День за днем

Горло давит крик. Он стоит как камень в глотке, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть, заставляя подавиться остатками слов, которые так и не смогли вырваться. Кожу лица печет соль и ветер, который превращался в тонкие лезвия с каждым новым порывом, нанося такие тонкие порезы, что их даже не было видно, но в купе с солью они приносили адскую боль. «Не делай этого, прошу не надо». Мольба в мыслях не могла быть озвучена. Крик, не вырвавшийся наружу. Его будто парализовало, будто каждый нерв, каждая мышца оказались приделаны к прочным невидимым нитям, которые тянулись к рукам незримого кукловода, который, хрипло смеясь прямо в ухо, прочно держал свою игрушку, не давая ей сдвинуться с места. Итачи просто стоял, распахнув глаза и раскрыв рот в немом крике. Он слышал слова друга, которые смешались со стоном ветра и скрипом деревьев, грохотом бурного потока под ногами и звоном разбивающегося на осколки мира. Слезы не застилают глаза, как должны были бы. Они вымывают пыль и позволяют только ярче видеть последнюю улыбку, которая неизменно даже сейчас остается яркой и успокаивающей. Раньше это подкреплялось сиянием темных глаз, в которых, как звезды в ночном небе, мерцали надежда и радость, но теперь на их месте была зияющая кровавая пустота, которая предрекала страдания и смерть. На бледном лице друга, расписанном кровавыми потеками собственных ран, нет ни намека на боль, лишь спокойное смирение и усталость. И принятие. - Прошу, защити имя Учиха, - произносит Шисуи. В его голосе нет ни приказа, ни мольбы. Спокойная просьба, которую можно принять или от которой можно отказаться. Но Итачи всегда соглашался исполнить слова друга. И не потому что считал себя обязанным ему или из-за сильных чувств. Просто так было правильно. Шисуи не может быть не правым. Итачи хотел поступать верно, чтобы защищать то, что ему дорого. Он протягивает ладонь, в которую, обезображивая все кровью, ложится прощальный подарок. Итачи бережно сжимает его, обещая сохранить и использовать правильно. Его вторая рука тянется, стараясь ухватить ладонь Шисуи, но тот выскальзывает, пачкая белую кожу горячей кровью. - Я верю в тебя, - слабо произносит он, отдавая себя власти воздуха и ветра, которые тянут его к реке внизу пропасти. Крик давит изнутри, а пальцы хватают пустоту, которая образуется и в душе. Кровь близкого человека стягивает кожу и обжигает ее, как каленое железо. Лицо режет поток ветра, в котором звучат отголоском последние слова Шисуи, стремительно растворяющиеся в пустоте, превращаясь в воспоминание, которое, несмотря на легкость, вонзилось острыми когтями в сознание. Итачи падает коленями на жестокий холодный камень, разбивая кожу, получая новую порцию боли, которая, тем не менее, не могла затмить ту агонию, которая затопила его при виде знакомой улыбки, погребенной за толщей воды. Камень в горле исчез, дышать стало немного легче, но какой в этом смысл? Просто существовать? Ему больше ничего не остается. Продолжать свое существование и сделать то, что он обещал – защитить имя их клана и светлую память друга. И кричать уже бессмысленно. Остается только дышать и терпеть обжигающую пустоту и боль.