совсем как родные.
Ещё несколько шагов, и дверь перед носом отпирается: Чан улыбается гостю и проходит в глубь кабинета. От него пахнет сигаретами — всё теми же мальборо. Хёнджин сейчас думает исключительно не об этом. — На третьей койке, — начинает Хван и понимает, что от длительного молчания ему стоит прочистить горло. — Парень очнулся и практически сразу же отключился, Ынха не смогла найти тебя, у него давление подскочило до 190 и пульс около 130 колебался, я ей сказал ввести двадцать кубов магнезии, — Чан озадаченно смотрит в одну точку и потом немного затяжно выдыхает. — Хёнджин, — он начинает тихо и спокойно, — я доверяю тебе, но больше не рискуй так подставлять меня и себя. Если меня нет здесь, значит — я на заднем дворе. Ынха ещё не знает этого, так как она новенькая, а мы с тобой знакомы уже ого-го как давно. Хорошо? — Хёнджин послушно кивает, ведь об этом он даже не подумал. Теперь ему ещё сложнее дать отчёт своим действиям и вдруг резко проявившемуся волнению. — Как сейчас его состояние? Чан поднимает свой собственный танометр и направляется в зал. Давление и пульс стабилизировались к норме, а кожа не кажется уже такой горячей. Бан подходит справа, и Хёнджину ничего не остаётся, как встать столбом левее, пока старший измеряет давление. Бан подходит к парню в плотную и фонендоскоп вешает на шею, касаясь пальцами пульсирующей артерии на чужой коже. Чонин чуть хмурится от чужих прикосновений и невнятно мычит в жалких попытках открыть глаза, что ему удается далеко не сразу. — Добро пожаловать, как самочувствие? — Бан говорит громко, как, собственно, и принято с только пришедшими в себя пострадавшими: сразу после пробуждения у них поголовно наблюдается некая оглушённость и способность слышать всё до последних мелочей возвращается не сразу. Чонин повторно мычит что-то нечленораздельное. — В аварию ты попал, в аварию. Напился в стельку и с дружком за руль сел, а потом к нам гостевать отправился. — Ян мычит ещё что-то, и Крис делает вид, будто понимает, — это тоже один из навыков общения с пациентами. — В порядке твой друг, ты принял весь удар на себя. А теперь посмотри наверх. Чан оттягивает нижнее веко и оглядывает слизистую, просит посмотреть на его палец: ведёт им по горизонтали и по вертикали, наблюдая за глазами, а потом и проверяет реакцию на свет. В заключение хлопает по плечу, произнося спокойное «отдыхай, дружище», и возвращается в ординаторскую, совсем позабыв о Хёнджине, который, к слову, тоже собирался уходить, однако — он слышит тихое «воды». Хван оборачивается и незамедлительно зовёт медсестру, прося её побеспокоиться о парне, сам же боясь к нему подходить и на метр, — вдруг узнает. Хван ещё какое-то время смотрит на недопонимающее выражение лица младшего. Сейчас чувства как-то подозрительно и незнакомо смешаны: он не привык к такому спектру. Он вынужден в голове подметить, что Чонин практически не изменился, но стал очень красивым, а следующая мысль говорит, — нет — кричит, что он ни в коем случае не должен допустить того, чтобы Ян его узнал, а почему — никто не знает. Из помещения он удаляется практически незаметно. — Кто он? — Чан не смотрит, лишь спокойно спрашивает, записывая что-то в истории. Вероятно, ту самую магнезию фиксирует в температурном листе. — О чём ты? — Хёнджин садится напротив и крутит в руке линейку, которую только что взял на столе. — О твоём отношении, — Бан откидывается на спинку и складывает руки в замок на животе, глядя как-то выжидающе. — Тебя ни кровь, ни муки, ни трупы не вводили в подобный ступор, как сейчас. — Ох, хён, я просто задумался, — Хван пытается отнекиваться, прекрасно понимая, что Крис непреклонен. — Бросай это дело, — блондин чуть слышно смеётся с хрипотцой. — Кому ты заливаешь? Мы с тобой практически от роду нашего дела в медицине чуть ли не братья, я тебя насквозь вижу. — Не так уж и сильно близки мы были первое время, — младший тянет загадочную улыбку, стремительно переводя тему. Кристофер прав — они сейчас буквально практически неразлучны. — Это ты у нас был девственница-недотрога, — Чан на пару секунд замолкает и чуть привстаёт, чтобы оглянуть койки через окно — все спокойно, — и садится обратно. — Можешь не говорить, если не хочешь, но сделай одолжение — не веди себя больше рядом с ним так, будто ты увидел привидение. А ещё Кристофер прав в том, что Хёнджин совсем не хочет рассказывать. Хван не собирается не сдерживать просьбу Чана, и поэтому решает как минимум реже приходить к нему в отделение. По расчётам с хорошей динамикой, Чонина должны перевести на общее отделение через сутки после пробуждения. И так бы и было, однако — лаборантки, собравшие кровь с утра, сейчас принесли результаты. Повышены некоторые показатели, которые не должны быть таковыми, что свидетельствует о воспалении, и пока причина таких анализов: оставшихся периодических скачков давления и утренней небольшой температуры — не будет выяснена, парень вынужден оставаться здесь. Хван не перестаёт наяривать круги по своему отделению. Мужчину после операции по удалению осколка перевели еще день назад, он быстро поправился, за это время успело поступить ещё несколько больных. Всё идёт-течёт как обычно, жизнь не поменялась даже ни на грамм, но — внутри что-то перемкнуло. Хёнджин честно забыл о каких-либо ярких чувствах в своём организме после ярой ненависти к Чану, которую он, к слову, таки пережил и отпустил в неизвестность. Видимо поэтому сейчас он не в силах объяснить, что же именно в нём не так. Вина? Грусть? Тоска? Разочарование? Что? Непонимание самого себя вводит ступор, путает среди строк книги своей жизни: слова не разобрать, чувства не прочитать, просто есть что-то, что отчётливо ясно мешает сделать глубокий вдох. Оно затеряно меж строк, написано исчезающими чернилами так, что не найти. Остаётся лишь одно — оставить. За долгий промежуток времени парень научился откладывать вещи, о которых нет необходимости думать, и не возвращаться к ним. Но что же не так идёт сейчас? Почему мысли снова и снова приходят к исходной точке, снова приводят к более частым закуриваниям на площадке? К чёрной атласной ленте, туго сдерживающей всё внутри.он НЕ понимает.
В голове только вот мелькает одна картинка: солнечный день, грустные глаза напротив и щенок лабрадора на чужих руках. «Вернёшься?» звонко проносится по сознанию. «Обещаю, что найду» догоняет следом. Хёнджин не знает, что его ждёт дальше.***
— Это реанимационное отделение, посетителей сюда не пускают, — медсестра устало повторяет взволнованному парню о невозможности навестить друга. — Джисон, успокойся, его скоро переведут в другое отделение, и мы, а то есть ты, сможешь его увидеть, — Минхо успокаивающе берёт Хана за руку и мягко переплетает пальцы, чуть ощутимо поглаживая кожу большим пальцем. — Я просто переживаю, — Джисон смотрит куда угодно, но не в глаза, — ему страшно и это вполне объяснимо. — Ты себя винишь, — а Минхо и не нужно видеть глаз любимого, чтобы понять. — Нет, — Хан с каждым словом теряет вымышленную уверенность, и Ли уверен, что ещё немного и услышит правду. — Да. — Нет. — Джисон. — Да, — Джисон сдаётся, и нежелательные слёзы наконец скапливаются где-то в уголках глаз. — Перестань, у тебя не было выбора, может, хоть это ему немного мозги на место поставит, — младший скептически оглядывает своего парня. — Ну прости, прости. — Он, может, и ведёт себя иногда бездумно, но он все еще мой друг, Минхо! — Я понимаю, но он ведь тоже должен понимать какие-то элементарные вещи, а не вести себя как ребёнок, всё время ссылаясь на твою помощь.***
Головная боль, казалось, поселилась в черепной коробке и растягивала её до невозможного. Двигать телом вообще не представлялось возможности: будто не своё и вовсе. В мозгу ясности слишком броский недостаток и картинка со знакомым лицом повисла мутной пеленой перед глазами. «Не может быть», — проносится где-то отдалённо. «Это какой-то глюк», — думает Чонин и определённо ошибается. Возможно, это иллюзия больного мозга, так ведь уже было как-то раз — Ян тогда впервые напился и Джисона воспринял за него. Но сейчас образ чуть чётче, хоть и видел он слегка размыто. У брюнета в голове вихрь мыслей, с которыми совладать он не в силах. Все они причиняют невыносимую, адскую боль. Боль, растекающуюся по венам теплой жидкостью, достающую до самых тёмных уголков организма. Чонин почти уверен, что ему показалось. Чонин почти убедил себя, что он спятил.