению, которое удовлетворило бы обе стороны. Сумрачная Роща — место, закреплённое за медведями; огромный, свирепый и мужественный вид оборотней. С ними волки почти никогда не контактировали, потому что никто из волчьих семей не осмелится ступить в их непроходимую, густую чащу из-за страха там заблудиться и пропасть навсегда. Ну, а если разглядывать территорию рядом, перед бурной рекой, то взору будут представать только зелёные, плодородные долины и лиственные леса — это всё территория волков. И все эти места он зовёт своим домом. Чуя — шестнадцатилетний рыжий волчонок племени Ни́са и сын его вождя. Своевольный, в меру упрямый, жутко проворный, слегка наивный и совсем немного любопытный — почти как и все волчата его возраста. У него короткие ярко-рыжие волосы и невероятно завораживающие голубые глаза, которые все всегда сравнивают с чистым, безоблачным небом. В обличии волка шерсть юноши рыжая и пушистая, а тело подтянутое, правда лапы и хвост короткие — из-за человеческого небольшого роста. С самого рождения рыжего мальчика прозвали «Солнышко», в честь его погибшего папы Солнцеглазого. Имя дали «Чуя», а род оставили «Накахара», по папе. Самого Чую устраивало всё, кроме до одури слащавого «Солнышко». Рыжий считал это простой кличкой, которой обычно заботливые папы-омеги называют своих детёнышей, но никак не полноценным прозвищем. У него даже на шее висит амулет, сделанный из бараньей кости, — это круг, олицетворяющий солнце, и прикреплённые к нему зубчики, изображающие солнечные лучи. Против амулета-солнца волчонок ничего не имел, ведь этот оберёг перешёл к нему от папы, который, в свою очередь, носил его всю жизнь. И, к сожалению, Чуя пока ещё молодой и неопытный подросток, поэтому жаловаться на что-либо он не имеет права. Тем более, рыжий совсем скоро начнёт проходить обряды посвящения, подготавливающие его ко взрослой жизни, и, возможно, на одном из таких обрядов он получит новое, взрослое прозвище. Но Чуя всё равно хотел бы себе другое. Например, «Огонёк». Потому что ему до безумия нравится огонь. Едва встав на свои две и только узнав, что в этом мире к чему, волчонок сразу понял, куда его тянет. К пламени. Мальчик несколько лун тому назад слышал, что в южных племенах волки танцуют с огнём, устраивают из этого целые ритуальные посвящения и зрелищные коронации. У Накахары было желание хотя бы раз в жизни посмотреть на это, хоть одним глазком. И внешностью, и характером, как считает сам Чуя, он пошёл в своего папу. Потому что своего отца, Непроглядного Мрака, волчонок недолюбливает, хотя искренне пытается понять его мотивы. От Огая веет непробудной тьмой и неприступностью. Этот волк излучает собой немую мелодию страха и вызывает непроизвольную дрожь в коленях соплеменников. Его голос больше похож на гортанный животный рык. Липкое и противное чувство остаётся на душе почти у каждого волка после общения с вождём Мори. Многие обвиняют Непроглядного Мрака в клевете и насылании порчи на жителей племени, даже шаманка Стужа, но все эти сплетни не выходят за шатры и вигвамы самих жителей, дабы не распылять ещё больший гнев со стороны вождя. С Лунного Выступа, на котором сидит волчонок, видно большое утоптанное поле, в котором расположилось селение племени. Люди, словно потревоженные муравьи, снуют от одного шатра к другому, собираются в группки, чем-то делятся, подготавливаются к вечерней охоте и ночной рыбалке. Южнее самого селения видна огромная скала, в пещере которой живёт вождь. С этой скалы Непроглядный Мрак устраивает общие собрания и разговаривает с жителями племени. Единственное, что нравится Чуе в этой скале — это вид с неё, особенно летними ночами. В детстве волчонок очень любил считать оттуда звёзды вместе со старой шаманкой. Если идти на восток от селения, то можно упереться в песчаную площадку для тренировок. Там сейчас хорошо заметно двух коренастых темношкурых волков-воинов и одного маленького чёрно-белого волчонка пятнадцати лет. Его прозвище Ледышка, а имя Рюноскэ из рода Акутагава. С ним Чуя часто сталкивался на тренировках и считал его вполне достойным противником, даже не смотря на то, что Рюноскэ младше. Тренировки Накахара посещает уже несколько лет. В детстве Стужа сказала ему, что его отец хочет сделать из него не простого воина, а стража, оберегающего и охраняющего покой племени. Мальчика в то время просто поставили перед фактом — либо всю жизнь рожать и нянчиться с волчатами, либо защищать эти края от чужеземцев. Накахара, ни секунды не задумываясь, согласился на условия отца, потому что эти равнины и леса ему в стократ милее пропахшей молоком подстилки и визжащих мокрых комков под боком. Ученик из него оказался очень сносным и всё схватывающим налету. Его хвалили и старшие, и молодые стражи, даже омеги и беты, просто приходившие понаблюдать за тренировками своих отпрысков. Его нахваливала даже всеми уважаемая Стужа, открыто говоря, что Накахара с такими успехами многого добьётся. Но только один волк обычно сидел поодаль и хмурил лицо. Это был Непроглядный Мрак. Но Чуе одобрение отца и не надо было, хотя где-то на подсознательном уровне он всё же пытался доказать отцу, что омеги способны не только заботиться о потомстве, но и защищать его и других соплеменников от лесных недоброжелателей. Из всех стражей самым лучшим Накахара считает Небесного Зова. Мальчик буквально равняется на этого альфу и постоянно рассчитывает своё время так, чтобы появиться на площадке тогда, когда там будет он. Но соплеменникам Солнышка Небесный Зов никогда не нравился. Да, многие хвалили его, глядя ему в глаза, но совершенно не уважали, поворачиваясь к нему спиной. Всё потому, что у этого красно-бурого стража не было родословной; его крохотным волчонком принёс в селение старейшина Хироцу, а потом с пеной у рта отвоёвывал ему здесь место. Всё, что у Небесного Зова есть, это одно единственное имя и довольно высокая должность, которой он достиг сам в свои двадцать два волчьих года. Был правда ещё один волк с туманной родословной, известной всем лишь по одной линии, но об этом альфе Накахара думать не хочет. Из всех достойных и самых почитаемых стражей, Солнышко может назвать Косматое Перо. Рюро из рода Хироцу, тот самый волк, принёсший в племя Зова, на данный момент является старейшиной и уже не возглавляет отряды обороны. Старик стал травником, помогающим шаманке с поиском снадобий и лечебных трав. Ещё, время от времени, Рюро приглядывает за чужими детьми, папы которых выходят на недлительные прогулки из своих шатров. Косматое Перо, на самом деле, часто приходит на песчаную площадку; в основном, чтобы покомандовать юными и неопытными волчатами, но, если немного повыть над ухом, старик, возможно, даже покажет пару приёмов. Также на территории племени есть два озера. Первое расположено очень близко к Лунному Выступу и является священной абсолютно для всех местностью — озеро Слёз. Туда часто ходят шаманы, лекари и сновидцы, дабы найти умиротворение и единение с самими собой. Некоторые поговаривают, что там с ними общаются древние Духи, наставляющие на путь истинный, помогающие найти себя и вообще способные исцелить такие раны, которые никак не может излечить даже само тело волка. Другое же озеро, наоборот, севернее селения и намного больше первого по площади — озеро Звёзд. В этом озере можно купаться, набирать из него в кувшины воду и даже ловить мелкую рыбу, что категорически запрещено делать в озере Слёз. Чуя за наблюдением окрестностей провёл на Выступе почти весь вечер. Он даже не заметил, как солнце совсем исчезло за горизонтом, а небо потемнело. Волчонок дёрнулся только тогда, когда стали появляться первые блики звёзд, ещё пока укрытые длинными лохмотьями серых перистых облаков, и именно тогда понял, что пора возвращаться обратно в поселение. Когда Накахара выходит за пределы общины, он всегда принимает образ волка — так удобнее и быстрее передвигаться по округе. Но когда волчонок находится в пределах селения или собирается просто прогуляться, он всегда возвращается к своему привычному человеческому обличью. Среди жителей племени считается невоспитанностью общаться друг с другом и гулять среди чужих жилищ пребывая в облике волка — такое прощается только детёнышам, которые ещё не до конца научились контролировать своё перевоплощение в истинную сущность. Сейчас в воздухе остро чувствуется ранняя весна. Невообразимо вкусно пахнет просыпающаяся от зимнего сна природа, всюду журчат тонкие ручейки и поют свои любовные песни прилетевшие из тёплых краёв птицы. Правда местами всё ещё собираются грязные дождевые лужи и лежат невысокие шапки серого снега, но это ни чуть не портит всеобщее приподнятое настроение: скоро река Венера вновь будет полна рыбы, а в леса вернутся долгожданные стада оленей. Само племя Ни́са огорожено невысоким частоколом и имеет два входа: центральный и патрульный. От центрального входа есть две протоптанные дороги, одна ведёт к площадке для тренировок, а другая к Искрящемуся Лугу, от которого, в свою очередь, можно добраться до озера Звёзд. Центральный вход красиво украшен загнутыми в полумесяц ивовыми ветками, имитирующими собой арку, и прикреплёнными к ним лосиными рогами. Каждую ночь этот вход охраняется двумя старшими по званию воинами. Патрульный же выход находится на другом конце селения и выглядит беднее центрального. Он представляет собой два небольших, стоящих бревна, украшенных сосновыми ветками, и по ночам охраняется только одним воином. В племени есть и третий вход, скрытый от посторонних глаз, он располагается за скалой вождя. Известен он лишь избранным, и Накахара как раз входит в число знающих о нём, но, правда, никогда не попользовавшимся им. С заходом солнца людей снаружи всё меньше, и атмосфера начинает становиться гораздо приятнее из-за появляющейся внутри общины долгожданной тишины. Соплеменники разбредаются к себе в шатры, готовятся ко сну или собираются к предстоящей охоте и рыбалке. Почти все вигвамы представляют собой отдельную собственность каждого волка, и заходить внутрь жилищ без спроса категорически запрещено, порой даже наказуемо. Кто-то живёт один, кто-то уже с семьёй, а кто-то ещё с родителями: это легко определить по размеру вигвама, цвету используемой в его строительстве шкуры или повешенным снаружи украшениям. Если альфа-волк живёт один, то в большинстве случаев шкуры на входе украшаются трофеями, которые он принёс племени. Если в шатре живёт семья, то земля у входа часто посыпается иголками елей и сосен. Молодые альфы вправе жить одни уже с малых лет, что, например, не положено юным бетам и омегам. Те обязаны жить вместе с родственниками до обряда смены прозвища с детского на взрослое, и только после посвящения им разрешается начинать строить собственное жилище, перебираться в шатёр к близкому другу или в дом к своему альфе. Скала Вождя на окраине селения сейчас пуста. Видимо, Непроглядный Мрак у себя в пещере, что довольно странно, ведь обычно мужчина сидит в обличье волка на самом краю и наблюдает за жителями. У центрального входа сейчас столпотворение воинов и рыболовов, готовящихся к охоте и рыбалке, соответственно. На маленьких песчаных площадках, предназначенных для волчат, никого нет, а в центре общины, где каждую ночь зажигают огромный костёр, взрослые беты и омеги сложили пустые плетёные корзины и небольшие деревянные ёмкости для собирающегося уходить отряда. Миновав вход, Солнышко мельком оглядывает стоящую группку волков и идёт дальше вглубь селения. Юноша приветлив со всеми, но близко ни с кем не общается. Он никак не может найти того, с кем ему будет хорошо проводить свободное время, которого сейчас хоть отбавляй. С другими омегами Чуе некомфортно — те без умолку трындят об альфах и большой семье, которую планируют строить в ближайшем будущем. С альфами постарше Чуе нравится просто общаться и посещать с ними тренировки. Те потом всё равно начнут проявлять к рыжему внимание и попытаются в ухаживания, ответ на что у того всегда один и, конечно же, отрицательный. Ну, и наконец, беты, которые Накахару, к сожалению, не интересуют вообще. Хотя, есть в селении одна волчица, молодая и пребывающая на службе у Стужи, а иногда и посещающая тренировочную площадку. С ней Чуя зачастую встречается именно на тренировках. Эта, такая же рыжая, как и Солнышко, изящная, умная и знающая себе цену волчица ещё пока не нашла себя ни в одной из племенных отраслей. Но она спокойно пробует себя во всём: от простого травничества до серьёзной защиты соплеменников. Имя её Озаки, а прозвище Цветок Лотоса. Её отец давно погиб в войне на границе с Белым Лесом, а мать, Киоко из рода Коё по прозвищу Одинокая Звезда, с недавних пор является самым выдающимся музыкантом племени Ни́са. Киоко пыталась склонить свою дочь к творчеству, но, к сожалению, Озаки отказалась от этого и начала усердные тренировки, дабы почтить память об отце. Сейчас ей двадцать четыре года, и она продолжает упорно тренироваться со старшими воинами, при этом помогая Стуже и с интересом изучая целебные травы. В селении расположено несколько невысоких и тонких столбов с закреплёнными на их концах факелами для освещения территории ночью. Расстояние от одного шатра до другого совсем небольшое, преодолеваемое в шага два-три. Тропинки к каждому дому обычно слегка посыпаны песком, чтобы не затеряться среди жилищ; только большие или общественные вигвамы как-то обозначаются, не имеют к себе троп и стоят поодаль от чужих домов. Например, у родильного вигвама стоит столб с повешенным на его верхушку черепом оленя, а сам вигвам является самым большим по размеру среди остальных домов общины. Вторым по размеру является шатёр для течных омег, не имеющих на данное время альфу, и стоит он неподалёку от патрульного выхода. Там молодые и взрослые омеги пережидают несколько дней течки, а потом возвращаются к своему привычному образу жизни. Рядом с этим шатром находится и шатёр для кровящих бет, использующийся почти по такому же признаку. Также в селении существуют три вигвама с продовольствием: вигвам для сырой рыбы, сырого мяса и маленький шатёр-склад с фруктами. Все музыкальные инструменты и воинское оружие, по типу копий и топоров, пребывают непосредственно вместе со своими хозяевами в их жилищах, находясь, как говорится, под рукой. На входе в свой вигвам Солнышко сталкивается с выходящим из него Обжигающим Ветром. Это высокий, коренастый мужчина, альфа, тридцати с лишним лет, с огромными и страшными шрамами на лице и недружелюбным, равнодушным взглядом серых глаз, одетый лишь в толстые кожаные штаны и накинутую на плечи медвежью шкуру. Рыжий волчонок, мельком взглянув на уходящего старшего воина, проходит внутрь вигвама, не здороваясь с его обитателем. — Ну и где ты был? Слышится презрительный плевок Града Иголок, и голубые глаза закатываются сами собой. В углу, на большой подстилке, лежит старший омега, обнажённый и противно пропахший зрелым альфой. Его руки с костлявыми пальцами нервно тянут на тяжело вздымающуюся грудь медвежью шкуру в попытке закрыться от постороннего и совершенно незаинтересованного взгляда. Его зелёные глаза недовольно блестят в сторону вошедшего юноши, но тот, никак не реагируя на претензии своего дяди, достаёт из кармашка кожаных штанов камушки, найденные на Лунном Выступе, и, поспешно присев, складывает их себе под подушку. На рыжем волчонке, кроме старых и уже сильно потрёпанных штанов до колен, надета бежевая рубашка из кожи пятнистого оленя, искусно сшитая ему старейшинами-бетами. У рубашки нет рукавов, на талии она аккуратно перетянута кожаными нитями, имитируя пояс, а на плечах к ней красиво пришиты две бледно-розовые ракушки. — Тебя это не касается, — единственное, что Чуя отвечает Гандзи, прежде чем подняться обратно на ноги. В центре жилища потрескивает сухими веточками крохотный костерок, а неподалёку от него возложена невысокая горстка немытых фруктов, видимо, принесённым сюда тем коренастым альфой. — Ты… да как ты смеешь так со мной разговаривать! — возмущённо психует старший Накахара. — Я расскажу твоему отцу, что ты снова уходил из поселения на закате дня! — А я расскажу ему, что ты спишь с Обжигающим Ветром, — Солнышко спокойно переводит на Града Иголок свой нахмуренный взгляд. — У него ведь есть омега, зачем ты так поступаешь? — Кенши всё равно беременный! — Гандзи взвивается шипящей гадюкой на своей подстилке. — Я скорее помогаю Сэну, нежели врежу его с Кенши семье! — Помогаешь? — фыркает Чуя, порывисто направляясь к выходу. — Ты подначиваешь Обжигающего Ветра на измену. Хотя я опускаю то, что ты сам уже который раз изменяешь моему отцу. Град Иголок было открывает рот, чтобы снова начать оправдываться, но вместо этого только раздражённо вскидывает голову к племяннику. Он не успевает собраться с мыслями, чтобы продолжить беседу, — полог вигвама в этот момент шуршит, закрываясь. Чуя не любит своего дядю. Никогда не любил. Для начала потому, что Град Иголок всегда плохо отзывался о своём брате Солнцеглазом, выставляя его виновным во всех своих бедах и бедах всего рода Накахара. Их папа погиб, защищая собой Сюдзу от разъярённого быка, а это был первый знак для Гандзи невзлюбить своего старшего брата. Всё племя хвалило именно Сюдзу за его достижения, а Гандзи обычно стоял в стороне. Дядя противен рыжему юноше из-за такого распутного и нахального характера. Чуя давно не маленький волчонок, чтобы не понимать простых и понятных истин. Гандзи бесплоден со дня своего рождения, возможно, именно из-за этого он озлобился на Великих Духов и показушно отвернулся от волчьей Богини. Но омега, не наделённый природной красотой, которую даровали его старшему брату, всё равно нашёл выход из ситуации: раз мужчина бесплоден, значит он спокойно может совокупляться со всеми, на кого положит свой глаз. А если это оказываются семейные альфы, Гандзи принимает их за определённую плату — корзина фруктов или шкуры понравившихся животных, а иногда и разного рода украшения. Чуя до сих пор не поймёт, почему взгляд Огая пал именно на Гандзи, и по каким вообще причинам он решил возлечь с этой «подстилкой для альф». Ведь теперь, будучи омегой самого вождя, у Гандзи есть некие привилегии. Например, даже если он и спит с кем попало, другие альфы не имеют права поднять на него руку или рыкнуть что-то в лицо — об этом тут же узнает вождь. Да и что, в конце концов, в старшем Накахаре могло привлечь Мори? Ведь в нём нет ничего необычного, скорее, удобнее будет тявкнуть «проще уже некуда». Солнышко идёт в другую от своего вигвама сторону. Он пригибается, отодвигая шкуры на входе, и проходит внутрь огромного шатра. Здесь тепло, пахнет шалфеем и ягодными настойками. В центре жилища разведён небольшой только-только разгоревшийся костёр, огороженный круглыми маленькими валунами. Рядом с костром лежат два плоских камня с тремя деревянными тарелками, наполненными вечерней похлёбкой. В двух из четырёх углов жилища наставлены корзины с запасами веток, трав и сушёных листьев. С правой стороны имеется небольшой тоннель из шкур, ведущий в маленький вигвам, где спит, непосредственно, сама обитательница этого шатра, шаманка Стужа, которая сейчас стоит по левую от вошедшего волчонка сторону. У Стужи голубые глаза, которые давно утратили свой привычный блеск. Но взгляд её всё такой же добрый и проницательный. Она прожила уже несметное количество лун, денно и ношно служа племени Ни́са. Возраст сильно согнул ей спину, а морщины, словно песчаные каньоны, избороздили всё её тело. На костлявых руках заметны кривые борозды и белёсые шрамы, символизирующие о том, сколько раз она приносила кусочки себя в жертву Великим Духам и Богине Луны. У неё на шее отчётливо бросается в глаза маленький белый амулет в виде полумесяца, сделанный из бизоньей кости; с обоих плеч свисают длинные седые косы и прикрывают оголённую грудь, а старая потрёпанная юбка из шкуры пятнистого оленя едва держится на выпирающих костях таза. Но, несмотря на возраст, волчица по-прежнему полна сил и решительности, что даруют ей добрые Духи после вечерних молитв и благодарственных песен. — Где сегодня был? — скрипуче интересуется она и шуршит сушёными листьями ясеня, раскладывая их по корзинам. — На Лунном Выступе, — пожимает плечами Чуя и плюхается на песок подле костра, поправляя кожаный пояс на своей талии. — Великие Духи! Ты совсем обезумел!? Старая волчица всплеснула руками, выронив корзинку, и обернулась на рыжего волчонка, грозно сверкая своими бледно-голубыми глазами. Накахара же вжал голову в плечи, потупив взгляд в землю. Старуха, в некоторой мере, его забавляла, от чего сдержать лёгкой улыбки он не мог. В детстве она часто проводила с мальчиком своё свободное время, пытаясь обучить его азам племенной жизни, но Солнышко был таким неусидчивым и непослушным, что рассказывать и показывать ему что-то было делом практически невозможным. — Ты сама знаешь, где я гуляю, чего ругаешься… — Да потому что я волнуюсь! Стужа продолжает кряхтеть, но совершенно беззлобно. Она хромает от одного угла вигвама до другого, пытаясь, видимо, что-то найти. Шаманка аккуратно переступает через устланные вдоль стен шатра подстилки, которые прошедшей зимой предназначались для болеющих волков, и негодует вслух из-за того, что молодые травники их так и не убрали. — А ты, кстати, Пёрышко нигде не видел? Чуя закатывает глаза, слушая ворчания шаманки, и тянется к одной из тарелок с едой, отставленной на плоский камень. После упоминания о Пёрышке, он отрицательно мотает головой. — Опять волчьих ягод нажрался, поганец. А ты! Давай ешь быстрее, мне нужна твоя помощь. — М-м!? — Накахара давится этой самой похлёбкой, недовольно вскидывая брови, и поднимает глаза на шаманку. — Я хотел посмотреть, как старшие собираются на охоту. — При следующей восходящей луне посмотришь, мне нужны корни клюквы. Бета неоднозначно машет рукой на рыжего омегу, продолжая что-то искать среди своих запасов в самом тёмном углу шатра. — И завтра, к слову, никаких тренировок. Хироцу полезно отдохнуть от тебя. У него вчера все суставы ломило после вашей тренировки. Чуя досадно надувается, не отвечая, и доедает остывающую похлёбку. Он молча наблюдает за старухой, представляя, что сейчас придётся идти с ней к Искрящемуся Лугу и помогать ей собирать ягоды. Юноша, на самом деле, с радостью бы выходил за пределы общины ночью, чтобы, например, посмотреть на звёзды или просто прогуляться к озеру. Выходил, если бы не одно «но», — он подросток, а всем подросткам и маленьким волчатам запрещено покидать селение после захода солнца без сопровождения взрослых, и никто из оставленных на охране воинов не позволит им выйти наружу. Шкуры на входе в шатёр колышутся, пропуская ещё одного волка внутрь. — Привет, бабушка. Накахара неторопливо поворачивает голову вбок, осматривая пришедшего. Это правнук Стужи, тот самый Пёрышко, про которого она сейчас спрашивала. У него пушистые каштанового цвета волосы, слегка худощавое телосложение и блестящие карие глаза. Одет он в такие же короткие кожаные штаны и тёмную кожаную рубашку, сильно оборванную по краям. Его взгляд обычно дружелюбный и приветливый, но, если присмотреться, то совершенно отчуждённый и тоскливый. Он такой же подросток, как и Чуя, и как раз именно тот альфа с туманной родословной, известной всем лишь по одной линии — папиной. Его имя Осаму из рода Дазай. Его отец никому неизвестный волк-отшельник, а папа Перо Сойки по имени Риото, который обычно приглядывает за чужими подрастающими волчатами. Риото не многие уважают из-за случайной связи с альфой-отшельником; в племенах это не приветствуется и открыто осуждается. Родился Осаму летом, всего на пару лун позже Чуи, но выглядит на пару лет его старше — слишком высокий он для своего возраста, как считает рыжий. — Привет, — Пёрышко здоровается с Солнышком, опуская к нему голову. — Привет, — нехотя отвечает ему тот, возвращаясь к своей похлёбке и не желая поддерживать зрительный контакт. В детстве они не очень ладили. Чуя считал этого волкозавра слишком странным, чтобы пробовать общаться с ним. Осаму не посещает тренировочную площадку, не приходит на общие собрания племени и не участвует в церемониях. Этот бурый волчонок всегда гуляет не пойми где и зачастую разговаривает сам с собой. Обычно Накахара видит его беседующим только с одним волком — Небесным Зовом, и, если быть честным, немного завидует ему. Сталкиваются ребята всегда здесь, в шатре шаманки, потому что Пёрышко, вроде как, с недавних пор пребывает у неё на службе. — Вот ты где! — восклицает Стужа, размахивая костлявыми руками в углу шатра. — Ты где был, а? — У озера Слёз, — Осаму спокойно присаживается напротив Чуи и тоже тянется к вечерней похлёбке. — Ещё один гуляка! Дазай смутно улыбается бабушке, принимаясь за свой ужин, а Накахара хмурится, не представляя, зачем этот странный ходил к озеру Слёз, ведь туда обычно наведываются только шаманы, лекари и сновидцы. — Ну-ка, вставайте, мне нужна ваша помощь, — неожиданно оповещает их шаманка, ставя две небольшие корзинки перед костром. — Наберёте мне корешков клюквы, её кусты чуть южнее Искрящегося Луга. Охране скажите, что вы от меня, да это и недалеко совсем. — Хорошо, — тут же отвечает Осаму, исподлобья глянув на резко изменившегося в лице Чую. Накахара, скрипнув зубами, лишь молча кивает старой волчице, оставляя пустую тарелку на плоском камне. О, Духи, ну почему именно с ним? Юноша раздражается за доли секунд, но старается этого не показывать при шаманке, — она, в конце концов, попросила их помочь ей, значит поручение должно быть выполнено, не смотря на бессмысленные недовольства. Снаружи с наступлением сумерек стало прохладнее, и дует небольшой ветер. На ночном небе медленно скапливаются чёрные тучи, явно обещая завтра опуститься на долину проливным дождём. За пределами селения спокойно, тихо и в разы умиротворённее, чем среди догорающих костров и чужих вигвамов. Лес спит, а вместе с ним и его дневные обитатели. С озера Звёзд хорошо слышна перекличка камышовых лягушек, а из-за осин и лип, стоящих впереди, до ушей доходят примитивные песни луговых сверчков. Где-то вдруг начинает ворчать старый филин. Накахара, задрав нос кверху, полной грудью вдыхает ночной воздух, посильнее обхватывая двумя руками плетёную корзинку. Дазай по его левую руку идёт молча, глядя то себе под ноги, то на рядом идущего сына вождя. Да, Солнышко расстраивается, но не на столько сильно, чтобы переживать, что идёт к Лугу не со старой шаманкой, а с её правнуком. Стужа ворчала бы и жаловалась на своих нынешних учеников за их лень и безделье, а Пёрышко хоть и безнадёжный дурак, но с ним как-то поспокойнее, что ли. — Я… — вдруг подаёт голос Дазай, глядя куда-то в сторону. — …Вчера видел тебя на площадке. — Следишь за мной? — Накахара подозрительно щурится, испытывая противоречивые чувства. — Что? Нет-нет, я просто был неподалёку, — Пёрышко ставит корзинку на землю и склоняется к небольшому валуну, сплошь устланному мховым ковром. — Вот эти, наверное? Солнышко подходит к нему и, тоже наклоняясь, внимательно оглядывает место, куда указал Пёрышко. Перед ними расположился побег стелющегося кустарника с тонкими, светлыми, нитевидными стебельками, между которых хорошо заметны крохотные красные ягодки, видимо, начавшие зреть совсем недавно. — Да, вроде эти. Если красные, значит клюква. Волчата впопыхах отодвигают свои корзины подальше и, синхронно опустившись на колени, принимаются сдирать мох и молодые стебельки с шершавой каменной поверхности. Подушечки пальцев тут же становятся грязными у обоих, а лежавшие на земле мелкие камешки впиваются в кожу коленей, из-за чего та сразу начинает неприятно саднить. Да уж, теперь Солнышко понимает Стужу и её намерения привлечь к работе больше молодых волчат, которые хотят и стремятся стать лекарями и травниками племени. Самой волчице уже трудно наклоняться и собственноручно копаться в земле, собирая запасы листьев и ягод, а использовать молодняк куда проще — такими методами они явно быстрее научатся и запомнят, что к чему. Стрёкот сверчков внезапно нарушает раздавшийся женский крик. — Что это там? — выгибает бровь Осаму, покосившись через плечо в сторону селения. Плохое предчувствие слишком быстро закрадывается Накахаре меж рёбер, будто упавшие лунные осколки впиваются глубоко в кожу и теперь неприятно режут её изнутри. С губ Солнышка срывается резкий выдох. Кому-то нужна помощь? Волчонок, не теряя ни секунды, вскакивает на ноги, случайно опрокинув корзинку, и стремглав бросается в сторону поселения. Он слышал крик от крайних маленьких шатров, где обычно находятся женщины со своими детьми. Неужели, стоило группе воинов уйти на ночную охоту, так сразу что-то случилось? Юноша принимает облик волка прямо на ходу. Тонкие ноги превращаются в длинные пушистые лапы, а руки опускаются на землю, — ещё мгновение, и волчонок несётся на всех четырёх вперёд. Его глаза сощурены, ноздри широко раздуваются, а уши прижаты к рыжей макушке. Накахара не представляет, что сейчас будет делать и куда летит, совсем потеряв голову. А что, если там целая группа напавших, состоящая из вражеских волков соседнего клана? Что тогда он будет делать? Чем ближе волчонок подбегает к частоколу, тем сильнее чувствует непонятный и неузнаваемый запах. Он совсем не волчий. Совершенно ему не знакомый. Кто напал на них? Подбежав к ограждению, Солнышко, едва начав пружинить на задних лапах, тут же отрывается от земли, уже руками хватаясь за деревяшки. Пытаясь подтянуться и определить повисшую обстановку, ему по носу внезапно и отчётливо ударяет запах… тигра? Накахара, принюхиваясь, быстро опускает голову вниз, к самому ближнему от частокола вигваму, и сразу же замечает огромного белого тигра без полос с синеватой на загривке шерстью. Тот, гортанно порыкивая, медленно крадётся внутрь жилища, где рядом с догорающим костром напряжённо лежит бурая волчица, прижимая к своей груди маленького детёныша. Вот он, нарушитель покоя! Волчонок неуклюже спрыгивает с ограждения и стремглав кидается к тигру, вновь преобразуя руки в лапы. Одним ухом он улавливает топот ног соплеменников и торопливо просыпающееся селение, но Солнышко обязан успеть к врагу первым. Юный страж должен доказать всем и, в первую очередь, своему отцу, что способен защитить племя Ни́са от чужаков. Чуя в один прыжок настигает когтистого нарушителя и с громким рыком впивается своими клыками ему в лохматый загривок. Противник громко взвизгивает и, рывком встав на дыбы, сбрасывает с себя атакующего его волчонка. Тот охает от неожиданности, больно падая на лопатки, но молниеносно вскакивает обратно на четыре лапы. Житель Белого Леса, издав предупреждающий рык, выгибается перед волчонком дугой. Бледные зелёные глаза недоброжелателя мечут молнии злобы и неприязни к стоящему напротив сыну вождя. Противник безусловно настроен враждебно, но начавший бегать по округе загнанный взгляд явно символизирует о признании поражения. Накахара глядит на врага, не моргая, осматривает его полностью и мысленно делает для себя, возможно, бесполезные выводы: у чужака впалые бока, заметны выпирающие рёбра, а это говорит только об одном — о голоде в Белом Лесу. Неужели из-за жажды и истощения грациозные и всегда дружелюбные белые кошки начали охоту на самое слабое звено волков — их детёнышей? Ведь это может повлечь за собой необратимые последствия в виде многочисленных раздоров и изнуряющих войн. — Что произошло? Накахара услышал голос Небесного Зова, подбегающего ещё с двумя стражами к месту происшествия. — Чужак напал на меня и моего ребёнка, но Солнышко смог защитить нас! — подаёт голос выглянувшая из вигвама Искрящаяся Кувшинка, прижимая к груди своего малыша. — Солнышко? — переспрашивает нахмуренный Одасаку, не спеша подходя к рыжему волчонку. Тот, восстанавливая сбившееся дыхание, опускает взгляд в землю, радостный, что его наконец заметили и похвалили. Двое коренастых стражей встают по обе стороны от нападавшего и, молча кивнув ему, намекают, чтобы он принимал человеческое обличье, ведь бежать ему уже некуда. Чужак холодно и сердито оглядывает их с ног до головы и обращается в свою привычную форму. Через доли мгновений перед ними предстаёт невысокий белобрысый мужчина, со светло-синими волосами, зелёными глазами и сверлящим, изучающим всех вокруг взглядом. Между вигвамами собираются шестеро волков. Все из них воины и стражи, не считая Чую и подошедшего к ним неподалёку Осаму с двумя корзинками набранных корешков. Из-за жилищ выглядывают головы других соплеменников, пытаясь как можно быстрее разузнать, как сейчас обстоят дела. По селению прокатывается гул и недовольные шепотки о том, что же здесь всё-таки произошло и остался ли кто-нибудь ранен. — Что здесь случилось? Голос Непроглядного Мрака заставляет всех резко замолчать. Многочисленные и озадаченные взгляды жителей обращаются на подходящего к месту происшествия нахмуренного и раздражённого черноволосого мужчины. Узкие красные глаза Огая сощурены и непроницаемы. Он снова излучает собой недобрую ауру неприязни и возмущения к окружающим его соплеменникам. Непроглядный Мрак одёргивает свою накидку из медвежьей шкуры и, хмыкнув, вздёргивает острый подбородок: — Вот как. Что же могло привести тигра в Серебристые Леса? Когтистый нарушитель, фыркнув, нехотя поворачивает голову в сторону стоящего в нескольких шагах Мори. Взгляд его бледно-зелёных глаз на мгновение заискрился, а сердце, должно быть, пропустило удар. Так, вроде, люди себя чувствуют, когда встречают кого-то, кого не видели уже множество лун. Чуя, внимательно следя за эмоциями на тигрином лице, переступает с ноги на ногу от нетерпения и слышит внезапно изменившийся голос отца. — Са́ган? Белый тигр, названный Са́ганом, щурится, резко вдыхая накалившийся до предела воздух своей полной костлявой грудью, и продолжает коситься в сторону волчьего вождя. Чуя, пребывая в сильном недоумении, тоже поворачивает голову к отцу. Огай его… знает?