***
Жить одному в боксе непривычно, Тэхён вообще не помнит, чтобы он когда-то жил один. С самого детства у них была одна комната с братом, потом с дедушкой, который после потери сына и исчезновения старшего внука вообще не отпускал его от себя, в школе и академии они жили в казармах с целой ротой сослуживцев, а потом Чонгук… Да даже в больнице была Эмбра, а теперь — лишь тишина и четыре стены. Это давит, он плохо спит, постоянно будимый звенящей тишиной. Ему часто снится Чонгук, причём каждый раз одно и тоже: вот альфа улыбается и говорит очередную смешную глупость, а в следующую секунду истекает кровью на его руках. В такие моменты, Тэхён просыпается в слезах и судорожно водит руками по постели, надеясь найти спасительное тепло, не сразу понимая, что — абсолютно один, до боли заламывая пальцы, дабы не заорать. Мантра, помогающая после этих кошмаров: «Он жив». Занятия с Юнги — самая невыносимая часть его нынешней жизни, старший не щадит и не делает поблажек, заставляя упражняться до потери сознания. Как он скучает по своей бесполезности: в последний раз затопил тренировочный зал по пояс, хотя заданием было набрать всего три стакана воды. Его силы как не слушались, так и продолжали это делать, и не важно, какой они мощи. Хуже всего дело обстояло с прорицанием — видения возникали всё чаще, всё рандомнее, временные отрезки были абсолютно разные. Он видел, как упадет кружка со стола через минуту, или жизнь людей через сто лет. Из-за постоянной смены человеческих решений картинки могли меняться в процессе, но одно ясно наверняка — своё будущее он не видит, а тот случай с катализатором был единственным. Юнги, кстати, угрожал ему вернуть Энцо, но было понятно, что при таком раскладе от этого места не останется и камня. Между водой и телекинезом второе было менее агрессивно настроено к своему обладателю, возможно потому, что природная стихия необузданнее. Пару дней назад Тэхёну удалось поднять в воздух в край доставшего Юнги и поболтать его головою вниз, однако старший такой контроль силы не оценил и три дня Тэхён провёл, подключенный к аппарату, копошащемуся в его сознании. Странно было найти во всём этом дурдоме близкого человека. Чимин явно не с этой планеты, он будто не видит плохого и везде ищет только хорошее, на правах жениха Юнги беспрепятственно ходит по всем помещениям, таскает Тэхёну разные вкусные штуки. Ругает Юнги, когда тот слишком сильно напирает на омегу, всё ещё не отошедшего от ранения. Первое время Тэхён по привычке ёрничал, шипел на него и открыто хамил, а тому хоть бы хны — как в танке, только улыбается ярче и хватает его за пальцы, утягивая за собой растение интересное показать, бродячую кошку с котятами из подвала спасать. Привыкнув к доброму и неугомонному Чимину, он начал понимать, почему альфа выбрал того — омега дарил свет, он знал все недостатки Юнги, и все равно смотрел влюблёнными глазами и с восхищением говорил о будущем муже. Они — как инь и ян, дополняли друг друга, уравновешивая, что ли… Уже здравой головой Тэхён понимал — сам он Юнги не подходит, за годы, проведённые вместе, они поняли и приняли друг друга, но это не повод быть вместе. Вероятно, его первая любовь была всего лишь придумана, хотя Тэ не торопится смещать её с этого пьедестала. Пусть так и будет: первая влюблённость в Юнги, а первая любовь к… — Ты можешь, блять, сконцентрироваться? — за своими размышлениями он и забыл, что держит в воздухе ящик с кирпичами, который опасно кренится, стремясь опрокинуться на голову одному злому куратору. — Прости, — Тэхён послушно выпрямляет ящик и начинает осторожно доставать его содержимое силой мысли, складывая в углу комнаты. Сегодня уже намного лучше, они ложатся неровно, но не разбиваются на куски, произвольно срываясь вниз, как пару дней назад. Выдохшийся и уставший, он откидывается спиной на маты, вытирая пот со лба. — Я придумал, как мне тебя мотивировать, — Юнги ложится рядом и, подперев рукой голову, смотрит на откровенно заёбанного друга. — Если ты опять собираешься мне угрожать, я настучу Чимину! — Я его не боюсь, — задумавшись, альфа признаётся самому себе, что своего милого омегу он всё же боится: тот, конечно, нежный цветочек, но бьёт больно, а отчитывает ещё больнее. — Тэ, дело в том, что ты своей силе противишься, не хочешь принимать, стараешься контролировать, при этом не желая объединяться с ними. Это то же самое, как пытаться поднять чужую руку… Я предлагаю тебе сделку. Если через месяц сможешь направить дождевые капли вверх и из камней сложить шестиметровую башню так, чтобы она не рухнула, я поделюсь с тобой информацией и даже помогу… — его некрасиво перебивают: — А не дохера ли ты хочешь? — Поделюсь информацией о местонахождении Чонгука и помогу с ним встретиться… — невозмутимо продолжает старший. Жестоко, но продуктивно. Тэхён начинает пахать как ломовая лошадь, от рассвета и до поздней ночи. Он прибавляет ещё одну тренировку в расписание, перерывает библиотеку в поисках книг о медитации, единении души и тела, искусства самоконтроля и ещё стопки книг о саморазвитии сверху. Просыпаясь ночами, вместо того, чтобы плакать — практикуется. Редко заезжающий Хосок орёт на Юнги, в то время как Чимин, понимающий, что на этот раз инициатива идёт уже от самого Тэхёна, ругает уже его, но на кону слишком важный приз, чтобы внимать советам, и ему необходимо быть рядом, а не видеть во снах. — Это даже больше, чем я планировал! — Юнги восхищённо наблюдает, как стоящий между двух огромных бассейнов Тэхён плавно взмахивает руками над головой, и вода огромным куполом проносится под потолком, оказываясь в противоположном бассейне. Он снова взмахивает руками, и оставшаяся на дне первого водная гладь покрывается ледяной коркой, а над вторым поднимаются клубы горячего пара. Тэхён добился этих результатов за три, а не четыре недели — это впечатляет, его сила просто сумасшедшая, но стремление увидеть Чонгука восхищает многим больше. Юнги — эмпат, для него все вокруг, как открытые книги, а потому ему нельзя соврать или скрыть истинные чувства. Что бы там младший ни думал, он-то видит внутри огромное алое чувство, что пылает сильнее любого костра. Возможно, страх потери разбудил его, а, быть может, каждая мелочь, сблизившая этих двоих просто раздула искру, что и так была в сердце Тэхёна. Старшему нравится смотреть на влюблённого друга: это делает его по-настоящему прекрасным, сильным, упёртым, необузданным… Юнги до победного пытался отсрочить момент, понимая, что весь этот прогресс может затушить банальная обида и боль, но он обещал — и он выполняет.***
Небо из голубого превратилось в тускло-серое, а вскоре и вовсе начало темнеть. Больше двух часов Тэхён стоит недалеко от многоэтажного дома: несколько раз он подходил к нему, слыша басы музыки и видя выходящих и входящих в подъездную дверь людей, боясь сделать шаг, влажными от пота ладонями сжимая клочок бумаги с адресом. Вон он, несколько сотен метров, но весь этот сложный путь, который он преодолел, дабы оказаться здесь, не шёл ни в какое сравнение с трудностями сделать шаг навстречу своим ответам. Снова вдохнув холодный воздух, Тэхён собирается с духом и идёт. Не удивляет открытая дверь и громкая музыка — в огромной, почти пустой квартире толпы людей, красный свет делает происходящее вокруг нереальным. Тэхён проходит коридор, комнату со столом для бир-понга, гостиную, кухню: незнакомцы душат своими ароматами и едким запахом алкоголя, он идет, пока из столовой не доносится голос, что выбивает почву из-под ног: Вставай, проклятьем заклеймённый, Весь мир голодных и рабов! Кипит наш разум возмущённый И в смертный бой вести готов. Весь мир насилья мы разрушим До основанья, а затем Мы наш, мы новый мир построим, — Кто был ничем, тот станет всем… Чонгук сбивается, видя стоящего в проёме Тэхёна. Спрыгнув с дубового стола, служившего ему сценой, он бесцеремонно расталкивает локтями собственных восторженных слушателей — плевать на них. Руки тянутся вперёд и до того, как успевает сделать последний шаг, нетерпеливый Тэхён сам врезается в его грудь, прижимаясь к нему со всей силы, игнорируя ноющую руку. Чонгук зарывается в пшеничные волосы, вдыхает аромат выпечки, губами прижимается к виску. Глаза щиплет от нахлынувшего облегчения — на груди уже расползается мокрое пятно от чужих слёз. Прижимая к себе Тэ, как самый дорогой хрусталь, альфа пробирается через толпу, ища хоть квадратный метр уединения. Ванная спасает ситуацию своей пустотой и ярким белым светом. Обхватив ладонями лицо, жадно вглядываясь в знакомые черты, как же он скучал. Его сердце разрывалось каждую ночь, вспоминая пули, вылетающие из чужой спины. Тэхён такой тонкий, исхудавший, побледневший. — Они опять на тебе экспериментируют? — О нет, только Юнги мучает, а в остальном — больше никаких опытов и таблеток, у меня тут, вроде как, силы прорезались, — на лице альфы читается смесь удивления и недоумения. — Смотри… Аномалия проводит рукой над ванной, в мгновение наполняя ту водой, что светлыми бликами отражается на кафельных стенах. — Залезай, — шокированный альфа послушно перебрасывает ногу через бортик, погружаясь в прохладную воду. Тэхён опускается напротив и, снова проведя рукой, делает воду горячей. Они с улыбкой смотрят друг на друга: им не важен шум, доносящийся из-за закрытой двери, неважно, что мокрая одежда неприятно льнёт к коже. Весь мир останавливается, когда их взгляды встречаются. «Как ты себя чувствуешь?» «Я скучал» «Мне одиноко без тебя» «Я тебе жизнью обязан» Протянув руку, альфа притягивает Тэхёна к себе, а тот падает, как на перину, прижимаясь щекой к родной груди. Даже выемка ключиц как будто под его голову сделана — всё в этом человеке подходит ему, весь Чонгук — его дополнение, его продолжение, словно они — не два разных организма, а один, идеально функционирующий вместе. — Почему силы вернулись? — Не знаю, — он трётся носом о шею Чона, смакуя запах дома. — Юнги говорит, выстрелы или желание спасти тебя сорвали барьер, возведённый подсознанием. — И насколько ты теперь сильный? — Юнги говорит, что я сильнее всех, кого он встречал… — Значит, теперь тебя сделают оружием… — обнимая омегу ещё сильнее, Гук содрогается от мысли, какую цену тот заплатит за свои способности. — Ко мне приходил советник, ну, тот, которого мы встречали на приёме твоего отца — Ким Намджун, — у Чона непроизвольно сжимается челюсть, когда он вспоминает знакомство с тем человеком и реакцию Тэхёна. — Сказал, что с силами или без них — я всё равно возглавлю будущую армию аномалий. Они делают всё возможное, дабы защитить меня, не афишируя настоящие цифры, которые показывает моя аномальность, — Тэхён умалчивает реальную причину, почему это делается — врать Чонгуку не хочется, но он обещал сохранить тот разговор в тайне. — Не понимаю: если они могут утаить часть твоих сил, почему они не могут скрыть их полностью? Тогда ты не будешь нужен правительству и всё вернётся на круги своя. — Не вернётся, я же говорю, моя аномальность не имеет отношения ко всему этому, — он отстраняется, разворачиваясь в кольце рук. Их лица разделяют считанные сантиметры, тёплое дыхание обдаёт чужие губы, когда он продолжает: — Я не говорил тебе, не знаю почему, возможно, мне просто страшно произнести это вслух, но с тех пор как повстанцы начали собирать свою армию эни, моя дальнейшая судьба была предрешена, — Тэхён зажмуривается до цветных пятен под веками. — Помнишь, я рассказывал о своём старшем брате Мёнсу? — Тот, который погиб, когда на твою семью напали? — Я никогда не говорил, что он мёртв, лишь то, что его забрали. Мёнсу живее всех живых, ты даже знаешь его, все знают его, только под другим именем… Цербер, стихийник повстанцев, — повисает гнетущая тишина. В голове Чонгука складывается пазл, накатывают воспоминания о повстанцах, которые говорили, что Тэхён — долгожданный гость, слова о козырной карте в руках правительства. На множество вопросов появляются ответы, но новых становится в разы больше. Почему тогда, если Тэ так ценен, его без разбора отправляли на смертельные задания? Мысль бьёт молом по голове — Тэхён был приманкой, они светили им прямо под носом у брата в надежде, что тот за ним придёт. А теперь, в противовес армии, возглавляемой Цербером, их бравое правительство ставит Тэ, пытаясь показать, мол, видите, повстанцы всего лишь промыватели мозгов, им не достался младший Ким, и он остался на стороне Главы. Именно по этой причине Сокджин вынудил его отказаться от напарника, знал, что их всё равно разделят. У его пары теперь более великая миссия: умереть на этой войне или выиграть, что значит — покончить с родным братом. — Не смотри на меня так, я знаю, о чём ты думаешь. Всё сложнее, чем мы могли представить, Гуки! Мне ужасно страшно. Я не справлюсь один, не буду задавать вопрос, почему тебя не было всё это время, не важно, но сейчас, прошу тебя, вернись! Ты мне так нужен… — он не успевает договорить, так как дверь распахивается, а на пороге появляется незнакомый парень. — Долбаный Чон Чонгук, я заебался тебя искать! Где твои часы?! Нас срочно вызывают, так что поднимай задницу и пошли! — Иду, — альфа нехотя убирает руки от Тэхёна и поднимается. Вода стекает вниз, а он, не обращая на это никакого внимания, движется на выход. Тэхёнова рука хватает ткань его штанины: — Гуки, подожди, мне нужно тебе сказать… — Прости, Тэ, — уходит, даже не оглянувшись. Тэхён весь съеживается, сверля дверной проём болезненным взглядом. Рука неспешно поднимается и одним движением делает одежду уже скрывшегося из вида альфы сухой. «Заболеет ведь», — думает омега, сглатывая горькую боль в горле, что в сто крат хуже тех трёх пуль. А Чонгук лишь пробегает пальцами по сухой футболке: у него своя сделка с дьяволом. — Мне так жаль, Тэ, — шепчет Гук, зная, что вряд ли теперь доведётся сказать эти слова лично.