День за днем

После долгой лютой зимы всегда наступает весна. Неважно, какими сильными были вьюги, какой сильный бил мороз. Все равно солнце станет теплее, обогреет своими лучами замёрзшую землю, пробуждая из ее недр хрупкие на вид, но сильные цветы подснежника. Так и с одиночеством – рано или поздно оно отпускает под жаром чувств, которые разгораются из малой искры и превращаются зачастую в пожар. В его жизни снова наступила суровая зима, которая превратилась в полярную ночь без солнца, а наступление весны даже не предвиделось – дожить бы до полярного дня, когда хотя бы станет светлее. Не так страшно и уныло бродить по жизни, если солнце, хоть и холодное, но сияет. Он помнит свою самую яркую весну. Она настигла его летом далекого юношества, когда цвели цветы под окном в палисаднике, в котором работала девочка с копной рыжеватых волос и сияющей улыбкой. Тогда пахло свежим теплым сеном, которое высохло в полях, а сейчас лежало в сарае, дожидаясь зимы, чтобы прокормить коз. В то время в его волосах путались золотистые лучи вместе с зелеными листьями, а с губ не сходила улыбка. Но спиной чувствовалось холодное дуновение зимы, которая грозилась вскоре наступить. Альбус чувствовал, что одинок. Он гнал эту мысль, обнимая сестру и ероша волосы брата, стараясь отогнать холод теплом их кровного родства. Но нет. Этого было мало. Не хватало понимания и открытости, возможности быть честным и с собой, и с окружающими. Альбуса не слышали и, похоже, не пытались. Он выдающийся маг для своего времени и опора семьи, но ему самому не на кого было опереться, он был окруженным пустотой, в которой завывал северный ветер. Его весна наступила летом. Прибыла из сурового Друмстранга вместе с холодным юношей, от которого тянуло стужей. Проявила себя долгими ночными разговорами, побегами на сеновал и прыжками в приятно пахнущее сено. Затем она зажглась искрами, когда ледяные пальцы запутались по соседству с лучиками, вытаскивая тонкие золотистые веточки соломы, и взметнулась пожаром от прикосновения чужих губ. Геллерт разделил с ним одиночество. Он налетел бураном, снося другие порывы, оставляя подле Альбуса только себя. Сестра? Брат? Их скрыла пелена метели, отделяющая прошлую жизнь и их весну на двоих, в которой они обретали свое счастье. Она преобразовывалась в ленивые прикосновения, резкие поцелуи и долгие тягучие ночи. Нормально быть близким с мужчиной? Геллерт говорит, что да. Для их мира это правильно, любить того, кого хочешь. Для мира внешнего они чужие. - Мы изменим его, - шептал Грин-де-Вальд, переплетая их пальцы, глядя в большие глаза, в которых читались надежда и неуверенность. Губы шепчут заклинание, кровь сливается, навсегда их связывая клятвой. Это был пик их весны. Которая мгновенно угасла, когда заклятие попало в Ариану. Никто не понял, кто виновник. Геллерт не отрицал. Но в его глазах читалась правда, которую хотелось стереть. Вместо нее стер самого Геллерта, навсегда сковывая себя вечной зимой. Все было неправильно. Неверно было искать тепло в обжигающем холоде. Но Альбус не может его забыть, не может больше ничем согреться. Ему остается только ждать, когда хотя бы выйдет солнце. Оно взошло над горизонтом – Геллерт вернулся в Европу. Принес новость министр, сам не понимая, что он озарил чужой мир простыми словами. «Вы были, как братья» «Мы были ближе» Золотые лучи вновь путаются в волосах, как маленькие признаки надежды, и вместе с ними возникает фантом почти забытых рук, которые так нежно прикасались, согревая. Быть может это не фантом, а странная реальность, как тогда, возникшая лишь только для двоих. Иль просто с ним шутит собственное сознание, испорченное проклятым зеркалом? Еще не потухли те искры, которые он старался затушить. Интересно, а у Геллерта тоже? Возможно ли пробуждение весны и расцветание нежных подснежников чувств, которые затоптали будни реальности и собственная жестокость? Позже Альбус прижимает к себе их кулон и чувствует забытый запах сена, ощущает ледяные пальцы в волосах и чужую улыбку на своих губах. Он хочет вновь там очутиться и молится, чтобы заново смог вспыхнуть тот огонь, а мир все же принял двоих скрывшихся за вьюгой, оберегаемых собственным теплом.