День за днем

Англия всегда была таковой – серой, туманной и дождливой. Солнечной она никогда не была, ее такой делали обрывки воспоминаний, которые крутились в водовороте, как в голубой сияющей бесконечности Омута Памяти. Дождь шел уже несколько дней без остановки. Он лишь прекращал бить бешенным потоком, переходя к более мягкой и легкой, почти ласковой мороси, еще больше сгущая покров тумана. Геллерт не скучал поэтому. Нет, у него не было такой уж огромной любви к жаркому климату и вечному солнцу над головой. В конце концов, вся его юность прошла в холодном Дурмстранге, а после он долго мотался по Европе, которая пестрила разнообразным и не всегда мягким климатом. Однако Туманный Альбион был единственным таким в своем роде – скрытый дождями, как многослойным серебристым тюлем, в котором скорее запутаешься, как в паутине, чем пройдешь в глубину. Туман сбивал с пути и путал дорогу, не давая дойти до конечной цели, постоянно мешая и сбивая с намеченного. Это Геллерт тоже не любил. Потому обходил всегда стороной опасный континент, боясь вновь оступиться, как уже было однажды. Альбус Дамблдор – его самая лучшая находка и самая большая ошибка. Тот был ярким олицетворением Англии – скрытный и непредсказуемый, наводящий туман на окружающих, запутывая их в своих нитях. Таким он становился долгое время, и Геллерт боится думать, что сам сделал его таким. Хотя наметки этого были изначально. Грин-де-Вальд видел эту загадку в чужих глазах и чувствовал запах дождя от чужой кожи. Он научил Альбуса пользоваться тем, что у него есть: не только острым умом и хитростью, дальновидностью и восприимчивостью к окружающему миру, но и умением скрываться от него. Геллерт не любил Великобританию с ее вечными дождями, которые всегда проникали не только под одежду, но и под кожу. Как ясный голубой взгляд и теплые нежные руки. В серости тумана, как в бесконечности Омута Памяти, мелькают картины прошлого, сбивая с намеченного плана и конкретных целей, заставляя даже в чем-то усомниться. Усомниться, что было неправильно отпускать того, кого он мог считать равным и кого сумел легко заарканить. Или все же заарканили его? Грин-де-Вальд не любит дождь в любой точке мира, потому что в его шуме он слышит шелестящий голос Альбуса, когда тот в тишине спящего дома продолжал шепотом разговаривать с ним, даже не особо прося ответов. В плотной стене ливня он видит затуманенный рассеянный взгляд, который пленил намного крепче и надежнее, чем все магические тюрьмы мира. Даже легкий, невесомый аромат, витающий в воздухе в такие пасмурные дни, напоминал о том, как тепло и приятно было чувствовать юного Дамблдора в своих объятьях, вдыхая запах его тела. Геллерт не избегал дождей. Он принимал их, как неизбежное, вновь прокручивая события давно минувших дней, вновь приходя к выводу – так было нужно. Нужно было оступиться, встретив этого рыжего дьявола, и отпустить его, чтобы достичь того, что было у него сейчас. Нужно было тогда оставить его с одними лишь потерями и пустотой в сердце, оставив неизгладимый след. За стеной дождя, по ту сторону серебристой дымки, за толщей туманов и крепких стен неприступного замка Геллерт знает, что его помнят, и эта память будет вечной, как шрамы на руках, когда-то соединившие их в клятве. Грин-де-Вальд знает, что не только он видит дождь, как способ защиты. Альбус прячется за его стеной, зная, что Геллерт не осмелится пройти сквозь стену ливня. Но только до поры до времени. Рано или поздно темный маг сможет без опаски пересечь границу, сможет, не потерявшись, пройти через туман, чтобы достичь желаемого и заполучить то, что всегда желал – Дары Смерти и великую власть над всем живым и мертвым. В особенности над Альбусом Дамблдором.