Тихий свет/ Silent Light

      Нарцисса Малфой была практичной женщиной. Она любила говорить, что всё — и все, — могут быть полезны.       Примерно также она и жила свою жизнь. Когда она была ребенком, её не считали особо умной, ведь была Беллатриса, поэтому Нарцисса всегда была «красавицей» семьи, похожая на свою мать — светлая и изящно сложенная, совсем не как тёмные Блэки. Все знают, что красивые люди, как правило, глупы, поэтому Нарцисса носила эту маску долгое время, так долго, чтобы получить желаемое: хороший брак, свою семью, статусное положение в Британском Волшебном Сообществе. И она получила всё это.       В течение многих лет семья Блэков была той, на которую равнялась каждая чистокровная семья, той, кому другие пытались угодить. Одежда, в которой женщина выходила в свет, мгновенно становилась модной, её прически копировали, восхищались её сыном, а мужу завидовали. Каждая женщина, которая имеет значение в обществе, — хотела быть ею, каждый мужчина хотел быть её мужем; у неё было всё, о чём она желала, и Нарцисса была счастлива.       Но Нарцисса была, по сути, простой женщиной. Она ставила перед собой какие-то цели, работала над их достижением, радовалась, когда они воплощались в жизнь. Простой. Она любила свою семью до смерти, но никогда не была слишком эмоциональной женщиной, нет. Нарциссу никогда не заботили сантименты, которые так любила Андромеда, или пламенная страсть, с которой Беллатриса бросалась в вещи, которые она хотела или восхищалась. Она — как и её муж, — была стабильной. Она никогда не проявляла эмоций на публике, — это было для Нарциссы ужасной слабостью, — казалось, что её никогда ничто сильно не заботило, включая её сына и мужа; но всегда приходит время, когда от самых совершенных масок приходится отказываться.       Это время пришло для Нарциссы, когда Драко учился на шестом курсе в Хогвартсе. Её мир был разорван на части каким-то ублюдком-полукровкой, — и она не о Поттере сейчас. Человек, который когда-то посмотрел вверх, чтобы стать монстром, одержимым, эгоцентричным; грязнокровный недоносок, решивший захватить власть над миром, используя её семью как свой козырь. Если бы она вспомнила, то увидела бы, что это произошло в ту самую ночь, когда этот выродок приказал её сыну сделать то дело, на которое даже у него самого не хватало храбрости; она действительно потеряла надежду.       Ад, в котором они жили, только усиливался: её муж стал слабым, боялся этого человека, её сын был марионеткой для этого урода, а Нарцисса устала. С неё было достаточно, но в одиночку она не могла сделать ничего. Её сестра Беллатриса не помогла бы, ради Мерлина — Лорд Волдеморт был всем, что у неё было, каждой маленькой клеточкой здравомыслия, что у неё осталось. Итак, Нарцисса Малфой осталась совсем одна.       И она ждала, потому что научилась ждать хорошего шанса, и была вознаграждена за это. Она нашла своего сына в последней битве, и из-за этой измены Тёмный Лорд пал. Нарцисса теперь была свободной женщиной.       По крайней мере, она так думала. Тот факт, что женщина помогла Мальчику-Который-Выжил, не отменял того, что, по утверждениям газет, она сделала. Потребовались бы недели, чтобы её хоть кто-то услышал, если бы не вмешательство этого проклятого мальчика, которому она помогла, но даже он не смог бы стереть её вину. Она была сторонницей, если не Пожирателем Смерти, и должна была быть наказана соответствующе. Она провела месяц в Азкабане и вдруг Нарциссу выпустили. Она даже не знала, как и почему, но всё же. Волшебная правовая система осталась такой же, и её семейные деньги всё ещё оставались действительными, даже если её имя теперь ничего не значило.       Драко был освобождён через неделю после неё, потому что он ещё был несовершеннолетним, когда было совершено большинство его преступлений, и поэтому они оставили Азкабан и их прошлое позади, но так думала только она.       Волшебный мир изменился. Всё изменилось так, что она не могла понять, как она раньше этого не замечала. Старые знакомые семьи, с которыми у неё были дружеские отношения, сейчас смотрели на неё сверху вниз, потому что она предала Тёмного Лорда, об этом писали в каждой газете Великобритании — она на самом деле следит за проблемами мира после разговора со своими знакомыми из Франции и Болгарии. Новые ведьмы и волшебники — магглорождённые и предатели крови — не были бы в одной комнате с ней, если бы у них был выбор. Она была для них, одним словом, нечистью, злом. И таким же они видели её сына — злым, предвзятым и неспособным измениться. Потому что у неё, во всяком случае, было оправдание предательства Тёмного Лорда. А Драко некому было защитить, кроме его молодого возраста и родителей, но люди не склонны так легко прощать.       Из-за всего этого Нарцисса была в конце той своей жизни, которую она знала до этого дня. Оставаться в Британии было невозможным, но уйти в одиночку — с мужем, которому ещё пятнадцать лет тюрьмы, — то есть, если он будет вести себя хорошо, иначе приговор могут увеличить, — она всерьёз думала о новой жизни. Но ей нужна была помощь.       И это привело Нарциссу к маггловскому общественному телефону, с маленьким кусочком письма в руках, она с большим недоверием осмотривала будку с телефоном в ней.       В тот день, когда она вышла из тюрьмы, женщина получила вместе со своими вещами письмо от своей давно забытой сестры Андромеды. Они никогда не были близки — Энди никогда не была действительно близка с кем-либо из семьи, — даже до того, как семья Блэков отреклась от неё, Нарцисса никогда не думала о ней много. Она не презирала её, как Беллатриса, но и не скучала по ней. Вот почему письмо удивило её. В нём Энди сказала, что она уезжает с внуком в какое-то забытое место, которое она не хотела упоминать. Но у письма был единственный способ связаться с ней: проклятый номер и инструкции, как с ней связаться. Она не думала об этом, когда она получила письмо — получить помощь от Андромеды? Она бы не зашла так далеко, конечно, если бы всё не было так серьёзно.       Только теперь она увидела это.       И вот почему она звонила. Глубоко вздохнув, она набрала номер и молилась, чтобы её сестра ответила; она не знала, что делать, если на другом конце провода окажется кто-то другой. Через несколько секунд она услышала голос, который не слышала уже много лет. — Анди? Это Цисси. Мне нужна помощь. ***       Гарри начал думать, что в школе может быть весело. Как ни странно, именно урок химии показал ему это. Он думал, что химия будет очень похожа на зельеварение: много флаконов, невероятно строгие инструкции и почти нет объяснения «почему», только слишком много внимания на «как». Поначалу так и было, но после некоторых слов и объяснений учителя ему понравилась работа. Это было так легко по сравнению с зельеварением, что он и правда начал наслаждаться уроком.       Остаток его утра прошёл довольно хорошо. Он не разговаривал ни с кем, кроме Эдварда, но люди улыбались ему или кивали, когда он проходил мимо, все казались достаточно дружелюбными, и он чувствовал себя странно счастливым: люди смотрели на него только потому, что он был новеньким. Дайте им неделю, и всё исчезнет — он уже будет старой новостью, ещё одним человеком в толпе, — и он сможет завести новых друзей. Конечно, никто не был таким, как Рон и Гермиона — никто не будет таким хорошим другом, как они, — но он будет. Улыбаясь, он вошел в кабинет на свой последний урок перед обедом — на историю.       Сначала он увидел Беллу, сидящую в стороне от класса: она слегка улыбнулась ему, но не помахала, чтобы он подошёл или что-то ещё. А потом он увидел Эдварда, сидящего рядом с маленького роста девушкой и красивым белокурым парнем. Он улыбнулся ему, и Эдвард жестом пригласил его сесть с ними, что он и сделал. — Привет, — сказал Гарри чуть застенчиво, и девушка улыбнулась. — Привет ещё раз, Гарри. Это моя сестра Элис и мой брат Джаспер. Ребята, это Гарри, я познакомился с ним на английском. — Приятно познакомиться! — сказала весело Элис, и Гарри улыбнулся в ответ, она казалась милой. Они оба это знали.       Слишком милая.       И слишком красивая. — А может маггл жениться на вейле? — подумал он, и Эдвард странно посмотрел на него. — Что, чёрт возьми, за вейлы? — вампир задумался, в то время как Элис засмеялась. — Итак, Гарри, тебе нравится новая школа? — Да, это здорово! Я имею в виду, она очень отличается от моей старой школы, но это всё равно замечательно. — Насколько отличается? — Элис спросила, заинтересованно, но вежливо. — Хм… это была школа-интернат, и она была разделена на факультеты, у нас были все наши основные уроки с нашим курсом и соседями с других факультетов. Здесь всё такое… маленькое по сравнению с ней, но это мило.       Эдвард увидел, как Гарри думал о большом и древнем замке с зелёной травой и множеством деревьев вокруг. — Ты скучаешь по ней? По твоей старой школе?       Гарри внезапно стал серьёзным, и Джаспер вдруг посмотрел на него с чем-то, похожим на жалость, и Эдварду стало ещё любопытнее. — Я скучаю по своим друзьям. И школа была тем местом, которое я считал домом очень, очень долго, но не сейчас. Я скучаю по ней, но я не могу её вернуть, не так, как хотелось бы. Это больше не моё место, — он закончил печально, но улыбнулся им вскоре после. — Извините, не стоило этого говорить. Это была хорошая школа.       Три вампира улыбнулись в ответ, но Джаспер казался обеспокоенным. Такой молодой парень не должен чувствовать такую боль.       Урок прошёл без проблем, и после этого они должны были пойти обедать. Эдвард увидел приближающуюся к ним Беллу и, казалось, застыл: всё ещё больно видеть её. Но прежде чем он смог что-то с этим сделать, он услышал, как Джаспер разговаривает с Гарри: — Так что, хочешь пообедать с нами? — спросил парень, и Гарри весело улыбнулся в ответ. — Конечно!       Сказать, что Эдвард был удивлён — ничего не сказать; Джаспер всегда пытался быть вдали от людей из-за их аромата. Возможно, он был исключением и для Джаспера. — Он просто пахнет… не… как еда, — подумал его брат, и Эдварду пришлось скрыть улыбку. Это было именно так. Запах Гарри не похож на запах еды. — Гарри! — парень повернулся и увидел, как Белла подошла к месту, где они остановились, и Эдвард попытался не ревновать только из-за того, что они уже познакомились. Правда, он не знал, к кому, собственно, ревновать. — Эй, Белла. Как Джейкоб? — Отлично, — улыбаясь, она ответила: — Не хочешь ли посидеть с нами за обедом? — она указала на белокурого парня и девушку, ожидающих её у двери. — О, извини, я только что сказал, что буду сидеть с Элис, Джаспером и Эдвардом.       Брови Беллы взлетели вверх, и она посмотрела на Эдварда. — Я его пригласил, — сказал Джаспер. — Может, пойдём? — предложил он, Гарри помахал девушке и ушёл, разговаривая с Джаспером об истории. — Ну, это было впервые, — Эдвард сказал Элис, слишком тихо и быстро, чтобы человеческий слух мог это услышать. — Но Гарри действительно не ощущается как еда. Я думаю, что Джаспер наслаждается этим ощущением — быть рядом с человеком и не чувствовать… жажды, — ответила она тем же тоном. — Но в нём что-то есть, — Эдвард продолжил мысль. — Что-то? — Я не знаю, он просто чувствуется как-то… правильно, что ли. Ты тоже это почувствовала?       Элис улыбнулась, не отвечая, игриво ударила брата по голове, ещё раз подумав о египетском алфавите.       Она не испортит настроение своего брата.