This new world

Тэхён просыпается от того, что низ живота скручивает приятное чувство. Он не сразу понимает, где находится, и приоткрывает глаза: метрах в двух парень видит окно, занавешенное бархатными гардинами, меж которых пробивается солнечный свет. Он собирается перевернуться на спину и встать, как вдруг чувствует чужие губы, медленно прикасающиеся к его оголённой шее, ведущие вниз по позвонкам, легонько прикусывающие каждый. Всё внутри замирает: ощущения и странные, и приятные одновременно. Тэ закрывает глаза и расслабляется, разумно решив, что притвориться спящим — это выход. Губы целуют его тонкую кожу за ухом, зубы не больно кусают мочку, влажный язык задевает раковину и шепчет на грани слышимости: — Я знаю, что ты уже не спишь: дрожишь, как загнанный в угол кролик, — Тэхёну не нравится, что его поймали: он начинает вырываться, желая встать, но сильные руки припечатывают его спину к кровати, а чёрные глаза окидывают жадным взглядом. — Ты никуда не пойдёшь, пока мы не поговорим, — но вместо разговоров Чонгук требовательно накрывает чужие губы своими. Омега на долю секунды теряется, но послушно закрывает глаза и отвечает, закидывая руки на голую спину и продолжая целовать. Это так приятно, так хорошо и правильно… Вот только нет ничего правильного в том, чтобы целоваться с собственным напарником: они так долго шли к доверию и пониманию, так что же они сейчас делают? Ураган из мыслей проносится в голове, а возбуждение и желание — не помощники в стремлении мыслить здраво. Подсознание с трудом сумело вычленить такие обрывки мыслей, как: Юнги и тэхёнова влюблённость в него, похеренная дружба, глупые омежьи инстинкты и желания понравиться альфе, из-за которых он сейчас здесь — в кровати, под Чонгуком! Он прекращает отвечать и хочет просто взвыть от отчаяния. Что он творит? Мерзко — мерзко от самого себя и страшно от того, что от поцелуя, даже с мыслями о Юнги, всё ещё не мерзко, а наоборот. Чонгук чувствует смену настроения омеги и нехотя отстраняется, смотря на так сексуально распухшие губы, от которых к его тянется ниточка слюны. — Это чтобы ты не смог сделать вид, что вчера ничего не было, или спихнуть всю вину на алкоголь. — Не понимаю, о чём ты, — Тэхён убирает руки и в защитном жесте скрещивает их на груди. — Мы целовались, — Гуку не нравится этот затравленный вид напарника перед собой, — вчера в кабинете мы целовались до звёзд перед глазами, и сейчас — тоже. Ты отвечал, не один я получал удовольствие от процесса, так что не ломай комедию! — Нет! Ничего не было. Говори что хочешь, я всё буду отрицать! — ему стыдно смотреть в глаза альфы, а щёки начинают предательски алеть. — Действительно, кто сказал, что будет просто! Это же ты и твой дебильный характер. Окей, хорошо, не было, так не было, — Тэхён с облегчением выдыхает. — Э, нет, это не значит, что я спускаю всё на тормоза. Внимательно слушай меня: я сейчас оставлю эту тему и, если тебе так комфортнее, сделаю вид, что ничего не было. Я абсолютно серьёзно хочу донести до тебя информацию о том, что ты мне нравишься, очень нравишься, даже более чем. Мне несложно сложить два плюс два, чтобы понять это, мы не вернёмся к этому, пока будем на задании, а то я знаю тебя Тэ — напридумываешь всяких нелепостей и попытаешься отстраниться, вот только когда от этого зависит наша жизнь, такое поведение — непозволительная роскошь. Но как только мы вернёмся, я признаюсь ещё раз, и хочу услышать твой ответ: у тебя будет достаточно времени всё обдумать, — он берёт пальцами подбородок Тэ и поворачивает его лицом к себе, чтобы тот видел всю серьёзность в его глазах. — Посмотри на меня, я хочу, чтобы ты понял, что я не шучу! Я, кажется, начинаю влюбляться в тебя, Ким Тэхён. Думаю, нам обоим нужно время разобраться: я тебя тут не замуж зову, но просто попробовать, вдруг из этого что-то выйдет. Прошу, хотя бы подумай, ладно? — в его голосе появляются нотки неуверенности, а в глазах застыла надежда, и игнорировать её Тэхён не мог, ведь Чон прав — он тоже целовал. Он не может сказать «нет», это же его Чонгук — дурной альфа, с которым так легко, и омега не верит, что его чувства в один момент изменятся. Ну, он обещает самому себе и ему подумать. — Я подумаю, — Тэхён озвучивает свою мысль вслух. Чон только радостно переворачивается набок и втягивает омегу в объятия. Этого ответа ему достаточно. Он не будет давить, сам ещё толком не разобрался, что с ним происходит, но Чонгуку нравится: просто вот так вот рядом с Тэхёном, ему нравится. Они лежат ещё немного, грустно осознавая, что скоро нужно выезжать на базу и готовиться к заданию. — Надеюсь, всё будет хорошо, — Тэхён шепчет эти слова Чонгуку в грудь, не уточняя, о чём речь: о задании, или о странной перемене полюсов в их отношениях. — Я обещаю тебе, что всё будет в порядке.

***

Первый из городов по плану — самый спокойный, он находится в нескольких сотнях километров от военной базы, куда их перебросили из мегаполиса. Из-за соседства с армейцами местные периодически получают гуманитарную помощь в виде лекарств, и по этой же причине повстанцы к ним не суются. На этот город самые большие ожидания, радар сделал пояснения к этой точке: сила не очень большая и всего одна. В город они заходят на рассвете, и от появления солнечных лучей зрелище не становится менее удручающим. Годы превратили эти места в трухлявые руины. Двойка движется по брусчатой улице вдоль домов, от многих из которых остались лишь камни, а те, что сохранились, давно стоят без окон и дверей. То там, то здесь видны погребённые останки автомобилей. Чонгук заглядывает в одно из строений и натыкается на человеческие останки, давным-давно разложившиеся и лишь белеющие сломанными костями. По проложенному на карте маршруту они двигались ещё примерно километр, пока не добрались до оборонительного канала, окольцовывающего центральную часть города. Старые мосты давно лежат на дне его мутной воды, но на месте, где была обозначена переправа, действительно находится подобие моста из верёвок и досок. Чонгук идёт первым, надеясь, что прогнившие канаты выдержат их вес, и они не рухнут на торчащую из мутной жижи железную арматуру. Центральная часть города ещё более узкая и древняя: дома ютятся почти друг на друге, и, видимо, их поддерживает такая близость — сохранились они немного лучше, и немного — ключевое слово. Запах кругом стоит едкий — протухшей воды и подвальной сырости. Снова деревянная переправа, но теперь это просто доски, так как канал совсем не глубокий. С каждым шагом улицы всё уже и уже, кое-где дома разрушились прямо на дорогах, и в них были кем-то разобраны тоннели для возможности пройти дальше. Гук бездумно плёлся по камням, старательно огибая острые осколки: за столь увлекательным занятием он не сразу понял, что не слышит шуршания второй пары ног рядом. Обернувшись, он тревожно начал искать глазами напарника: Тэхён, разинув рот, стоял в нескольких метрах от него и во все глаза пялился на старинное громадное здание. Судя по крестам на фасаде, это была церковь: оконные витражи почти не сохранились, а одна из боковых башен лежала на земле, но дыхание спирало от одной мысли о том, какую величественную красоту это здание представляло из себя в лучшие годы, если даже сейчас оно вызывало благоговейный трепет. — Вот удивительно, когда мы были в пустыне, то видели небоскрёбы, которые почти не сохранились, этой же церкви явно на несколько сотен лет больше, чем им. Умершая цивилизация поражает меня своей странной, но такой разной историей... — Тэхён мечтательно выдохнул, он — как те маленькие дети, мечтающие о космосе или представляющие себя животными. Тэ с детства мечтал родиться в ту эпоху, когда его вида даже не существовало. Омеге так просто представить, как эти руины были городом, по которому гуляли люди, бегали дети и играли уличные музыканты, так легко видеть картинку, в которой сам он бредёт по узким улочкам с раскрытым ртом, а в ушах — верная спутница, музыка, и в сумме это даёт ощущение счастья и покоя. Они остановились некоторое время спустя посреди площади, на которой не было ни души: кругом дома разной высоты, большинство разрушенные, но некоторые целы — они смотрят с укором своими пустыми глазницами окон, как и башня — огромная башня, подпирающая небосвод. От неё кое-где отвалились украшения, а в черепице здания, из которого она торчала, зияли дыры, но сама она, как молчаливый страж этого города, смотрела сверху вниз и ждала. — И что дальше? — Чонгук сверяется с картой. — Точка выброса силы стоит на этом месте, но я не вижу ни единой живой души, — он оборачивается и наблюдает за тем, как Тэхён, вздёрнув голову вверх, смотрит на башню. Подойдя ближе, он всматривается вдаль, пытаясь разобрать, куда так пристально уставился напарник. Чон не сразу замечает перемены, пока не цепляет взглядом лицо омеги. Глаза его пары закатываются, и в них виднеются только белки, тело расслабляется, начиная оседать на землю. В последний момент он отмирает и подхватывает Тэ, трясёт его за плечо, но в белых океанах отражаются лишь облака на небе и взметнувшаяся стая птиц с крыши башни. — Тэ, ты чего, Тэ?! — Гук в панике шлёпает его по щекам, прижимаясь к груди, чтобы услышать сердцебиение, которое под его ухом пытается пробить грудную клетку — так яростно и отчаянно оно колотится. — Тэхён, не пугай меня так, — у него у самого руки трясутся не хуже волн, прокатывающихся по телу омеги. — Тэ, ты слышишь меня? Тэ?! — он приподнимает его и прижимает к груди. — Положи мальчишку, — Чонгук вздрагивает и трясущимися руками нащупывает на поясе напарника пушку. — Не трогай свою железяку и положи парня на землю, ты ему только дышать мешаешь, — рядом, как будто из-под земли, материализовался дряблый старик. На нём рваная, грязная одежда, длинные седые волосы стянуты на затылке, а синие глаза, в которых плещется лёгкое безумие, в немом восторге уставились на Тэхёна. Чонгук не хочет, чтобы это существо притрагивалось к его паре. — Прорицатель, да? Я такого только одного на своём веку встречал, — старик бесцеремонно отшвыривает Гука. Он становится на колени рядом с бьющимся в агонии телом и прикладывает грязную ладонь к его лбу. Тэхён резко замирает, и его веки опускаются. — Бери парня и пошли, — командует незнакомец и ковыляет в сторону башни. Старик пролезает в брешь в стене, что довольно проблематично сделать альфе с напарником на руках. Помочь себе Гук не даёт, нежно перехватывая Тэхёна поудобней и прижимая к груди. За лазом они петляют, после чего входят в просторную комнату: на столе горит лампада, вдоль стен стоят полки с книгами, а на полу лежит матрас, набитый сеном с кучей тряпок поверх. — Клади его на кровать, я сейчас отвар приготовлю, — старик отодвигает заслонку и, покопавшись, разводит огонь в кирпичной печи. — Не трясись ты так, малец, всё хорошо с твоим омегой. У него просто видение, — альфа недоумевающе вскидывает бровь. — Ну что ты такой непонятливый? Мальчишка — аномалия? — Гук согласно кивает. — Ну вот! Судя по всему, он —прорицатель… — У него три силы, — зачем-то уточняет Гук. — Ну, это уж меня не касается: я не выбираю, на какую влияю. Сейчас он свои картинки досмотрит и придёт в норму, — вопросов всё ещё больше, чем ответов, но их решено было оставить на потом. Гук поудобней устраивается на подстилке и перекладывает голову омеги себе на живот. Доверять этому сумасшедшему нет смысла, но если он говорит, что с Тэ всё в порядке, придётся поверить на слово. Чон не знает, сколько проходит времени, но тело в его руках начинает шевелиться, и два карих глаза с удивлением начинают озираться: когда он переводит их на Чонгука, в них читается ужас и паника. Тэ трясёт головой и, протянув руки, притягивает альфу к себе, крепко обнимая и что-то бессвязно бубня ему в плечо. — Тэ, ты как? — альфа пытается отстраниться. — Тэ, это было видение? — Тэхён опять трясётся в его руках и хлюпает носом. — На, держи, должно полегчать, — к ним подходит старик и протягивает закопчённую кружку. Две пары глаз недоверчиво смотрят на напиток. — Всего лишь отвар из трав, после него отпустит. — Откуда вы знаете? — чуть слышно спрашивает омега. — Ох, милый, ты далеко не первая аномалия, которая от встречи со мной теряет сознание. Но пророки — большая редкость, и мне прямо очень интересно, что же ты такое видел. — Я плохо помню, — Тэ неуверенно берёт кружку и делает глоток: отвар обжигает, но пить можно, пахнет шалфеем, ромашкой и ещё чем-то горьким — вкусно, — я видел войну, но она другая. Как будто не между повстанцами и государством. А ещё, я видел себя, и я… я почему-то командовал армией аномалий, а ещё... — он переводит взгляд на Гука и запинается, — не помню, больше ничего не помню. У меня никогда не было видений такой силы. — Это из-за меня, я — катализатор. Моя способность — делать способности других эни сильнее. Я не знал, что кто-то из вас эни, поэтому не успел заблокировать способность. Ты уж прости малыш, думаю, было не очень приятно, — старик улыбается, и это делает его как будто на несколько лет моложе. — Значит, мы пришли за вами? — Тэ недоверчиво смотрит на старшего эни. — Ну, у нас других аномалий нет, так что да, вы — по мою душу, — он, кряхтя, поднимается с табурета и начинает возиться в комнате. — Сейчас, только сумку соберу. — Так просто? — Чон недоверчиво смотрит на сгорбленную спину. — Просто пойдёте с нами, не задавая вопросов и не сопротивляясь? — Я вас полжизни ждал, — он невесело засмеялся, — я уже говорил твоему альфе, что однажды встречал пророка, и тот мне сказал, что на старости лет придут солдаты и заберут меня для грядущей войны. Думаю, ты тоже видел ту войну, о которой мне тогда поведал тот аномалия. Он сказал, что лучшие восстанут против правительства и будут отвоёвывать мир для своих потомков: они пойдут несокрушимой стеной и на повстанцев, и на Главу, — солдаты переглядываются — они никогда не слышали о третьей стороне, и эти слова звучали, как бред сумасшедшего, но если в городе действительно больше нет эни, этот полоумный — их первая часть миссии, и может и хорошо, что всё оказалось намного проще, чем они думали. — Вот ты, здоровяк, бери мою сумку, негоже дедушке таскать тяжести, а ты, малыш, помогай мне идти. Они уходят той же дорогой, что и пришли. Гук идёт вперёд, почти не вслушиваясь в разговоры аномалий, только изредка вздрагивает, слыша смех напарника. На душе неспокойно, всего пару часов назад Тэ тряпичной куклой лежал на земле, а теперь посмеивается рядом с откровенно поехавшим дедом. Деда этого, кстати, зовут Энцо, и он — потомственный эни. Предки его бежали в мёртвые города ещё во время делёжки власти, да так в них и обосновались. Он свою способность всю жизнь прятал, много скитался по таким же поселениям отшельников. Старичок оказался болтливым: говорит, в последнее время здоровье не позволяет часто ходить к окраине города, где сейчас живут остальные отшельники, вот он и скучает по людям да по разговорам. Тэхёну этот дедок почему-то нравится, а ещё ему любопытно, о какой войне тот говорил, ведь его слова похожи на то, что увидел омега в своих видениях. — Я думаю, что волнения среди простого люда — это дело само собой разумеющееся, с Большой Войны прошло уже достаточно времени, люди смогли худо-бедно объединиться и создать общество. Сначала, когда человечество было похоже на напуганных крыс, живущих в подвалах и бункерах и убивающих друг друга за еду — тоталитарная диктатура была выходом из положения: одна жёсткая рука объединила всех и навела порядок, правительство заведовало всеми аспектами жизни, деля кров и еду, защищая. Однако, со временем люди, обязавшиеся сплотить и защитить, окружили себя благами, и им стало всё равно, что будет с народом. Но самое страшное — они решили утвердить свою власть за счёт того, что погубило наш мир два века назад, — Тэхён недоумевающе смотрит на него. — Ядерное оружие, милый, сейчас вовсю идут его разработки, а атомная электростанция уже снабжает электричеством вашу столицу. Вот только среди бедняков не все — страждущие немощи, а среди богачей — не каждый живёт ради набитого брюха. Те, кто поумнее, понимают, что рано или поздно нынешнее правительство приведёт нас к тому, с чего наше племя начиналось, только выживем ли мы ещё раз? Как говорилось в одной хорошей книге: «Тому, кто правит и намерен править дальше, необходимо умение искажать чувство реальности. Секрет владычества в том, чтобы вера в свою непогрешимость сочеталась с умением учиться на прошлых ошибках» — ваш же Глава — пример того, как ради власти человек готов переступить через главные устои. Так что, скоро начнётся революция, помяни мои слова. — Как для отшельника, вы слишком много знаете о правительстве, — скептично замечает Чонгук, который, уловив смысл разговора, решает вмешаться. — Именно нам, отшельникам, и нужно знать больше, чтобы успеть сделать ноги вовремя, — смеётся старик. — Если ваши слова правдивы, эта третья сторона мало чем отличается от повстанцев. — Э, нет, дружок. Повстанцы — фанатики, а идейный фанатизм до добра не доводит. Советую перечитать историю погибшей цивилизации — у них за века достаточно примеров, как делать не нужно. Третья сторона ещё не показывала себя, и мы не знаем, в чём её идея. Я верю, что можно изменить систему, сделать мир единым, вместо бесконечной войны очищать планету, учить детей, иметь гражданские права и прочие блага, и всё это не только для горстки населения, а для всего человечества. — Звучит, как полная чушь, — фыркает альфа. — Для вас, молодой человек, — чушь, а для меня — надежда. С несколькими остановками они добрались до выезда из города, где их уже ждал военный автомобиль. Старика увозят на военную базу, а двойку ждёт следующий мёртвый город.