День за днем

Диск тихо жужжит внутри проигрывателя, постепенно все быстрее раскручиваясь. Программа медленно загружается, готовясь к работе. Темный экран и большой треугольник посередине – все готово к просмотру, но решиться нажать на плей, почему-то, очень трудно. Палец дрожит, замерев над кнопкой, и нет сил опустить его, чтобы наконец начать. Страх, отчаяние и боль – они барьерами препятствуют, наверно, чтобы уберечь от еще больших переживаний, которые этот процесс может принести. Однако иногда необходимо окунуться в боль, чтобы, выйдя из ее омута, стать сильнее прежнего. Только есть огромный риск не вернуться совсем и совсем впасть в бездну темных чувств, которые спрячут от него свет солнца. Тихо щелкает мышка. Диск внутри зажужжал еще громче и активнее, пугая тем, что слишком нагреется. Экран мигает, и появляются первые кадры. Камера качается и слегка трясется – видимо, ее включили слишком рано, не успев нормально поставить. На заднем плане слышатся шумы, тихая ругань и шорох рук по микрофону. Затем камера поворачивается, и на экране появляется изображение молодого юноши с длинными черными волосами, заплетенными в низкий хвост, который недовольно щурился, глядя чуть выше объектива. «Ну же, Итачи, улыбнись, это же твой выпуск», - хрипло смеется человек за камерой, на что собеседник недовольно хмурится. «Я бы не назвал это праздником», - вздохнул Итачи, сдавшись под чужим напором. Камера вновь трясется, а микрофон улавливает смех оператора. «Сказал гений, что поступил раньше времени и также рано закончил», - произносит он, все также ловя в объектив хмурое бледное лицо. «С тобой та же история приключилась», - резонно заметил Итачи, приподняв темные тонкие брови, едва изгибая губы в усмешке. Это было настолько незаметно, что нельзя было сразу распознать. Но не для человека, хорошо знающего его. «И тогда, и сейчас я улыбаюсь», - произнес человек за кадром. Камера неожиданно склонилась, криво снимая ноги, но после все же выровнялась, снимая уже двоих людей, один из который держал камеру на вытянутой руке. «Давай вместе со мной», - произнес оператор, обнимая друга за плечи, прижимая к себе, ярко и солнечно улыбаясь. «Ты невыносим, Шисуи», - покачал головой Итачи, прикрыв глаза, но после посмотрел прямо в камеру, неловко, но не менее радостно улыбаясь. Экран резко погас, а затем снова зажегся, уже показывая другое видео. На фронтальную камеру все тот же Шисуи, растрепанный, но абсолютно счастливый, снимал себя и вид квартиры за спиной. Простая и уютная в светлых тонах. Комнаты не пестрили многообразием предметов декора и цветов, но чувствовалось, что эта квартира любима хозяевами. «Вот, наконец, открыта последняя коробка, - радостно известил Шисуи, входя, судя по всему, в спальню. – Ты рад?» Парень повернулся, снимая сидящего на постели, складывающего аккуратно одежду Итачи, который поднял на вошедшего снисходительный взгляд. «Еще как, - с сарказмом ответил он. – Теперь осталось все из нее разложить по своим местам» «Он такой зануда», - доверительно прошептал Шисуи, корча скучающую гримасу, а объектив поймал, как на заднем плане Итачи закатывал глаза. Оператор резко сел на кровать, продолжая съёмку, уже ближе запечатлев равнодушное лицо Итачи. «Зато теперь мы вместе и только вдвоем», - примирительно заметил Шисуи, целуя парня в щеку, снизу(-)вверх глядя в чужие глаза. А Итачи не мог не смотреть на этого мальчишку в теле взрослого без любви во взгляде. Вновь все потемнело. Затем появилось тусклое изображение. Предрассветные сумерки. Взворошенная постель. Итачи еще спал, положив голову на обнаженное плечо Шисуи, который вертел в одной руке камеру, пытаясь хоть как-то выправить кадр. От усердия он высунул кончик языка и тихо пыхтел, но старался сильно не ворочаться, чтобы не потревожить чужой сон. Вроде изображение выровнялось, и Шисуи довольно улыбнулся, повернув голову, чтобы посмотреть на спящего. Он тихо рассмеялся чужому умиротворению и осмелился кончиками пальцев коснуться волос, едва их поглаживая. Хитро стрельнув глазами в камеру, Шисуи коснулся губами чужого лба, отчего Итачи слегка поморщился и заворочался, однако вскоре успокоился, удовлетворенно вздохнув, когда обнял парня поперек груди. «Ты такой смешной, когда спишь, - щуря глаза, произнес шепотом Шисуи, уже повернувшись к камере. – Тебе не стоит бояться, когда я рядом. Я защищу твой сон от любых кошмаров. Как рыцарь? Хах, забавно, да?» Он тихо рассмеялся, свободной рукой обнимая Итачи, прижимая к себе. «Я люблю тебя, - прошептал Шисуи. – Что бы ни случилось, помни это» Видео остановилось. На экране замерло изображение счастливого и уверенного в своих словах Шисуи, который, как будто сквозь камеру, смотрел прямо на него сегодняшнего – разбитого и потерянного. Итачи едва заметно дрожал, кусая губу. Он сидел в одиночестве в той самой квартире, в которой когда-то они были вдвоем. Теплота и уют, которыми она полнилась, куда-то исчезли, оставив холод и тоску. От Шисуи осталось только воспоминание и ноющее сердце, которое сжалось от таких простых, но безумно важных слов, прозвучавших в динамиках. Увы, ему уже никогда не услышать их вживую. Итачи касается пальцами экрана, но не ощущает тепло чужой кожи. От Шисуи у него осталась любовь и диск с видео, которые тот записывал на будущее, чтобы потом вместе пересматривать. Но смотрит один только Итачи. Больше у него ничего не осталось.