День за днем

Деревья были охвачены огнем, как и потемневшая от сырости земля. Нет, не тем, что разрушает все своим жаром, обращая в черную пыль пепла, не давая возможности восстановиться. Это пламя шуршало под ногами, вместе с ветром создавая музыку увядания, такую правильную и привычную для этого времени года. Накрапывал мелкий, как крошка хрустального стекла, дождь, легкой дымкой зависая в воздухе, как туман, туша яркий пожар. Штанины ниже колена намокли, на лаковые ботинки ложилась влага, собираясь в большие капли, скатываясь слезами на землю. Закончилось яркое счастливое лето. Наступило время все обдумать и сделать выводы. В момент угасания всегда приходится собирать все, что накопилось в момент цветения и яркости, чтобы отпустить, подвергнув павшему огню, или что-то запрятать и верно хранить в корнях. Генри не жалел ни об одном из прожитых дней. Он не утратил своей веры, что жизнь нужна для того, чтобы получать удовольствие. Просто со временем получается удовлетворяться другим вещам, чем в юности. Зрелость приносит новые мысли и новые ощущения, новые требования для души и тела. Но было еще то, что требовалось до сих пор, что дурманило сознание и чувства, притягивая к себе удивительным светом. Дориан Грей. Для многих это имя стало синонимом Дьявола, и Генри тоже был согласен во многом с этим. Однако в темных искусствах он все же еще стоит на порядок выше. Генри никогда не оглядывался назад и ни о чем не жалел, Дориан же утопал в своих желаниях и удовольствиях, но в страхе начинался барахтаться, боясь погрузиться глубже. Но это все равно было интересно. Грей был очень интересен, даже до сих пор, когда он покинул своего учителя и того, кто во многом первый научил познавать удовольствия. А Дориан остался для Генри чем-то недостижимым и прекрасным. Ангел? Нет. Но на иконах пишут не только святых. Одновременно и больно, и интересно было наблюдать, как искажается прежний лик, внешне оставаясь таким же прекрасным и чистым, но изнутри прогнивая, превращаясь в изломанную куклу. Он ли ее ломал? Генри нанес первую трещину, заманив в ловушку из собственных слов и чувств. Желаний. В какой-то момент лорд просто пожелал окунуться в океан, носящий имя Дориана Грея, чтобы познать пик наслаждения, прежде неизведанного. Хотелось бы надеяться, что не только Генри ни о чем не жалел. Он потянулся вверх, касаясь кончиками пальцев обнаженной ветви, стряхивая с нее дождем крупные капли, которые окропили темные с ранней проседью волосы и острое еще сохранившее красоту лицо, которое не портили первые морщины. Генри с улыбкой вспомнил солнечное лето и теплый день в этой роще, когда впервые познал Дориана. Настоящего, с той тьмой, присущей каждому человеку, которая всегда была и в нем. Он вспомнил его ласковую нежную улыбку и несочетающийся с ней демонический огонь в глазах. Вспомнил теплые губы на своих и тот поцелуй, обещающий много большее, чем просто любование и эстетическое наслаждение. Руки вновь ощущали бархат кожи и гибкость стройного тела, которое льнуло к нему, желая узнать, что же будет дальше. Дальше было многое. Не сказать, что долгое, в конце концов, Дориан всегда был любопытным юношей, и его желание увидеть и прочувствовать большее было понятным и даже поддерживалось Генри. Он не вправе был зацикливать его на себе. Отпускать его было легко, но Генри бы соврал, если бы сказал, что не хотел бы вновь повторить эти дни и эти ощущения. Но лето проходит. Тускнеет солнце, превращаясь из драгоценного золота в блестящую, но холодную бронзу, деревья вспыхивают пламенем, что-то уничтожая, что-то надежно пряча до следующего лета. Генри вздохнул, улыбаясь все той же прежней хитрой усмешкой, по-лисьи щуря глаза, хотя очаровывать сейчас некого было. Просто на лицо на мгновенье упала золотая сетка, сплетенная из золотых лучей, до слуха донесся переливчатый смех, а губ коснулись те нежные, которые носили имя Дориана Грея.