Предисловие: Сущность наизнанку

— Проклятье, проклятье, проклятье, проклятье… — шептал я так неистово, словно мои речи были способны изменить хоть что-нибудь. Я прижимал руки к груди, чувствовал биение сердца, сглатывал тяжелый ком, давился слезами и продолжал в безумной одержимости повторять одно и тоже. Оно билось. Чертовщина! Оно все еще билось! — Проклятие… Я сжался в комок, обхватив колени руками. Ничего не меняется, кроме все возрастающей, ноющей боли в груди. Она подобно паразиту пожирала все мои внутренности, окропляя нервы раскаленным кипятком, разрывая душу в клочья. Даже безутешные слезы не способны были облегчить ее. Ничего — такое же ничего я являл собой без Люси. Отвратительно. Горько. Тошно. Как наждачкой по сердцу резало все то время, что мы провели вместе. — Проклятье… И почему же я не могу просто быть жалким смертным? — спросил я в пустоту своего «Логова», — Почему мое высокое происхождение губит меня? Проклятье… Горечь выжигала глазницы, рыдания душили глотку. Я являл собой жалкое зрелище — Дракона сломленного. Дракона, желающего стать смертным; желающего променять крылья на чувства. А сердце бьется все так же размерено и неторопливо. Бьется. Кровь из прокушенных губ стекает по подбородку, капает на одежду, оставляя темно-бурые пятна. Я всегда знал, что мои чувства не взаимны. Отлично знал, что Люси отвергнет меня, если я буду говорить ей о любви. Знал, потому и решил покинуть ее. Но тогда почему же я чувствую такую пробирающую до костей боль? Почему мое сердце царапают шипы разочарования? Почему слезы не перестают капать на мятую рубашку? Потому что, даже зная, что для Люси я лишь самый драгоценный друг, я наивно надеялся стать кем-то большим. Я надеялся на то, что она сможет принять мои чувства. Я надеялся… …и как же я жалок. Смешон. Растоптан. Сердце не желает останавливать свой ход и качает кровь по организму. Каждое его биение отдается в ушах, пробегая колкой дрожью по телу. Каждый вздох — внутреннее содрогание. Каждый вдох — вой и стон. Каждый вдох — слезы. Каждый вдох царапает глотку, стянутую спазмом, награждая легкие ненужным кислородом.

И почему я еще дышу?

— Проклятье, проклятье, проклятье… Шепот все тише-тише, с каждым биением все ближе к надрывному стенанию. Она сказала, что любит не так: что, как брат, как друг, как дорогой человек — я ей ценен. Но все же не так. Горчит на языке едкое отчаянье. Даже так, я был готов остаться рядом, утоляя свой голод по Люси прерывистыми встречами и редкими разговорами. Я был готов посвятить ей всего себя, свою жизнь и грязную душу, но… — Это проклятие; карма настигла меня. Спустя почти двести лет, но настигла, — я повторяю с закрытыми глазами, — не могла не настигнуть. Я был готов заплатить любую цену, лишь бы остаться рядом: вдыхать ее запах, слушать голос, тонуть в злато-карих глазах. Но платить было некому. — Было бы лучше, если бы чертовое сердце просто остановилось, — шепчу я, прикрывая лицо ладонью, — Для такого слабака, как я умереть — лучшее решение. Во мне ведь уже не осталось сил имитировать принца из сказки Люси, и я уже больше не смогу так жить… Жить так бессмысленно-глупо.       В тот вечер, мы гуляли до рассвета, позабыв обо всем, словно мы и впрямь были возлюбленными. Я старался шутить, пряча натянутую улыбку за смущением, а Люси смеялась: искренне, растягивая губы в обворожительной улыбке и чуть прикрывая глаза, как лисица, умасленная видом толстого зайца. Люси касалась меня, брала за руку, словно не зная, что я — Монстр, что я — убийца, заказ на голову которого она недавно приняла. И от каждого ее смелого прикосновения в груди распускались горячие цветы, а живот стягивало тугим узлом. Ее красота захватывала меня. Я чувствовал себя околдованным прекрасной богиней, чувствовал, как на глазах тает моя воля покинуть ее. И я чувствовал пустоту, что все больше пожирала меня с каждой секундой. Это отчаянье. Отчаянье от того, что такая прекрасная девушка никогда не снизойдет до такого, как я. Она найдет себе такого же прекрасного бога и будет проживать с ним свою вечность, оставленную мной, как свадебный подарок напоследок. Люси — мое безумие, моя болезнь, моя одержимость. Я никак не могу без нее. Зато она, как оказалось, может. — Эта свадьба — ошибка, — сказала она мне на прощание, чуть прищурив глаза. Взяла мою руку в свою, не осознавая какие эмоции во мне пробуждает каждое ее касание, — Но я не виню тебя, Нацу. Надеюсь, ты сможешь найти девушку, по-настоящему подходящую тебе. Вновь солнечно улыбнувшись, Люси заправила выбившуюся золотую прядь за ухо. А у меня сердце вниз рухнуло. Рухнуло и исчезло, погибая в агонии.       Я ожесточённо тру глаза, стараясь стереть даже намек на недавние слезы — это было лишь мгновение моей слабости. Но ничего удивительного — после слов Люси мой невидимый стержень сначала треснул, а после — распался на осколки, которые никак не смогут склеиться вновь. Я не могу полюбить никого кроме тебя, — хотел прокричать я ей вслед. Хотел, но из стянутой спазмом глотки не донеслось и звука. Я так и остался стоять под окнами ее квартиры бессильный и сломанный. Тихий. У меня было много слов: заверений в вечной любви, сладких комплиментов, — но Люси не нуждалась ни в чем подобном. Люси не нуждалась во мне. И никогда, видимо, уже не будет нуждаться. Искореженный, сломленный я, без желаний и стремлений, разглядывая потолок своего дома, видел лишь воспоминания, где была Люси. Они пролетали, смешиваясь в одно цветное пятно и разрывались в клочья. Но одно оставалось, — я закрыл глаза, — девушка все так же ярко улыбалась мне. Так улыбалась, словно и не было между нами этой насквозь фальшивой свадьбы. Свадьбы, полной безликих марионеток, что была больше похожа на кукольный спектакль одного кукловода. Я непроизвольно погладил серебряный ободок кольца. Наверно, у каждого наступает момент, когда вы настолько близко к пропасти, что хотите туда упасть. Упасть для того, чтобы раствориться в темноте, забыться и для себя, и для окружающих. Вы хотите исчезнуть. …а я бессильно жду. Я, ведь, все равно окажусь на самом дне пропасти, как только Люси найдет себе другого защитника и выбросит меня, как маленького котенка, за ненадобностью. Наши обручальные кольца, связанные лживыми клятвами, растают в огне. И мои осколки тогда уже просто рассыплются пылью, не смея нарушать драгоценный возлюбленный покой; я сам стану прахом дабы больше не волновать ее душу пустыми переживаниями. — Пора уже мне покинуть ее… пришло время стать сильнее; пришло время, наконец, накинуть удавку на свои жалкие чувства. Я больше не должен лишать Люси ее собственных крыльев.