Собранные воедино

Для бала Гермиона готовится непривычно тщательно и сколько бы не убеждает себя, что это просто нервы, ей нужно на что-то отвлечься, а такое событие — хороший повод, мысли о том, что это ради Гарри, не покидают головы. Во время Турнира она тоже прихорашивалась долго — вертелась перед зеркалом единственный раз в жизни так, как поступает Лаванда ежедневно, и не находила в этом ничего приятного, кроме, разумеется, результата. А сейчас даже нравится — не сильно, но видеть, как мелкие изъяны исчезают под ловкой рукой даже любопытно. В этом, конечно, помогает Луна, потому что куда ей, Гермионе, никогда не интересовавшейся макияжем, а потом пропавшей в беготне по Англии, до таких тонкостей. — Невилл так волновался, когда звал, — осторожно улыбается Луна, расчесывая волосы. Гермионе кажется — зачем, у нее же не взрыв на голове, однако ничего не говорит, наблюдая прекрасную метаморфозу. Их отношения всегда были аккуратные, но не признать красоты подруги для Гермионы было равнозначно лжи. А сейчас, под действием обстоятельств, сблизились. Так бывает. — Он всегда был стеснительным, так что я рада за него, — на автомате отвечает Гермиона. — А ты идешь с Гарри, да? — загадочно улыбается Луна, не отрываясь от своего занятия. Как, впрочем, и Гермиона. — Да, — кивает она. — Я испугалась, если бы ты решила иначе, — неловко поддевает она. Но Луна фыркает и склоняет голову. — Вы выглядите такими несчастными с самого начала года. Надеюсь, что хоть этот бал поднимет вам настроение. — Минерва, вероятно, думает также, — бросает Гермиона, застегивая платье. Луна все также осторожно-дружелюбно улыбается. Ее мысли — кладовая сокровищ и безделушек. Абсурдных, интересных, провоцирующих. В некоторые мгновения Гермиона многое бы отдала, чтобы получить к ним ключ. Но не сейчас. Они выходят из комнаты, когда большинство людей уже ушли, а оставшаяся часть думает, куда бы им пристроится, потому что танцы — слишком сложно для них. Гермиона их не винит. Когда-то она считала также. — Потрясающе выглядите, — бормочет Невилл, окидывая их взглядом. Гарри одобрительно кивает и легонько улыбается. Гермиона свое яркое детское платье меняет на изысканное бледно-розовое с волнистой юбкой и аккуратным кулоном на шее. Луна же подбирает подолы голубого платья, что вкупе с ее белыми волосами дает чуть ли не сногшибательный эффект — Гермиона не знала, что можно быть настолько красивой. Невилл на удивление твердо берет ее под руку, когда та бросает последний взгляд на подругу, и позволяет себя увести. — Теперь ясно, почему мы вас так долго ждали, — хмыкает Гарри. — Только попробуй пошутить про то, что девушки постоянно опаздывают. — И не подумаю. Я вообще-то даже рад. Они заходят в зал, не держась за руки, и сразу приковывают немногочисленные взгляды учеников — Хаффлпафф бессовестно опаздывает, а открытие бала произойдет с минуты на минуту. Гермиона мгновенно отходит в самый дальний угол, чувствуя себя неудобно, хотя стоило бы уже привыкнуть за такое время, но она просто не может. Гарри послушно идет следом. — То есть ты, Гарри, вместо того, чтобы пойти со мной, пошел с этой… этой… — задыхающаяся от гнева Лаванда непонятно откуда подскакивает к ним мгновенно, смерив Гермиону презрительным взглядом, а Гарри — обиженным. Весь ее вид показывает, что, будь у нее палочка в руке и нужные знания, заавадила бы обоих, не глядя. Какой-то парень, имени которого они не знают, пытается увести девушку, бросая сочувственные взгляды на героев. У него это, конечно, не получается. — Ну договаривай, — поджимает губы Гермиона, наблюдая за картиной и не давая Гарри вставить ни слова. — Шлюхой! — выпаливает Лаванда, а затем замолкает, словно соображая, что сделала что-то не так — сморозила глупость, несусветную чушь. На ее лице мгновенно мелькает калейдоскоп эмоций, но, кажется, гордость и высокомерие все-таки побеждают, так что Браун лишь самодовольно хмыкает, радостная, что смогла унизить Гермиону. — Еще и пользуешься Гарри и его славой! — Тогда расскажи мне, как Гермиона это делает, — возникает внезапно он, а Гермиона замечает, что на них уже косятся — и преподаватели, и ученики и от этого становится еще паршивее. — Таскается с тобой под ручку, глазки строит, а сама ничего из себя не представляет. Только и увлекается своими книжками, да как с такой занудой общаться-то можно? — продолжает верещать Лаванда (Гермиона думает — уж не под Конфундусом или Империусом она?), убедительно смотря в глаза Гарри и словно пытаясь донести до него простую истину, которая известна всем, но почему-то не ему. Гермиона выдыхает. Бесконечные склоки и конфликты ее порядком достают, и она чувствует, что если сейчас не положит этому конец, то ссора разрастется. Как и всегда. Гарри набирает воздуха, чтобы осадить девушку, но подруга оказывается быстрее. — Заткнись, — по-змеиному шипит Гермиона, резко доставая из складок платья палочку и направляя ее той ровно в горло. По залу проносятся вдохи ужаса, парень Лаванды мгновенно отшатывается, глядя на разъяренную девушку. Ее ощутимо потряхивает, но внешне держит себе в руках. Гермионе наплевать, что там и как скажет, потому что все, что существует в данный момент — наполненные животным страхом и паникой глаза Браун, которая отчаянно пятится назад, но не может уйти. Гермиона наступает следом, не отрывая ледяного взгляда, словно гипнотизируя. И ощущает злорадное торжество, когда Лаванда наконец останавливается и медленно оседает на пол. Ее губы дрожат, и, кажется, секунда — разревется на весь зал. — Успокой свою ненормальную подружку, Поттер, — кидает кто-то из толпы, и Гермионе вдруг становится совестно, что она так подставляет Гарри, ведь тот и так старается ей помочь. Но он реагирует самым неожиданным способом. Выбрасывает палочку и с угрозой произносит, делая шаг к Гермионе: — Скажешь о ней так еще раз — получишь Авадой. И ни у кого не хватает смелости в этом усомнится. Откуда-то сбоку мчатся преподаватели, видимо, чтобы разрешить конфликт мирным путем, чтобы не дошло до жертв, чтобы они хоть раз в году как следует отдохнули. — А теперь послушай меня внимательно, Лаванда, — Гермиона чеканит каждое слово, впиваясь палочкой в кожу однокурсницы и не позволяя той увернуться. — Еще хоть раз ты скажешь что-то про меня. Еще хоть раз ты скажешь что-то про Гарри. Я нарушу все запреты этой школы, которые только можно, но тебе будет очень, очень больно. Еще хоть раз, — медленно и твердо говорит она и около секунды мрачно молчит, прежде чем убрать палочку, отворачиваясь от распластавшейся на полу Лаванды. Внутри бушует какое-то злое веселье, и Гермиона сама не замечает, как начинает улыбаться. Гарри следует ее примеру и обнимает за плечи, отводя взгляд от напряженной толпы. А затем случается то, что окончательно выводит Гермиону из колеи — зал аплодирует. И вошедшие в нужный момент хаффлпаффцы, и ученики Равенкло, и даже часть слизеринцев не гнушается одобрительно кивнуть — Браун успела достать многих. Гриффиндор же бросает несколько нелестных замечаний в адрес Лаванды и пары ее подруг. Джинни смотрит как-то недоверчиво-поразительно, словно сомневаясь, что Гарри действительно это сделал и что Гермиона, оказывается, что-то большее, чем тень за его спиной. — Я все еще продолжаю удивляться, что, какие события не происходили бы, в этом обязательно замешаны вы, — как-то то ли осуждающе, то ли обреченно качает головой Макгонагал. — Однако подобное поведение неприемлемо для учеников, поэтому следующая суббота встретит вас с отработками, — строго говорит Минерва, а затем поворачивается к Лаванде: — А вас, мисс Браун, ждет месяц отработок по пятницам и вторникам. Девушка бледнеет на глазах, но Минерва торжествующе поворачивается и возвращается на каблуках, бросая украдкой одобряющий взгляд Гермионе. Возможно, ей просто кажется. — А теперь я предпочту продолжить мероприятие, — радостно объявляет директор, и все единогласным хором поддерживают ее решение. Снейп, все это время стоящий около Минервы, бросает брезгливый взгляд на удаляющуюся спину Лаванды, а затем переводит на Гермиону — цепляющий, изучающий. Они сверлят друг друга с секунды полторы или две, пока его не отвлекает Флитвик. Гермиона не знает, что увидел Снейп в ней за эти жалкие мгновения. Наверное, что-то привычное. На медленный танец Гарри, естественно, приглашает ее, и это вызывает удивление только у самого глупого ученика. Полумна вальсирует с Невиллом и смотрится это до безумия органично, эстетично, аккуратно. Как никогда раньше. Руки у Гарри теплые, когда он обнимает ее за талию, и все движения наполнены какой-то неуловимой нежностью и заботой, отчего у Гермионы сводит дыхание. Когда она танцевала с Виктором, было приятно — тот вел грациозно, но он не держал ее так, как держит Гарри. Они двигаются плавно, в такт музыке, совершенно похожие на простую пару, и только Гермиона понимает, какие страсти бушуют внутри. И почему она тогда отказалась с ним танцевать? Его трогательная дружеская забота всегда ощущалась особенно мило, однако в данный момент это достигло своего предела. Вспоминая все прочитанные книжки, Гермиона приходит к выводу, что сейчас самое лучшее время поговорить — да и что еще делать? Не молча же кружится. — Надеюсь, ты шутил, когда говорил кому-то, что запустишь в него Аваду, если он что-то там еще скажет, — небрежно бросает Гермиона, поднимая глаза. Во взгляде у Гарри — решимость и стойкость, отчего внутри все холодеет и рушится. — Он не «что-то там» говорил, Гермиона. Он оскорблял тебя, моего друга. Мне, знаешь, было неприятно. — Да, но я действительно повела себя немного неадекватно. Набросилась на эту Браун, бесы бы ее побрали, — фыркает она, совершенно не жалея о собственных действиях. — Ну, значит я тоже веду себя неадекватно, одобряя твои поступки, — просто отвечает Гарри, перемещая руки и усмехаясь, кружит ее вокруг оси и резко притягивает к себе. — Дурак ты, Поттер, — качает головой Гермиона, не в силах придумать ничего более остроумного. Когда музыка заканчивается, они, как и положено, расходятся, а спина и талия словно в огне, отчего призрачные прикосновения все еще ощущаются так ярко, так незабываемо. Однако она держит себя в руках, потому что это первое, что следует делать при нестандартных ситуациях, и исчезает вместе с Гарри в дверном проеме, прежде чем кто-либо из однокурсниц успевает ее окликнуть. — Спасибо, Гарри, — говорит наконец она, когда они прогуливаются по пустым коридорам школы, где в тишине множится звук ее каблуков и неприлично громко шуршит платье. — Не думала, что этот день еще можно спасти. — После выходки Лаванды, да, я тоже сомневался, — фыркает он. — На самом деле я очень жалею, что тогда все-таки не настоял на своем и не пригласил тебя. — На четвертом-то курсе? — улыбается Гермиона. — Ну, тогда тоже было неплохо. Если бы не Рон. — Мне стыдно, что тогда я принял его позицию. Он просто приревновал тебя, как мальчишка, а я… — Мужская солидарность, да? — подначивает Гермиона, толкая его в бок, отчего Гарри наигранно-возмущенно охает. — Не волнуйся, ни на тебя, ни на Рона я давно не в обиде за это. Они перебрасываются еще какими-то шутками и смеются, пока не доходят до гриффиндорской гостиной, из которой слышны голоса. Гермиона, поддавшись сиюминутному порыву, крепко обнимает Гарри, утыкаясь куда-то в плечо и прижимаясь всем телом, словно боясь потерять — отчаянно и жадно. Он теряется на мгновения от такого откровенного жеста, но затем отвечает на объятия, чувствуя как незначительным движением она разжигает внутри него пожар. — От тебя вкусно пахнет, — замечает Гарри, ведя пальцами по чужой шее. У подруги кожа мягкая и приятная, хотеть касаться — наверное, это все про нее. Гермиона напрягается от таких действий, но неловко кивает. — Лилия? — Угадал, — улыбается Гермиона, отрываясь от него. — Я решила, что мне не идет, поэтому постаралась максимально выветрить. — Но мне нравится. — Еще бы тебе не нравилось, — скрещивает руки на груди она, а затем манит за собой, ловя любопытные взгляды картин. — Пойдем, тут слишком много чужих глаз. *** — Мне тут рассказали об одной интересной сцене, — начинает Невилл, когда через полчаса после прихода Гарри заходит в их комнату, сбрасывая туфли и пиджак. — Про то, как мы обнимались перед входом? — Он смотрит в потолок уже пятнадцатую минуту, не обращая внимания на шепотки внизу, чьи-то крики и шуршание одежды — сил ни на что другое нет, но игнорировать Невилла глупо. — Ага. Не люблю лезть не в свое дело, ты прекрасно это знаешь, Гарри, но отрицать то, что ты ее любишь, как минимум неразумно. — Невилл, — закатывает глаза Гарри, поражаясь и одновременно будучи недовольным такими выводами друга. — Ты свечку что ли держал? Более чем уверен, что картины переврали. — Может быть, — неожиданно легко соглашается он, усаживаясь на кровать и откидывая на подушку. — А вот то, что было на бале — отнюдь. — Я просто защитил ее от нападок. — Я не об этом. Гарри хмурится — возможно, тогда, во время танца, между ними с Гермионой что-то промелькнуло, заметное окружающим. Однако он лишь поджимает губы, потому что оправдываться перед кем-то, пускай даже это Невилл, нет ни желания, ни сил. — Я понял. — Да ничего ты не понял. Просто, сам же говорил, что надо быть решительнее, — мнется Невилл, но отступать явно не планирует. Колеблется где-то на той черте, когда не хочется доставать человека, однако другой возможности подтолкнуть дальше не предоставится. подтолкнуть. только куда. в пропасть или навстречу? Гарри отбрасывает мысли и говорит по существу и кратко — сон накатывает неожиданно: — Думаешь, я не найду в себе сил в случае чего признаться Гермионе? — Думаю, ты еще просто не понимаешь, что чувствуешь. Зато понимают окружающие, — Невилл замолкает, обдумывая следующие слова. — Я не хочу давить на тебя, Гарри. Но это же глупо — скрываться. Знал бы ты Невилл, как я привык это делать, — проносится обреченное в мыслях у Гарри, но вслух он, конечно, ничего не говорит и лишь кивает. Как того всегда требуется. Лучший способ решения проблемы — самый простой. И прятки с собственными чувствами определенно входят в эту категорию.