День за днем

Руки пробивает нервная дрожь, а перед глазами туман все застилает, голова кружится, как будто после бутылки паленного алкоголя. Ничего, кроме страха, не осталось. Он охватывал, как спрут, щупальцами, проникая в самые закоулки жестокой черной души, терзая ее изнутри, заставляя ее вновь обильно кровоточить. Ужас крушил разум, дробя его в пыль, занимая его место, чтобы обладатель медленно сходил с ума, вновь и вновь погружаясь в свои самые страшные кошмары, которые в свое время были явью. Занзас задыхается, не видя ничего перед собой, однако он не может опустить веки, широко держа глаза открытыми, чтобы фантазия не подкинула слишком яркие картинки. В таком положении все было размыто – и настоящее, и прошлое. Рот бессмысленно открыт, из горла раздаются глухие хрипы слишком частые, как и прерывистое дыхание. Панические атаки? Так говорили эти горе-докторишки, которые суетливо носились перед ним первое время после освобождения. Их мельтешение только еще больше раздражало, в глазах рябило от белизны их халатов и натянутых неестественных улыбок. Холод возвращался. Вместе с той самой «паникой», которой не существует в этом мире, она совершенно иная, а не та, которую все привыкли видеть. Руки дрожат сильнее, а легкие разрывает от мороза, который проник внутрь и иголками пронзает все органы, поражая их льдом. «Хватит», - пытается прокричать Занзас, но вместо этого выплевывается очередной хрип, а на языке чувствуется собственная горькая противная на вкус кровь. Ногти раздирают кожу на ладонях, прибавляя к и без того огромному количеству шрамов еще несколько уродливых кривых линий. Но эта боль ничто в сравнении с тем кошмаром, который надвигается на него. Вместе с этим раздражающим, бесящим сочувствующим приторным взглядом старика, который смел говорить, что он его отец. Отец, который направил на него оружие и заковал в ледяную тюрьму. Забота? Ха! Его просто в очередной раз захотели выкинуть, как ненужную вещь. Он всегда был лишним, лишним и неправильным, ошибкой мира, которая еще, на удивление, продолжала жить. Несмотря на все попытки уничтожения. «Выпустите меня», - вновь попытался воззвать Занзас, вцепляясь пальцами в волосы и хрипя, задыхаясь от подступающих рыданий. Фантомная ледяная корка ползла по ногам, замораживая их, не позволяя сбежать. Она поднималась все выше по голени к бедрам, сковывая. Занзас хотел начать сдирать лед с кожи, но оцепенение не проходило. И ему оставалось только смотреть на это и задыхаться. - Хватит, - еле слышно прошипел мужчина, все же жмурясь. Лучше видение прошлого, чем галлюцинации в настоящем, которые слишком походят на правду. Мелькают картины того самого зала, в котором он долгие годы стоял ледяной статуей. Много лет холода и страха. - Только не снова, - хрипит Занзас, раздирая ногтями виски в кровь. Ее тепло немного отрезвляет, но этого мало, чтобы наконец раскрыть глаза. Он ощущает прикосновение. Оно тоже холодное, но обжигает не хуже каленого железа. Веки медленно поднимаются, и его ослепляет белизна чужой кожи, тонкой, через которую видны синии линии вен и сосудов. Длинные пальцы холодные, но от них веет жизнью, и Занзас тянется за ней, подставляясь под ладонь, которая как-то ласково гладит по голове. Она снимает страх, как траурную вуаль, скидывая ее на пол. Паника скулит и жмется, как побитый пес, под жестким взглядом льдистых глаз. От прикосновения горячих губ к взмокшему лбу все отступает, и Занзас наконец может спокойно вздохнуть. - Просто дыши, - тихо произносит Скуало, слегка надавливая на крепкие плечи. Он подчиняется и укладывается на взъерошенную постель, с которой несколько минут назад вскочил от кошмара. Вдохи пока приносят болезненны, но само ощущение свободного дыхания приносит радость, и Занзас пытается насытиться воздухом. Он прикрывает лицо ладонями и с силой проводит, снимая остатки ужаса. Взгляд наконец до конца проясняется, но фокусируется еще странно – самым четким и ясным остается Скуало. - Оборзел, мусор, так просто ночью ко мне в комнату приползти, - скорее по привычке произносит Занзас. Скуало слегка усмехается, понимая, что это просто попытка вернуть себе лицо. Но оба прекрасно понимают, что в данном случае это необязательно, потому что видели друг друга во всех проявлениях, даже самых отвратительных и низких. - Боюсь-боюсь, чертов Босс, - подыграл мечник, поглаживая по испещренной шрамами широкой груди, ощущая пальцами уже уровнявшийся стук сердца. - Бойся, - усмехнулся Занзас, уже хищно осматривая почти полностью обнаженное тело подчиненного. Он рывком тянет на себя капитана, жестко вгрызаясь в его губы, воруя тепло его тела. Занзас сжимает длинные белые пряди, втайне от их обладателя восхищаясь шелковистой мягкостью, которая успокаивала и возвращала ясность мысли. Чужая кровь намного вкуснее собственной – терпкая, как дорогое вино, и примерно также пьянящая. Занзас чуть ли не вылизывает рот подчиненного, собирая все его вкусы. - Остаешься со мной, - выдыхает он, отрываясь от припухших, слегка кровоточащих губ Скуало. По его лицу было понятно, что тот и не собирался никуда уходить, но Занзасу важно считать, что все в его руках и под его контролем. Он прикрывает тяжелые веки снова чувствует холодные пальцы в волосах, которые теперь уже призывают ему спокойный сон. Скуало лежит рядом и гладит по голове до тех пор пока Занзас не засыпает, только после этого он позволяет себе самому опустить голову на смуглое плечо и закрыть глаза. Ни один кошмар не посмеет потревожить его Босса, пока он рядом. И это уже никогда не изменится.