Первозданная слава

Морилатта подходила к концу: с континента на побережье тянуло сухим прохладным воздухом, на небе созвездие Вора теснило Атронаха, сезон тёмного света плавно перетекал в серое железо. Война же лишь набирала силу. Она может продлиться долго, очень долго — пока ресурсы не закончатся, пока казна не опустеет, пока воины не потеряют веру в своего короля… Умарил любил сражаться, любил чувство во время боя, когда кровь превращалась в жидкий огонь, а разум очищался и затуманивался одновременно, но, увы, между хорошим боем и полномасштабной войной — пропасть размером с Обливион, в которой исчезали силы, время и энергия. От зелий восстановления маны начинало подташнивать, а их цветочно-сладковатый запах уже преследовал даже во время "сна" — порой от него попросту не получалось отключиться. Умарил не привык подпитываться зельями, полагался на врождённые ресурсы организма, благо, жаловаться не на что: хорошая наследственность и развитие способностей с ранних лет обеспечили большой запас магической энергии. Но, видимо, организм не выдерживал. До хронического магического истощения ещё очень далеко, но первые тревожные симптомы уже проявились — и бессонница, и мандраж, и озноб… дальше всё обещало стать только хуже. После Талвинкэ и Кватча удача от Умарила отвернулась. Его зятьёв неожиданно атаковали мелкие северные соседи, отвлекая внимание от отступающего Сейатамира, и тому удалось частично восстановить силы к моменту, когда Умарил нагнал его в дне пути от Варондо. Бой завязался аккурат на расчищенной от джунглей местности, где совсем недавно жили земледельцы, возделывавшие поля, но закончился лишь тем, что обе стороны выбились из сил. Поля превратились в выжженное пепелище: две армии засели в лесах по разные стороны открытого пространства и никому пока не удалось потеснить недруга. У воинов Сейатамира открылось второе дыхание: сражались они вдвойне яростно, не жалея себя, а после смерти восставали и вновь бросались в бой. Это не стало великой проблемой — гленумбрийские салиачи давно предлагали поступить так же, маги из Баламата поддерживали их, хотя сами больше опирались на призыв даэдра. Умарил не запрещал некромантию в Малатаре, а тяжёлые бои с нежитью убедили остальных союзников, что жертвовать уже мёртвыми солдатами гораздо выгоднее, чем живыми. Не все шли на это охотно, но Умарил умел убеждать: даже альтмеры, посланные из Фёстхолда, не препятствовали, хотя наотрез отказались отдавать своих мёртвых. Их право. Количественную недостачу всегда можно восполнить рабами. К сожалению, ситуация со временем стала абсурдной. Стройные ряды медленно разлагающегося мяса яростно рвали друг друга на передовой, пока живые ждали, чем всё закончится, и подпитывали мертвецов своей маной. Дошло до того, что стычки между настоящими воинами начинались уже после очередного боя — когда приходило время собирать трупы, которые не могли вернуться "сами". Некроманты даже дрались за контроль над телами на расстоянии — зрелище очень увлекательное, но больше похожее на фарс или кульминацию трагикомедии. Бездействие и нервное напряжение, смешанные воедино, давали соответствующий результат. Некоторые военачальники даже увидели вокруг происки Безумной звезды, а это уже было тревожным сигналом. Умарил резко и безапелляционно пресекал эти нелепые заявления, ведь поверить во влияние лорда Никогда-Не-Здесь — всё равно что пригласить его к столу. Слухи о том, что король Мискарканда вёл переговоры с даэдра, Умарила беспокоили, но он попросту не верил, что давний противник выберет это: слишком гордый, слишком здравомыслящий, слишком в себе, чтобы пожертвовать разумом ради победы. Умарил не стал дожидаться, когда король Мискарканда уладит свой союз и ударит с тыла, пока они воюют с мёртвыми. Удручающий фарс закончился: он пошёл на хитрость, позволив в очередной — последний — раз отправить трупы в бой, дождался, пока абсурдная мясорубка завершится, а вражеские "стервятники" выйдут из надёжного скрывающих их джунглей, и вместе с десятком других магов призвал огненно-электрический шторм из элементального плана Обливиона. Призвать бурю такой силы — лишь половина дела; главное — направить её и не дать распространиться в направлении союзников. Электрические элементали послушны, хоть и сложны в подчинении, а вот огненные непредсказуемы… Чтобы контролировать направление огня, призвали воздушных атронахов. Вихрь пламени поднялся выше вековых деревьев, до самых небес, и затмил Магнуса. В рыжих сполохах и чёрных клубах дыма мелькали рокочущие молнии. Точно сам Дагон протянул на Нирн одну из многочисленных рук: сначала занялось поле — растительности там давно не осталось; горела, верно, сама земля, — затем огонь, точно бурлящий речной поток, разлился по джунглям, где прятались солдаты Сейатамира, и в одно мгновение охватил подлесок. Умарилу казалось, что сквозь треск пламени и гул в ушах он слышал пронзительные крики и вспышки лопающихся магических щитов, но не мог поручиться, что это не было игрой воображения. В какой-то момент — он не сразу заметил — у него лопнул сосуд в левом глазу, и неприятная, давящая на мозг боль пробивалась даже сквозь концентрацию и опустошение, закономерно последовавшее за выбросом энергии. Теперь он чувствовал собственный пульс где-то за глазным яблоком. Прелестно. Огненная буря получилась даже мощнее, чем ожидалось — не просто так в неё вложил силы десяток магов. У войска Сейатамира не осталось шансов. Сам бывший тесть мог вовремя отступить и позднее попытаться остановить пламя, но те, кто принял первый неожиданный удар, сгорели заживо. Сейатамир остался в меньшинстве. Когда вихрь стих, канув в глубины Обливиона, солдаты Умарила разведали то, что осталось от джунглей, где прятался недруг. По всем признакам выходило, что Сейатамир успел сбежать с небольшим количеством меров — от бури их спас широкий ручей, один из многочисленных притоков Брены, через который огонь не смог перейти — и даже поставил несколько ловушек, чтобы задержать погоню, но большую часть воинов он потерял. Теоретически, у него остались те отряды, что воевали севернее, но их численность неуклонно сокращалась благодаря воинам и магам из Баламата. Умарил последовал за погоней не сразу — задержался, чтобы залечить глаз: боль усилилась, и он решил, что разумнее будет устранить причину сразу. Призыв огненного вихря из Обливиона спровоцировал обострение некоторых… неприятных симптомов истощения. Магия не слушалась, руку от запястья до локтя сводило судорогой: под кожей будто поселился грозовой атронах, что бесился, выворачивая суставы, и бил молниями прямо по оголённым нервам. Неужели придётся держаться в стороне от боя? Умарил покачал головой, споря со своими же мыслями: нет, он не отступит. Если будет держаться за солдатами, как Сейатамир после ранения, то лишь продемонстрирует всем свою слабость — а это ударит по боевому духу его армии и даст повод врагам увериться в своих силах. Пусть Сейатамир сейчас в спешке отступал, остался ещё король Мискарканда. Он медлил, словно позабыл о союзнике. Вёл свою игру, пока всё внимание сконцентрировалось на Варондо, большая часть войск — кроме тех, что остались оборонять холм Кватча и подступы в низину Золотого Берега — ушла на запад, в сторону от Мискарканда. По счастью, противник не догадывался, что Умарил не попался на эту уловку: помимо посланного шпиона, у него остались и другие инструменты и планы. К сожалению, неприятное известие поставило их под угрозу. Пока Умарил приходил в себя, восстанавливая ману и энергетический баланс, прибыл гонец из Сейа-Тара. Разряженный в яркие ткани и длинные птичьи перья, вплетённые в волосы и одежды, он также носил огненные символы в качестве украшений и держался слишком уверенно. Он оповестил о том, что Огненный король Хадхул не желает пропускать через свои земли наёмную армию с востока, пока Умарил не отдаст всю оговорённую плату. Сперва договаривались, что он отдаст частями… Хадхул был очень старым, очень наглым, возможно, сумасшедшим, но расчетливым и умным — выбрал же момент, чтобы урвать больший кусок. Малатар, конечно, богат на золото и самоцветы, но в военное время богатства выскальзывали из рук, точно речной песок. Умарил разозлился, да так, что на мгновение болевой спазм охватил всё тело. Ссориться с Хадхулом сейчас — небезопасно, но старик уже подошёл к черте, когда такие выходки непростительны. Он всегда держался середины в войнах между Малатаром и Мискаркандом и, несмотря на подозрительно близкие отношения с Нэрнамо, успешно наживался на обеих сторонах: пользовался выгодным расположением Сейа-Тара, что служил одним из звеньев, связующих Великий лес и Золотой берег с центральными территориями Румаре и Нибена. Хадхул, отмеченный огнём самого Лорда Бритв, опасен и своей силой, и своим опытом, но последнее, что Умарил позволит — это помыкать собой. Он найдёт другой способ доставить наёмников. Направление ветра сменилось, и с выжженых полей потянуло гарью, пеплом и прожаренным тухлым мясом. Тяжёлый смог, казалось, проник в лёгкие и обтянул их изнутри липкой дурнопахнущей плёнкой, да так плотно и туго, что дышать стало невыносимо. Казалось, от обилия неприятных мыслей таким же омерзительным тёмным слоем покрывался и разум. Умарил обернул вокруг лица влажную ткань, чтобы не тратить ману на заклинание — непривычная необходимость, — и сосредоточился на ощущении выздоровления: зелья, что он принял, уже дали эффект. В мрачных размышлениях его застал Листаранд, прибывший порталом из Гарлас Агеи. С помощью проекции с ним связался Тень. Дела у него шли — пока что — сносно: как и оговаривалось, под видом Риллуса Дарре он получил убежище в Мискарканде и собирал информацию. Он был талантлив, умён и осторожен, а потому добился определённых успехов, хотя добытые им сведения не принесли радости. — Всё то, что я видел и слышал, подтверждает слухи: Морасан… — статичная проекция запнулась на мгновение. Умарил поморщился. Одна из высших форм неприязни — не упоминать чьё-то имя даже в собственных мыслях. Умарил не забывал, как зовут короля Мискарканда, но не называл его, и не называли это имя его подданные — так враг вернее и быстрее исчезнет из памяти, когда умрёт. Верно, Тень хорошо вжился в новую кожу агента Мискарканда. Проекция продолжила: — ...действительно ведёт переговоры с Госпожой Ночи, и пока что удача ему благоволит. Я попытаюсь узнать больше об условиях сделки, не привлекая к себе внимание. Дам знать, когда появится новая информация. Кровь немного прилила к лицу, и Умарил вновь отчётливо ощутил собственный пульс за глазным яблоком. Листаранд истолковал выражение на его лице по-своему. — Хозяйка Сумрака вероломна, как и все даэдра. Вполне возможно, она обратится против Мискарканда сразу же как только их король выполнит свою часть сделки. — И он это понимает. Нет, он просчитал риски… предложил ей что-то, от чего Сумрак не смогла отказаться. Что бы это могло быть? Умарил прикрыл глаза. Ответа он не знал и пока что не мог даже предположить. Проклятье! Он мог сорвать переговоры Мискарканда со смертными союзниками, но как помешать даэдра и что им противопоставить? В Малатаре и Гарлас Агеи есть аэдрические обереги, способные сдержать армию даэдра, если они атакуют полисы, а на поле боя можно наложить “изгнание” — или задавить младших даэдра Нюкты воздушными атронахами... Некоторое время Умарил собирался с мыслями и силами. Нужно выдвигаться за Сейатамиром, пока он ослаблен и разбит — если он доберётся до Варондо, достать его за защитными куполами и тремя кольцами городских стен будет непросто. Вот что должно занимать его сейчас, а Мискарканд — пока что — подождёт. Обдумывание одних и тех же мыслей приведёт лишь к тревоге и потере душевного равновесия, чего Умарил никак не мог допустить. Нюкта, Принц Мрака, та, что крадёт тени всех вещей, коронована титулом Святой Подозрений по праву — порой одного намёка на её вмешательство хватало, чтобы посеять в умах зёрна сомнений и страха, скребущие подкорку мозга и иссушающие душу болезненным неведением. Когда за дело берётся Ноктюрнал, нельзя доверять даже собственной тени… и то, что его шпион носил имя "Тень", радости не добавляло.