День за днем

Почему-то всем было страшно погружаться в нее. Она отпугивала одним своим существованием, одна мысль, что она настигнет тебя, приводила в ужас, который выражается зачастую истериками. Людям страшно переступать ту черту, за которой ждет та, которая лишает, возможно, самого ценного, что даровано человеку. Все боятся лишиться зрения и опуститься в непроглядную, всепоглощающую темноту, которая топит, медленно убивая, заставляя блуждать в лабиринтах неизвестности без права на выход. Для всех членов клана Учиха тьма является родной сестрой, матерью и подругой. Им всем известно, что рано или поздно все они предстанут перед ней, и такая участь не внушает ужаса. Для них это нормально, потому что неизбежно. Бояться и рваться из себя бессмысленно, история и физиология против них, и всех «счастливых» обладателей ждет в свои объятьях слепота. Итачи знал, что рано или поздно с ним это произойдет. Бремя гения клана накладывает не только груз ответственности на плечи, но и приговор, который настигает раньше, чем других. Он встретил темноту, как долгожданного друга. Она ласково провела руками по бледному лицу и положила на глаза темную прохладную ткань, которая плотно облегала, лишая последних лучей солнца. Итачи никогда не думал, что во тьме много цветов. Она оказалась многоцветной, в ее черноте содержалось сотни оттенков, изучение которых стало главным занятиям. Кому нужен слепой шиноби? Итачи в один миг стал обузой для деревни и клана. Никчемный и жалкий - он никому больше был не нужен. Он гнал прочь мать, кричал на брата, который порывался добраться до него. Никого не хотелось чувствовать рядом, потому что сам Итачи начинал чувствовать себя инвалидом, которого лучше бы убили, чем пытались поддержать его жалкое состояние. Чем ему дальше заниматься, что делать? От него нет никакого толка, чем просто лежать в больничной палате, вглядываясь в темноту и вслушиваясь в звуки мира. Шум ветра за окном, шелест медицинских халатов и шлепанье тапок по кафельному полу за дверью, стоны, а иногда разговоры и смех за стенами. Жизнь не остановилась, она продолжала свое мерное течение, но Итачи выпал из потока, оставаясь на берегу выброшенной рыбой. Эти шаги сразу захватили его внимание и заставили по-новому вздохнуть. Эта легкая поступь заставила вздрогнуть и чаще задышать, сжимая губы и пальцы в кулаки. Это этот человек никогда не должен был узнать о том, что с ним случилось. Для него Итачи должен был исчезнуть навсегда, потому что это высшая степень унижения, которая походила на кунай у горла. Но и сказать против он ничего не сможет – с ним беспомощность налетала, как сокол на мышь. Дверь открылась тихо, даже слишком, если бы Итачи не тренировал от невозможности другого слух, то тоже б не услышал. Воздух легким ветерком налетел на безвольное тело бывшего гения, легкой паутинкой свежей прохлады оплетая его. Тоненькие нити порвались от прикосновения горячей для ледяного мира Итачи руки, которая легла поверх его ладони. Несколько бесконечных секунд одна лежала поверх другой, пока все же не наступил перелом – дрожащие бледные пальцы переплелись с другими, более уверенными. Губы Итачи задрожали, а тело затряслось от немых рыданий, а по щекам покатились обжигающие слезы, оставляющие на лице ожоги. Но влажные дорожки стали медленно стирать заботливые руки, не давая соленой воде упасть на белую простыню. Итачи не переставал плакать, сжимаясь, стараясь спрятаться от ощущаемого теплого взгляда, который проникал под больничную рубаху до самой души, которая гуляла в лабиринте темноты. Прикосновение чужих губ к собственным и последующие крепкие объятья, позволяющие в них спрятаться от всего мира, показались давно забытым ярким солнцем, которое вновь ослепило, но оставило приятное послевкусие. - Не отпускай меня, Шисуи… - Я всегда буду рядом.