День за днем

Нет ничего такого страшного в том, чтобы показывать свои чувства. Смеяться, когда весело, плакать, когда грустно, волноваться, когда страшно, кричать, когда злость кипит. Эмоции делают человека человеком, без чувств мы умираем. Шисуи не боялся чувствовать, ему было приятно показывать свое внутреннее состояние, потому что так он осязал свое состояние и ощущал свое существование. Шиноби должен уметь держать себя, но все время быть на цепи невозможно. Итачи другой. У него все в рамках, все скрыто, потому что ему страшно. Нет, он не говорит об этом напрямую, но Шисуи видит внутреннюю клетку, в которую его друг загоняет свои эмоции, запирает их там, а замок цепями укрепляет, чтобы, не дай Бог, не вырвались. Однажды ребенком его предали, показав, что его душа никого не интересует, что важнее всего сила. Поэтому он скрывается, чтобы не получить надежду, которую сразу же уничтожат. Шисуи видит. Он много видит лучше других и понимает больше. Кому нужны чувства на поле боя? Никому - они всего лишь лишнее дополнение, от которого нет никакого толку, лишь сложности добавляет. Шисуи понимает, почему так хочется спрятаться. - Не бойся казаться слабее, - улыбается юноша, искоса глядя на друга. Тот лишь отворачивается, пригубив из бутылки воды. Жара испаряет силы, а тренировка уменьшает их ещё быстрее. Шисуи видит, что скоро цепи падут, а решетки сорвутся. Еще чуть-чуть, несколько слов и жестов. Надо немного, чтобы открыть даже самого скрытного. - Чем дольше плотина сдерживает поток, тем сильнее будет наводнение, - задумчиво протянул Шисуи, разглядывая тени деревьев, растянутые на высохшей земле. Трещины на ней похожи на шрамы на коже. История каждого запечатлена в памяти, как будто выжжена огнем. Один оставлен на тренировке, тот, что на плече, ему оставил враг, на груди ему достался, когда их команда попала в засаду, и он прикрывал младших товарищей. Нет ничего страшного в том, чтобы признавать свои слабости, из-за которых получаешь раны, из-за которых можешь долго сам себя изводить. Шисуи готов признавать, что не идеален, и идти дальше. Итачи другой. Он скорее возненавидит себя за то, что чего-то не может, и только потом возьмется за совершенствование. Но призрак старых ошибок будет давить, преследуя на каждом шагу, не давая свободно вздохнуть. - Мне страшно, - произносит тихо Итачи. И Шисуи это понимает. Он не ждет, что на него рванет стая сдерживаемых до этого эмоций. Не ждет лавины или бурного потока. Ему хватает небольшой щели между дверью и прутьями, и он сам тихонько проскользнет в уже родную душу. Ему уютно среди его зверей, чтобы тот себе не надумал. Итачи вслепую находит чужую руку. Забавно, но он изучил ее лучше своих. Чувствует вмятину от раны между большим пальцем и указательным, у основания среднего ощущается тонкий шрам, ладонь рассекает широкий след от лезвия, у косточки на запястье еще чувствуется широкий ожог. Но нет надежнее руки и нет приятнее человека. - Ты боишься когда-нибудь? – тихо произносит Итачи, сильнее сжимая крепкую ладонь. Тепло так греет, как ни один костер и никакие объятья. - Я боюсь всегда, - честно отвечает Шисуи, приобнимая за плечи сжавшегося друга. – Просто признавать этого не стыжусь. И сражаюсь со страхом в открытую, а не за закрытыми дверьми. Итачи тихо смеется, пряча обреченную улыбку на чужом плече. Мечтает он быть таким же – честным и сильным. Сможет он когда-нибудь таким стать? - Сможешь, - смеется Шисуи. - Вслух озвучил? – удивляется Итачи, поднимая голову. - Нет, просто знаю, о чем ты думаешь, - улыбается Шисуи. – Я знаю тебя. А Итачи знает себя? Определенно , не так хорошо, как мог бы. Но ему не о чем беспокоиться. Как бы он не закрывал свою душу, какие бы замки и печати не накладывал, есть один шиноби с темными вихрами кудрявых волос и теплым взглядом, которого ничто не останавливает при подступе к чужим эмоциям. Итачи сильнее сжимает ладонь, а Шисуи крепче прижимает к себе. Вместе им проще. Вместе страх отступает, а дверцы раскрываются настежь.