This new world

Хочется очень громко и смачно выругаться, до скрежета зубов хочется, и останавливает Чонгука от этого действия не дебильная дыхательная гимнастика, и не тёплая ладонь Тэхёна, сжимающая его пальцы, а примитивное желание выжить. Было бы нелепо выдать своё присутствие прямо под носом у врага криком злости и отчаяния. Эта база повстанцев не похожа на вонючие катакомбы из пустыни. Пятнадцать человек. Они зачистили пятнадцать человек и чуть не схлопотали пулю промеж лопаток Тэхёна. Пятнадцать долбаных повстанцев были их первой самостоятельной миссией, и тут нужно уточнить — что, блять, пошло не так, если во второй миссии они лежат на верхнем этаже прогнившего старого дома рядом с воняющими мертвечиной останками какого-то животного, и в бинокль смотрят на военную базу врага! Базу, на которой не меньше двух сотен вооружённых солдат, и именно туда им нужно попасть, забрать ребёнка и убраться, пока их не распотрошила на мелкие куски рота кровожадных фанатиков. Это бред, полный бред, но в сообщении от кураторов им чётко напомнили: «Боевые двойки были созданы, чтобы сделать разведку более мобильной». Значит, никакой подмоги от армии ждать не приходится, только он и Тэхён против двух сотен. Боевая двойка спецсолдат, которые даже не успели закончить подготовку. Самоубийство чистой воды. Чонгук тянет напарника за рукав и машет головой в сторону лестницы. Они бесшумно спускаются, и по лазу в стене перебираются в ещё одно здание: именно там, в подвале, ребята разместили свой лагерь, под самым носом противника. Наблюдение ведётся шестой день, но информации всё ещё недостаточно. Складывается ощущение, что неважно, как долго они будут следить — это всё равно не поможет придумать план идеального вторжения. Одно они всё-таки выяснили: скорее всего, мальчишку держат в небольшом двухэтажном доме на окраине площади, позади огромного старинного собора, в котором и расположились повстанцы. Именно возле этого дома день и ночь стоит не меньше восьми охранников, и именно туда два раза в день относят поднос с едой. Хорошо бы это было правильным домыслом. Вариантов по итогу не так много: идти ночью, вырубать охранников, забирать мальчишку и убегать, сверкая пятками, при этом успев вызвать вертолёт и выжить — очень просто. Для составления этого плана понадобилось примерно пять часов наблюдения, остальное время они надеялись придумать что-то более реалистичное. Они не разговаривали все эти дни, неизвестно, какие технологии в руках врага и тем более, какие аномалии на их стороне. Звуки шагов, можно списать на животных, которыми кишат мёртвые города, а вот человеческий голос — вряд ли. Лучше перестраховаться. Чонгук скучает по грубоватому для омеги голосу: для него он, как бархат. Альфа любил слушать его рассказы по ночам на военной базе, засыпая под этот низкий, глубокий тембр. Они молчат, но всё ещё общаются: в какой-то момент стало слышно мысли друг друга, переживания, страхи. Прикосновения — заменили слова. В этих касаниях было больше откровений, чем во всём, что говорилось раньше. Тэхён почти не выпускал руку альфы, доверчиво прижимаясь к нему ночами, гладил щёку своими длинными тонкими пальцами. Перед сном они подолгу сидели напротив, прижавшись ногами, и просто смотрели в глаза, ища ответы на молчаливые вопросы, или утопая в глубине зрачков, запоминая каждый момент, каждый вздох. Тэхён из последних сил старался не заговорить, не сказать в слух: «Я подумал». Тоска появилась во взгляде у обоих, в эти минуты они как будто прощались. Это пугало, хоть один должен был верить в лучший исход, но страх, с которым они разглядывали лица напротив, давал понять, что — нет, они оба не верят, что вернутся. Чонгук на коленях готов просить Тэхёна не идти и остаться, сказать, что сам справится, или насильно закрыть в этом подвале, только вот тот слишком упрямый, и точно так же готов пожертвовать своей жизнью ради него. Оттягивать дальше не было смысла: и так прошло достаточно времени, их запасы еды и воды на исходе, а от подвальной сырости начинает появляться першение в горле, и бронхи будто наливаются свинцом. С самого утра они прятали ненужные вещи, не оставляя даже намёка на своё пребывание здесь, сохраняя при себе только протеиновые батончики и таблетки для обеззараживания воды. Тэхён засовывает свой айпод в карман куртки. Поверх формы — бронежилет, к правому голенищу пристёгнут острый нож, пара пистолетов на каждого, балаклава, очки и шлем. Два абсолютно одинаковых солдата стоят напротив друг друга, смотря, как по полу ползёт полоска закатного солнца. Секунда, минута, час — свет сменяется темнотой, а значит, им пора. Двойка выбирается на улицу с раскуроченной каменной брусчаткой, и перебежками добирается до старой эстакады, которая почти полностью обвалилась. Это даёт хорошее преимущество: за обломками легко спрятаться, и от них рукой подать до нужного дома с противоположной от собора стороны. Час уходит на наблюдение за перемещением охранников. База выглядит пугающе тихой, кроме людей у дома на площади ни души. Чон ставит на таймер свои часы и показывает Тэхёну направление, после чего они расходятся в разные стороны. По двое человек у стен, и ещё двое у входа: Тэ покрепче перехватывает нож, и старается двигаться шаг в шаг с Чонгуком. Им нужно действовать синхронно — эффект неожиданности единственный козырь в их рукаве. Первых они вырубают у торца здания. Секунда в секунду проводят удушающее и кладут трупы друг на друга. Чонгук — слева, огибает дом, а Тэхён — справа, втыкает нож в артерию на шее стоящему спиной к нему повстанцу, предварительно зажав его рот, но тот всё равно мычит достаточно громко, чтобы его напарник обернулся. Омега быстрее: пистолет с глушителем издаёт щелчок, и второе тело падает на землю. Он, уже не прячась, бежит ко входу и видит, как Чонгук ударом ноги вырубает солдата, в то время как второй берёт его на прицел. Тэхён ребром ладони бьёт по плечу, рука с оружием дергается, охранник инстинктивно оборачивается и нож омеги входит по самую рукоять в глазницу. Альфа тяжёлым ботинком ломает шею лежащего на земле. Двойка прислушиваясь: это было громко — выстрел, стоны, но топота ног не слышно, нет сигнала тревоги, неужели их не заметили? Не теряя времени, солдаты по очереди забегают в дом: за небольшим коридором находится комната, освещённая парой свечек. На их появление что-то шевелится в углу, гремя массивной цепью. Мальчишка прикован к батарее и, судя по глубокому вдоху, он собирается начать кричать. Гук в два больших шага пересекает комнату и зажимает ему рот: — Тихо, если ты — Тиль, мы пришли тебя спасти, — еле слышно шепчет альфа. Ребёнок не верит — головой машет, пытаясь освободиться. — Нас послал к тебе Дедрик. Услышав знакомое имя, он затихает, давая понять, что не будет поднимать шум. — Молодец, — Чонгук убирает руку и внимательно смотрит за тем, как уже сидящий рядом Тэхён очередной своей отмычкой открывает старый железный замок на цепи. — Там, — Тиль тихо говорит, указывая на лестницу второго этажа, — там девочка маленькая. Омега, разматывающий цепь на ноге вздрагивает, непонимающе смотря на него. — Она совсем крошка, года три-четыре, мужчина… — он говорит сбивчиво и шёпотом, а потому сложно разобрать слова, — тот, рядом с которым я не могу своими силами пользоваться — он всё время рядом с ней, ему нужно её за руку держать. — Почему? — Тэхён спрашивает это одними губами. — Она такая же, как и он, если он её отпускает, то сам не может блокировать меня. Тэхён поднимается и делает шаг к лестнице. — Не смей, слышишь, — Чонгук хватает его за штанину. — В задании нет ни слова про второго ребёнка. Мы нашли мальчишку, нужно сваливать, пока есть хоть какой-то шанс выжить. — Ты шутишь? — Тэхёну хочется спасти себя, хочется спасти Чонгука, но не ценой жизни и свободы маленькой девочки. Он сам был таким, сидящим в мусорном баке, пока его брата забирали эти нелюди. Тэхён не позволит сделать тоже самое ещё с одним ребёнком, никто, даже самый близкий сейчас человек не сможет остановить его. — Бери Тиля и двигайтесь к эстакаде. — Нет. — Чонгук, я в силах справиться с одной аномалией, к тому же я — омега, малышка испугается меня меньше, чем тебя. Я умоляю, бери мальчика и идите, а я сразу же пойду за вами. Гук, прошу, — он видит борьбу в глазах альфы: нельзя разделяться, они — пара, и вдвоём они сильнее, Чон слушается, ведь знает, если насильно утащит напарника, тот никогда этого не простит. Он делает шаг, расстёгивает шлем и, стянув его вместе с маской, склоняет голову, нежно целуя Тэхёна. — Я жду тебя у эстакады. После этих слов, омега сразу срывается наверх: в первой по коридору комнате пусто, во второй спиной к нему сидит мужчина, сжимая маленькую детскую ручку. Девочка не шевелится, может спит, а может и без сознания. — Привет, Тэхён, — он вздрагивает от этого голоса. — Я помню каждую силу, что блокирую, — скрипучий смех наполняет комнату, — тебя тоже помню, я тогда не сказал отряду, что ты в доме, из-за брата твоего. Думаю, если бы мы забрали тебя, он бы сошёл с ума, его сила была такой нестабильной, такой огромной… — ингибитор оборачивается и облизывает бледные губы, расплывающиеся в жуткой улыбке, будто воспоминания о той ночи доставляют ему удовольствие. — Судя по тому, что я чувствую сейчас, я сделал правильный выбор: твой внутренний костёр силы почти погас, а вот его — горит, и с каждым годом всё сильнее и сильнее. Тэхён белеет от злости, ногой спихивает мужчину на пол и наступает на шею. — Мёнсу очень по тебе скучает, он придёт за тобой, Тэхён-и, — ботинок с силой вжимает горло в пол, и после нескольких булькающих звуков аномалия затихает. Омега трогает пульс ребёнка — всё хорошо, девочка жива и, судя по причмокивающим губам, просто спит. Трясущимися пальцами он расстёгивает бронежилет и укладывает в него ребёнка, заворачивая её, как в люльку, оставляя свисать только маленькие ножки. Спотыкаясь, Тэхён бежит по лестнице, выбегает на улицу и, не прячась, со всех ног несётся к развалинам позади площади. Забравшись на гору мусора, он видит внизу напарника: — Чонгук, — альфа без слов протягивает руки, забирая свёрток с ребёнком, чтобы омега мог спуститься, не сломав шею. И тут Тэхён видит это: три красные точки, подрагивающие на лбу Чонгука. Те самые, из его видений, которые так пугали, но память не давала объяснить, почему. Сейчас он вспомнил мёртвое тело, Чонгука в своих руках и след от пули в голове напарника. Тэхён успевает ногой упереться в твёрдую грудь и толкнуть, сбивая альфу с ног. Тело непроизвольно поворачивается в сторону бойниц собора, пытаясь увидеть снайперов. Их даже не слышно, просто сначала левое плечо пронизывает адская боль, потом, чуть правее, вторая обжигающая вспышка и третья… На краю покидающего его сознания он слышит громкий крик ребёнка, и тишина. Чонгук, как в замедленной съёмке видит, как тело Тэхёна дёргается, а на спине появляется маленькое отверстие. Тишину вокруг разрывает крик Тиля, бетонные осколки разлетаются в разные стороны под напором огромной силы. Из базы слышен звук сирены, в их стороны летят пули, но они отскакивают, как от невидимого купола. Маленький аномалия топает ногой, от его удара по земле идёт волна, сотрясая всё вокруг и ломая землю пополам. Трещина с огромной скоростью ползёт в сторону собора, камень, будто ткань, расходится, и куски башен падают с него, давя своей тяжестью бегущих в их сторону солдат. В мгновение ока вековой собор рушится, падая на голову его обитателей, пыль и куски рикошетят от невидимой преграды, но мальчишка не останавливается: его сила рвётся изнутри, желая уничтожить. Всё вокруг охватывает пламя: стонущих людей, развалины, землю — его распирает желание стереть с лица земли тех, кто убивал его близких, чудовищ, что сейчас стреляли в парня, который его спас. Маленькая детская ручка хватает предплечья Тиля: девочка не пытается подавить силу, хотя может, она просто хочет его успокоить. Чонгук обращает внимание на разразившийся кругом ад только краем сознания, ползком пробираясь к телу напарника: молится всем богам, лишь бы тот был жив. Грязной балаклавой он зажимает дыры от пуль на груди, из которых вытекает кровь, окрашивая песочную форму в бордово-коричневый цвет. — Тэ? — альфа не слушающимися пальцами с трудом нажал на кнопку. — Х9 вызывает базу. Срочная эвакуация, у нас две аномалии и раненый рядовой V. Срочная эвакуация… пожалуйста. Он гладит лицо Тэхёна, расстёгивает ремешок шлема, оставляя кровавые разводы на бледной коже, нащупывает пульс и чувствует, как с каждой секундой тот затихает. — Тэ, пожалуйста, останься, слышишь, не оставляй меня…