День за днем

Вторую ночь Святой Отец стоял у икон. Вторую ночь подряд он вымаливал прощение у Всевышнего, стоя на коленях перед святыми образами, вдыхая аромат церковных свечей. Отец Александр совершил страшное преступление, которое несоизмеримо с земными мерками. Он предал свой сан и свою веру, предал того, кому поклялся служить, кому направлять безгрешные мысли. Он посмел страстно и горячо, плотски возжелать. Впервые ему тесно было в своей робе, в первый раз крест на груди обжигал, причиняя неимоверную боль в глубине. Впервые Александр пожалел, что стал священнослужителем. Он всегда знал, что будет служить Богу. Когда сжимал хрупкую ладошку Изабель, вытаскивал Джейса из передряг, он благодарил Бога, что уберег троих брошенных детей от серьезных бед и просил его дальше о помощи, чтобы он защитил их на жизненном пути. И всегда Господь слышал его. Ни разу не отворачивался от своего послушного сына, потому Алек пожелал посвятить себя всего Всевышнему. Он отказался от мирской жизни, от всех плотских удовольствий, чтобы не было лишних мыслей и соблазнов. Отец Александр был образом добродетельности и безгреховности, по-настоящему святой, чистый телом и духом. Но сам Алек усомнился в этом. Ибо и он оказался способен на тяжкое преступление. Цыгане далеко не редкость. Они кочуют по стране, распевая свои тягучие песни, под звуки бубна и гитар выплясывая зажигательные танцы на площадях перед людьми. Отец Александр открывал для них двери церкви, веруя, что храм Господень принимает всех под своими сводами, какой бы расы, пола или верования они не были. Алек не ходил за цыганским табором с крестами, чтобы изгнать из них демонов, но всегда приглашал на молитвы и на исповеди. Те посмеивались и качали головами, удивляясь светлой доброте священника. Табор снова пришел в город, где его так тепло встречали. Они устроили представление на площади перед церковью, привлекая большую толпу зевак. Отец Александр сам не упустил возможности взглянуть вблизи на выступление свободного народа. И именно там он увидел своего дьявола. Он несколько отличался от остальных цыган, но, как известно, табор принимает всех в свою семью, чтобы жить свободной жизнью. Юноша был необычайно гибок, подобно дикой кошке, которая манит к себе, но таит опасность. Гладкая кожа отливает бронзой, притягивая горячие взгляды своей идеальностью. У него сияющие почти золотые глаза с хитрым соблазняющим прищуром, полные губы, на которых цветет мягкая улыбка. Он танцует под перезвон монеток на браслетах, оплетающих руки, и на легких одеждах, и ему как будто не надо было другой музыки, кроме той, что он создает сам. Юный цыган обводил довольным взглядом толпу, которая обомлела, подчиненная чарующими движениями и красивым телом. Закончив свое выступление, он, как и положено, обошел людей, собирая деньги, которые определенно заслужил. Цыган замер на секунду перед отцом Александром, заметив крест на его груди, а затем сладко ему улыбнулся, произнеся одно слово. «Магнус». Так Алек узнал имя своего дьявола. святой отец? – с мурчащими интонациями спросил Магнус, встретив чуть позже Александра у стоянки цыган. – Мое сегодняшнее выступление. - Да, это было… волшебно, - с легкой неожиданной хрипотцой ответил Алек, отворачиваясь, смутившись своей реакции. Но после резко добавил: - Но танцевать подобные танцы греховно. Тебе следует покаяться. - Вот как? – задумчиво протянул цыган, сложив руки на груди, снова зазвенев монетками. – Но если мне это нравится, это плохо? - Дело не в том, что нравится или не нравится, - нахмурился сурово Александр, - а в том, что праведно. - Как сильно, Вы заковали себя, святой отец, - произнес Магнус, хитро блеснув глазами, касаясь кончиками пальцев креста на груди. Это прикосновение прожгло все преграды и дошло до сердца, превращая все внутри в пепел. – Бог, получается, хуже конвоира, ведущего обреченного на эшафот. Тот, кого ждет смерть, получает удовольствие от жизни. А Вы лишили себя всего. Голос юноши походил на мед – тягучий, сладкий, заставляющий слушать и слушать, не смея пропустить ни слова. Если бы у Алека был такой голос, ни один прихожанин бы не пропустил служб. Глаза Магнуса сверкали в полумраке, на коже сверкали отблески пламени костра, разожженного его соплеменниками. - Не хотите отложить в сторону крест? – прошептал Магнус, почти касаясь горячими устами чужих губ. Он, будто кот, играл с ним, готовясь вот-вот поймать в свои когти несчастную жертву, идущую добровольно в его руки. Но Алек не пошел. Он сбежал от невыносимого цыгана и упал на колени перед иконами, чтобы замолить перед Господом свое прегрешение. Александр почти поддался зову плоти, готовый овладеть прекрасным юношей, который по факту сам себя предлагал. Но он удержит себя. Не позволит себе совершить это страшное преступление. Или же пойдет на самое дно, утонув в чужих глазах, и не вернется, навсегда оставшись в этом омуте, остановив собственное сердце.