День за днем

Раз-два-три. Раз-два-три. Жизнь кружится в ритме вальса, в котором ты бессмысленно движешься на автомате по кругу, не имея возможности выйти из вальсирующих пар. Он танцует сам с собой. Его движения странные и неуверенные, неуклюжие и неуместные, как будто наступает кому-то на ноги. Джон никогда не умел танцевать. Не его это. В школе его пыталась обучить этому сестра, но вскоре она признала, что ее брату медведь ноги отдавил, и бросила это занятие. На войне он вальсировал со Смертью, уводя ее подальше от раненных людей, как врач, спасая их на бойне за чью-то власть. Но из-за этого Джон Ватсон выбился из общего ритма. В одной руке сжимая талию партнерши, а в другой оружие, привыкаешь к другому ритму, резкому и четкому, как выстрел и приказ. Но в мирной жизни все иначе, и перестроиться Джону было невозможно – четкий счет не покидал его голову, даже во сне продолжая приговаривать: Раз-два-три. Раз-два-три. - Джон, ты абсолютно бездарен, - недовольно фырчит Шерлок, в очередной раз высмеивая попытки сожителя научиться танцевать. Прием у Майкрофта обязывал обоих мужчин знать этикет и правила хорошего тона в подобном высшем обществе, и танцевать им сто процентов придется. Но Ватсон, зная о своем неумении, решил заранее потренироваться, взяв в партнерши швабру. К сожалению, даже она была недовольна своим партнером, что Джон явно ощущал, как бы странно это не звучало. Так еще и Шерлок решил посмотреть на чужие старания и не упускал возможности высмеять и показать свое превосходство. - Как хорошо тебе живется: ты и не думаешь, и не слышишь, - закатил надменно глаза Шерлок, глядя, как в очередной раз Ватсон сбился с ритма. Он никогда не был музыкантом и не намеревался им становиться. И вообще, если бы не самодовольный Холмс, точнее оба, Джон никогда бы не стал этим заниматься. - Да, Шерлок, ты как всегда совершенен во всем, - едко фыркнул Ватсон, хотя по странному выражению лица его собеседника было понятно, что тот не понял сарказма и тонкой издевки в чужих словах. Как будто ребенка оскорбить и ощущения примерно такие же – гадкое чувство на душе от собственной ничтожности из-за самоутверждения за счет глупого малыша. То, что Шерлок давно уже не малыш, как-то не успокаивало. Джон снова по-военному выпрямил спину и сжал в руках древко швабры. Он начал шагать, предполагая, что пытается танцевать, хотя со стороны это походило на мучения деревянного солдатика. - Такими темпами у Майкрофта ты опозоришься, - вздохнул равнодушно Шерлок, вскакивая с кресла, в котором в течении часа он наблюдал за чужими потугами. Холмс резко выдернул из чужих рук несчастную швабру и, пока Ватсон не понял, что происходит, схватил за широкую ладонь и положил свою руку на его талию. - Все должно быть легче, - почти по-кошачьи мягко произнес Шерлок, заглядывая холодно в чужие глаза, гипнотизируя, без возможности скинуть это серое волшебство. И он начал вести. Как и с первой встречи. Именно Шерлок научил Джона не обращать внимания на чужой танец, идя так и в том ритме, который привычен ему – быстрый и резкий, с неожиданными выпадами и поворотами. Только так и может бывший солдат жить, обнимая снова образ Смерти, пришедшей к нему в виде высокого худого молодого человека с бездонным серебром глаз, вихрами черных завиток волос, холодной усмешкой. Тогда Шерлок начал вести потерянного Джона в танце жизни, и сейчас он вновь взял на себя ответственность за чужие шаги. Раз-два-три. Раз-два-три. Разве мы опять не сбились с общего темпа? Нет, мы настроились на свой, только для нас двоих. И раз-два-три.