Моя Осень

Больше не могу страдать — Не осталось слёз. Свет, что открывал глаза, Жжёт меня насквозь, А вокруг густой туман С привкусом беды, Эта маска, как обман На лице судьбы.*       Просидев с пару часов, пытаясь сочинить текст для новой песни, вдохновения эллет хватило лишь на небольшой абзац. Беспорядочность мыслей никак не удавалось собрать воедино на бумаге в стихотворной форме. Да и впереди вновь ждала трудная учебная неделя, к которой нужно было подготовиться, если она хотела избавить себя от бесконечных осуждений со стороны преподавателей. Аванэ разочарованно опустила глаза и отложила лист со стихами, взявшись за книгу по эльфийской физиологии. «Вот уж никогда бы не подумала, что расставлю приоритеты таким образом», — осознав, что она вновь начинает поддаваться течению решенной за нее судьбы, эллет бессильно выдохнула и принялась читать.       Больше не было ни энергии, ни ресурсов, которые заставляли бы ее бороться за свое творчество и отстаивать свою точку зрения. А теперь она и абзаца написать не может, когда раньше мысли на раз излагались на бумаге как в прозе, так и в стихах. Хватка потеряна, судьба решена, светлое чувство обернулось для нее первой девичьей болью отверженности. Отверженности от того, кто проявил такой неподдельный интерес к тому, что являлось отражением ее души, а потом так подло воспользовался ее чувствами. И, видимо, ему это доставляло своеобразное удовольствие.       Жизнь Аванэ вновь начала терять яркие краски, и, находясь во дворце, следующие несколько недель, она жила одной только мыслью — «лишь бы не встретить где-нибудь случайно Владыку», — когда буквально один день назад она ждала встречи с ним сильнее минуты окончания занятий. Но все меняется, и страх переполняет сознание гораздо сильнее всего остального. Она боялась. Сама не знала — чего, но боялась. Может быть того, что случай в библиотеке вдруг повторится, может, увидеть в его глазах надменное презрение по отношению к ней взамен былой заинтересованности, а, может, и просто теперь самого Короля.       Сегодняшний день отличался от остальных лишь тем, что за окном пошел сильнейший ливень, делящийся через приоткрытое окно с учебной аудиторией своим приятным ароматом сырости и усыпляющим шумом тысячи маленьких ударов капель о сырые листья деревьев. Аванэ сидела за столом, подперев голову рукой, и скучающе смотрела на распинающуюся для нее одной преподавателя, но никак не могла сосредоточиться на том, что она говорит, постоянно отвлекаясь то на дождь, то на вновь приходящие печальные мысли о принудительном замужестве и разбитых мечтах. Как вдруг, именно это переплетение мыслей внезапно начало сходиться во что-то связное, и эльфийка с горящими глазами схватилась за перо и начала писать: Позади остался ты, За окном льёт дождь. Ты подобием мечты Подсластил лишь ложь. Только музыка спасёт От шага в никуда, Ветер тучи унесёт Раз и навсегда! В ночи погаснут огни…*       Такой простой и понятный текст уже звучал мелодией в голове и нужно было как можно скорее ее наиграть, пока идея еще жива. Она моментально состроила гримасу страдания и подняла руку в желании задать вопрос:       — Извините, я что-то ужасно себя чувствую… Наверное, это из-за ливня и усталости, — Аванэ потерла висок пальцами, чуть жмуря глаза для пущего эффекта бессилия. — Могу я пойти сегодня домой?       Преподаватель недовольно скрестила на груди руки и осуждающе посмотрела на это очевидное желание просто сбежать с занятий:       — Прям так уж ужасно себя чувствуешь? — испытующе поинтересовалась она.       — Действительно, очень дурно, — жалобно сказала в ответ эллет.       — Первый и последний раз тебя отпускаю, — она отвернулась и начала собирать свои учебные принадлежности, как вдруг, через несколько секунд мимо женщины к двери пронесся рыжеволосый ураган с возгласами благодарности, заставив ту опешить. — Просто повелительница хитрости, — произнесла она, закатив глаза, в уже пустом кабинете.

***

      Бушующий летний ливень подходил к концу, когда Аванэ уже почти достигла своего жилища. Отец мог оказаться дома, поэтому показываться внутри не стоило, посему эльфийка вспомнила свой коварный план с похищением лютни через окно, и сейчас было идеальное время вновь его осуществить. Также ловко запрыгнув к каменному подоконнику, она ухватила привычно стоявший родной инструмент и отправилась по тропинке в лес, аромат которого буквально дурманил голову после дождя.       Чувства вновь пришедшего вдохновения, определенно, не могли не радовать, но то, чем они были вызваны, заставляло что-то внутри сжиматься и предательски ныть, словно свежая рана. Однако, не воспользоваться этим приливом было бы равноценно окончательной потере себя, чего допустить она была не готова. Поэтому-то сейчас и брела по лесу, наслаждаясь этим душным вдохновением и предвкушая вновь увидеть то место, что так полюбилось ей в первый весенний день приезда.       Достигнув поляны, она приблизилась к уже знакомой иве. После дождя было довольно грязно, поэтому девушка сняла с себя медицинское обмундирование, оставшись в родном коричневом камзоле, и равнодушно постелила его на землю около дерева. «Ничего, постираю потом».       Вновь подступившие эмоции переполняли настолько, что хотелось просто закричать. Она была одна. Наедине с музыкой. В, наверное, все-таки любимом месте. Но все равно было предательски больно и обидно. Мотив песни, казалось, был очевиден, и струны будто сами управляли пальцами эльфийки, а ничуть не наоборот. Она пела под свой аккомпанемент с чувством и предельной самоотдачей. Закончив эту песню, она вспомнила и некоторые другие, или просто наслаждалась звуками лютни, и, казалось, ничто не может нарушить эту музыкальную идиллию. Как бы не так. Где-то неподалеку раздался пожизненно знакомый голос:       — Я жду объяснений!       Распахнув прикрытые веки, Аванэ оцепенела, увидев в нескольких метрах от себя фигуру отца. Его глаза буквально пылали гневом, а поза говорила о том, что будь она врагом, а не дочерью, то точно бы уже не избежала поединка на кулаках. В душе как будто все рухнуло. Этого-то она не предусмотрела и опасалась. То, что отец мог отправиться за травами для отваров, и в голову не пришло. Придумывать оправдания было абсолютно бесполезно. Только глупец бы поверил сейчас во что-то кроме того, что и так было очевидно. В голове лишь нарисовалась отстраненная картина происходящего: время занятий, она в лесу беспечно играет на лютне, восседая на, о Эру, медицинской мантии, и все это на глазах у отца. У эльфа, посвятившего тысячи лет медицине.       Девушка не знала, что здесь вообще можно было сказать в качестве объяснения, поэтому лишь молча смотрела на Эргара, замерев в той же позе, в который ее застали. Выждав немного, дав дочери шанс оправдаться, он направился к ней, так и не дождавшись ответа.       — И как тебе еще совести хватает…       — Меня отпустили! — вдруг ожила девушка, крепче сжав пальцы на инструменте.       — По какой вдруг причине? — злость, казалось, только нарастала в голосе. — И ты решила бесполезно потратить время вот на это? — он вскинул руку, указав на лютню.       — Просто отпустили, — покраснела Аванэ, — ты ведь раньше не был против того, что я иногда играю! Почему я не могу сейчас…?       — Раньше и твоя мама была с нами! — окончательно повысив тон, бросил он. — Прими уже, наконец, что все меняется, и тебе давно пора.       Последние слова казались такими обидными. Пусть они вылетели у Эргара на эмоциях, девушку они вновь задели до глубины души. Единственный родной эльф хотел ее изменить. Не желал принимать такой, какая она есть. Все ради долга, ради династии.       — Но я не смогу без этого, — только и вырвалось дрожащим голосом у эллет. Она съежилась, опустив голову, и по-детски прижала к груди лютню, боясь, что сейчас он подойдет и просто отберет ее.       — В тебе есть хоть капля уважения ко мне и своему роду? — остановиться отцу уже было трудно, видя эту бессовестную картину.       — Она же сказала, что не сможет, что здесь непонятного?       Впервые за последнее время внезапно раздавшийся голос Трандуила заставил девушку искренне обрадоваться. Король появился из чащи на большерогом величественном олене, презрительно наблюдая за семейным конфликтом. Неожиданное появление Владыки заставило Аванэ поднять на него полные надежды глаза и склонить в почтенном приветствии голову лекаря.       — Милорд! — опешил Эргар. — Это семейные ценности и традиции. И они не подразумевают часы, отведенные на музыку… — его слова были прерваны жестом поднятой ладони Короля.       — Мне неясно, с каких пор взрослая эльфийка не имеет права заниматься тем, что считает нужным, — Трандуил равнодушно смотрел в лицо собеседника, казалось, игнорируя присутствие Аванэ. — В моих владениях даже служанка имеет право хоть из лука стрелять в свободное от работы время. Вы так низко цените свою дочь?       Аванэ не верила своим ушам. Он… заступился за нее? Единственный эльф, способный повлиять на ее отца просто взял и заступился? Но зачем? Он ведь сам согласился организовать для нее дополнительные часы учебы. Страх и легкая ненависть к Владыке теперь граничила с благодарностью и никак не укладывалась в голове, выражаясь немым смятением на лице девушки. Она не смела вмешиваться в их диалог.       — Конечно же нет! Она лишь выполняет свой долг так же, как и я в свое время, — лекарь отвечал предельно серьезно, но скрыть волнение разговора с королем удавалось не до конца.       — А сама она этого хочет? — фраза Трандуила заставила обоих мужчин перевести взгляд на все еще молчащую девушку, так и сидевшую под деревом в обнимку с инструментом.       Аванэ вздрогнула от такого напора внимания и подскочила на ноги, не зная, что ответить. В каком-то смысле прямо сейчас решалась ее дальнейшая судьба. Девушка судорожно переводила взор со строгого лица отца на вопросительный взгляд Владыки. В эту минуту можно сказать то, что она действительно думает, и это скорее всего избавит ее от медицинских мучений, но при этом напрочь разорвет связь с отцом. Или, можно было соврать, обрекая себя на дальнейшие занятия, при этом полностью обесценить выпад Владыки в ее защиту, но зато сохранив отношения с отцом. Возможно, он даже простит ей сегодняшний прогул.       — Хочу, — едва слышно ответила она, выждав паузу, и опустила голову, пытаясь скрыть свою ложь от пронзительного взора короля.       Попытка оказалась неудачной. Одной только интонации было достаточно, чтобы стало ясно, что здесь к чему. Однако, начинать доказывать лекарю, что он распознал вранье, было бы совершенно низко и неподобающе королю. Да и участвовать в этих разборках не представляло более никакого резона, особенно после того, как Аванэ фактически сама отказалась от его помощи.       — Что ж, — ухмыльнулся Трандуил, — тогда слушай свое сердце, — он развернул поводьями оленя по направлению к дворцу, собираясь удалиться и, повернув голову в пол-оборота, напоследок добавил, игнорируя на этот раз присутствие лекаря. — Если тебе есть, что еще мне сказать, ты знаешь, куда идти.       С этими словами король вновь оставил отца и дочь наедине. Аванэ выбрала семью. Не подозревая того, своей самоотверженностью она вновь вызвала уважение мужчины, сделавшего ей недавно так больно. Одна мысль о том, что она разорвет семейные узы, а положительным ответом она бы определенно это сделала, заставляла впасть в ужас осознания того, что же будет с отцом, оставь она его совсем одного. Думать о себе и своих желаниях она могла сейчас в самую последнюю очередь. «Что ж, может, он оценит и хоть немного захочет понять меня?       Мы ведь одна семья.