День за днем

Дазай улыбается и весело щебечет, возвышаясь над ним, говоря об очередной ерунде, в которой нет никакого смысла. Что-то о погоде, ерунда про еду и изысканные методы уйти из этого мира – столько шелухи и ненужной информации, за которой нет ничего. Абсолютная пустота. Чуя уже не хочет поднимать голову, продолжает смотреть вперед, рассуждая о своем – Дазай никогда не скажет чего-то действительно важное. По крайней мере, ему. Мори, кажется, называл это проблемой доверия. Осаму никому не доверяет, поэтому никогда невозможно понять, о чем он думает и чего хочет на самом деле. Каждое слово туманно и рассеянно, движения как будто бесконечны и одновременно с этим невероятно безлики. Дазай никогда не показывает, что у него на уме и что хочет. Никогда Осаму не говорит, что с ним. Чуя привык и не лезет в душу, смиряясь с тем, что для напарника он чужой. Только у него самого проблема оказывается серьезнее, чем ожидается. - Чуечка, - сладко мурлычет Дазай, оплетая своими длинными руками, обдавая жаром и волной желания, которая исходила от него. – О чем ты думаешь? Дазаю плевать, о чем тот думает, и Накахара это знает. Он лишь задается вопросом: зачем этот бессмысленный вопрос? Осаму просто хочет, чтобы Чуя вновь согласился разделить постель в качестве партнера. Только для этого он и вспоминает о том, что существуют чувства и доверие – чтобы сгладить неровные углы острого и гадкого слова «использование». Только Чуя знает, что им пользуются, а потом снова забудут до следующей миссии или пока не появится необходимость вновь заняться сексом. Дазай знает, что напарник никуда не денется и останется неподалеку в поле зрения, к нему всегда можно обратиться, и тот, хоть и будет злиться и ворчать, но все равно сделает все. Накахара равнодушно расстегивает пуговицы своей жилетки и откладывает на стул. Слышится смешок от Дазая – он доволен, что не ведутся долгие и нудные разговоры о душевном состоянии и все стремительно подходит к делу. Чуя хочет поговорить. Хоть с кем-нибудь. Но у сестрицы Кое на него нет времени, а остальным уже или еще нет доверия. А Дазаю просто все равно. Накахара отчаянно нуждается в ком-то, кому можно было сказать о проклятых кошках, которые скребутся на душе, оставляя жгучие царапины. Хочется с кем-то поделиться тем, что его приводит к истерике каждое такое вот общение с Дазаем, из-за чего Чуя особенно пристрастился к вину. Можно все держать внутри, это не так сложно. Только у всего есть срок годности, и рано или поздно все скрытое начнет гнить и разъедать внутренности, источая вонь, от которой нельзя будет избавиться ни одним средством. Чуя уже чувствует запах убитой привязанности, которая, кажется, изуродовала его сердце своим самоуничтожением. Но он продолжает раздеваться, чувствуя на себе взгляд Дазая. - Все хорошо? – учтиво спрашивает он. Осаму знает, что нет, но и знать подробностей особенно не хочет. Просто чистая вежливость, чтобы прикрыть отсутствие эмоций в их общении. Чуя равнодушно кивает, снимая с костлявых плеч рубашку. Смысл говорить в пустоту? Она не ответит и не услышит, а вот на Чую вернется усиленное эхо собственного крика, который сделает только хуже. - Переживаешь? – ядовито спрашивает Накахара, подходя почти вплотную к Дазаю. В глазах того мрак и ледяная пустыня. На душе еще хуже, поэтому Чуя даже не пытается туда заглянуть – в этом просто нет смысла. - За тебя стоит переживать? – холодно уточняет Осаму. – Я всегда готов выслушать, ты же знаешь. Чуя знает, что Дазай не станет его слушать. Просто не услышит и забудет, потому что ему это неважно. Ему хочется получить собственную выгоду от этой якобы близости. Чуе уже хочется отдаться и уйти, чтобы покричать с крыши на город – это более действенно, чем говорить с Дазаем. Проблемы с доверием? А что делать, если самого доверия нет?