Скелет в шкафу и все остальные

      Воскресенье выдалось ясным, солнечным и безветренным. Деревья и трава радовались глаз молодой зеленью, в воздухе витал упоительный аромат только что зацвевшей сирени. Горожане в такие дни стремились быть ближе к природе. Скверы, парки и прочие зеленые зоны наполнялись бегунами, велосипедистами, семьями с детьми, выбравшимися на пикник компаниями и, конечно же, гуляющими парочками.       — Срамотень, — сплюнул высокий, худой, жилистый старик, с неодобрением глядя на одну из последних: парень и девушка, едва вышедшие из подросткового возраста, прервали свой путь, чтобы поцеловаться.       — Да ладно тебе, дело молодое, — хмыкнула сидящая рядом и куда более лояльно настроенная к происходящему высохшая старуха в длинной, широкой, цветастой юбке и в наброшенном на голову и плечи цыганском платке. Рядом с собой старуха примостила костыль.       — Оно-то понятно, — не упирался старик. — Но не при всем же честном народе! Да и вообще, чего она в нем нашла? Был бы ладный молодец, а тут здыхухоль какая-то.       — Молодец как молодец, — не согласилась старуха. — Здоровый, крепкий, в меру упитанный. Здоровая, диетическая пища. А вот деваха могла бы быть и помясистее.       Они сидели на одной из лавочек в тени клена в зеленой зоне Чижовского водохранилища. Старик крутил тумблер переносного радиоприемника, безуспешно пытаясь найти радиостанцию себе по душе, старуха лузгала семечки, аккуратно сплевывая шелуху в полиэтиленовый пакетик.       Если хорошенько присмотреться, то можно было заметить, что старик не столько худ, сколько откровенно костляв и одет так, будто собирается участвовать в ролевке толкиенистов, а чуть раскосые глаза старухи отдают багрянцем, и костыль, кстати сказать, ей очень даже нужен. Присматриваться, правда, ни у кого желания не возникало, а случайно брошенным ленивым взглядом можно было увидеть только двух ничем не примечательных пенсионеров, выбравшихся подышать свежим воздухом в погожий денек. В некотором роде так оно и было.       Только вот вблизи этих «пенсионеров» наиболее впечатлительные дети принимались хныкать и проситься домой, а собаки, из тех, что потрусливее, скулить и выть. Но, в конце-то концов, мало ли из-за чего скулят собаки и капризничают дети? Двое отдыхающих в теньке стариков уж точно в этом не виноваты, как и во внезапно появившейся смутной, но сильной тревоге, буквально заставляющий ускорить шаг.       Парочку голубков, впрочем, не брало ничего. Они продолжали самозабвенно целоваться, здесь и сейчас им было откровенно плевать на все, кроме друг друга.       — Турнуть их, что ли? Ты глянь, никакого уважения!       «Он ее целует, говорит, что любит…» — выдал приемник, но тут же был отправлен в дальнейший творческий поиск.       — Завидуй молча, Кащейка. На вот, съешь мандаринку, — баба Яга изящным жестом фокусника вытащила откуда-то из складок юбки мандарин.       Кащей Бессмертный реплику оскорбленно проигнорировал, но мандарин взял. Правда, есть не стал, а с размаху запустил во влюбленных. Попал молодому человеку точно в затылок.       — Давай еще снарядов, старая, — скомандовал он, с азартом наблюдая, как мишени ошеломленно оглядываются по сторонам, а затем не менее ошеломленно поворачиваются к ним.       Со снарядами Яга не подкачала и, недолго думая, включилась в забаву сама. Молодой человек вроде как даже хотел идти разбираться, но, видимо, не сильно, поэтому был без труда удержан подругой, и парочка на второй крейсерской скорости отбыла прочь.       — Нет, это не богатырь, — вынес окончательный вердикт Кащей. — И что они в таких находят?       — «Любите, девушки, простых романтиков, отважных летчиков и моряков», — согласился с ним приемник.       — Ты просто не умеешь ухаживать, старый, — авторитетно заявила Яга. — Никогда не умел, вот девки, даже насмотревшись на твои несметные богатства, рвали от тебя когти с первыми встречными.       — Ты, Яга, за собой лучше смотри, — огрызнулся Кащей почти беззлобно. Запал ругаться после произведенного артобстрела сошел на нет.       — А что я? — лениво парировала Яга. — Я сильная, независимая женщина, у меня даже кот есть.       Где-то в отдалении истошно заскулила собака, и Кащей не без основания заподозрил в причине скуления питомца сильной, независимой женщины, которого она захватила с собой приобщаться к городской культуре.       — И все-таки, это был не богатырь…       — Вот что ты заладил: не богатырь, не богатырь… — передразнила начинающая заводиться Яга. — Дальше-то что?       — Что-что, — Кащея так легко было не унять. — Мельчают людишки…       — Это не людишки мельчают, колода трухлявая, — теперь уже Яга разошлась не на шутку. — Это ты старый ревматический брюзга! Вечно как начнет на мозги капать, так хоть стой, хоть падай!       — Ладно-ладно, — решил пойти на понятную Кащей.       Все-таки солнышко, речка, не так и далеко ларек с мороженым, и вообще, хорошо же сидели, но не тут-то было.       — И ноет, и ноет, и ноет! Смысл жизни у него такой, ныть и на нервы действовать!       — Ну ладно тебе, старая… — пристыженный Кащей снова взялся за тумблер радиоприемника.       — Я его, понимаешь ли, тут развлекаю, как могу, культурно отдохнуть вывезла, а он все равно за свое! У-у-у, язва незалеченная!       «Все для тебя, рассветы и туманы…» — предпринял еще одну попытку подобрать репертуар приемник.       — Не подлизывайся! Рассветы с туманами у тебя для всяких там Василис были, только им они оказались без надобности. Да и мне, в принципе, тоже, так что даже и не начинай, сморчок приблудный…       Зря он все-таки завел этот разговор. Людишки, конечно, если и не измельчали (тут, скорее, уместен термин «акселерация»), но всяко изменились. Взять хотя бы эти механические штуковины… Прогресс у них, понимаете ли. А может, и не в людишках дело. Просто давно уже не осталось и костей от той же Василисы Прекрасной. И от Марьи, слывшей искусницей, и от… Как же ее звали?       А он, бессмертный чародей… Состарился? Нет, не так, он и молодых своих лет давно уже не помнит. Скорее… Ладно, чего уж там, ослаб, обрюзг, раскис. И теперь радость ему доставляли не чародейское искусство, не война, не хитроумные интриги, а такое вот сидение на лавочке и поедание… тьфу… мороженого. Или семечки, мандарины, опять же.       — Совсем, я погляжу, ты расклеился. На вот, съешь, — Яга, старуха хоть гневливая, но отходчивая, опять протягивала ему мандарин. — Ешь, кому говорю! Кащей взял угощение, на автопилоте почистил и принялся жевать.       — Неужели и правда все? — спросил он после третьего съеденного мандарина.       — Что все, старый?— спросила Яга, подсовывая приятелю четвертый.       — Что все, что все? — сварливо передразнил ее Кащей. — Конец. Финиш.       Медленное, но неотвратимое увядание.       — О как сказанул, — хмыкнула старуха. — Да в тебе, Кащейка, самый настоящий поэт проснулся. Давай, усыпляй его назад, не люблю поэтов, у них мясо жесткое и горькое на вкус.       «Отцвели уж давно хризантемы в саду»,— наконец-то попал в струю хозяйского настроения приемник. Тот, впрочем, порыва не оценил и сообразительную технику выключил.       — Без тебя знаю, что и отцвели, и завяли! И все, что мне остается, — это обстреливать мандаринами всяких недомерков, — старик со злости бросил кожуру от мандарина под ноги.       —А ну-ка, я бы попросила! Тебе зачем пакет выдан был? Чтобы ты, о величайший из нытиков, здесь помойку устраивал? — Яга хорошенько пнула Кащея по ноге.       А тот, вместо того чтобы хотя бы возмутиться, уныло согнулся, водрузил локти на колени, а голову на ладони.       — Так, мандарины здесь бессильны. Нужен шоколадный торт, — хмыкнула Яга.— Слушай, старый, мне просто-таки неудобно тебе такое объяснять. Это ведь уже было, и не раз. Мир меняется, и мы меняемся. Пока существует мир, мы бессмертны. Так что не переживай, людишки еще содрогнутся при звуках имени Кащея Бессмертного. Если захочешь, конечно.       — Что значит, если захочу?       — Знаешь же, что я терпеть не могу разговоры по душам, — проворчала старуха, но затем продолжила: — Вот я, например, могу и дальше кушать добрых молодцев. Только зачем, если с тем же успехом я могу кушать куриные окорочка, которые мне привезет этот, как его… курьер прямо в избу. Понимаешь?       Вообще-то, Кащей понимал. И, если на то пошло, принимал текущее положение вещей. И ничего не имел против солнышка, скамейки и мандаринов. Да и против людишек тоже. Что-то все-таки в людишках есть. Взять хотя бы тех же богатырей… Или изобретателей…       Просто перерождение — это ведь всегда нелегко. И ты никогда до конца не уверен, что возродишься обновленным, в блеске своих сил, а не тихо сгинешь в безвестности. Поэтому временами становится страшно, и с такого рода страхом нелегко справиться в одиночку.       — А знаешь, старый, торт погодит. Тут мой котик мне докладывает, — Яга на днях купила себе и коту айфоны последней модели, — что какие-то гады устроили неподалеку пикник, а за собой не убрали. Пойдем-ка тряхнем стариной! Так твоя хандра еще надежней развеется!