День за днем

Он ненавидит утро. Оно наступает вместе с холодом предрассветного кошмара, который своими цепкими когтями крепко держит в своих объятьях, не давая уйти. Первые лучи встречают его ужасом, который застилает глаза и удерживает тело, как прочные стальные путы, больно врезаясь в кожу, отдаваясь фантомной, но не менее сильной болью. Прохладный ветер пронзает иглами взмокшую кожу, оставляя ледяные ожоги, которые ложатся поверх следов реальных. Шрамы от резкого пробуждения как будто вновь раскрываются, охватывая жгучей агонией каждую клеточку тела. На нем просто не осталось живого места. Каждое ненавистное утро он пробуждался, чтобы вновь вспомнить, как ему противен этот мир и он сам. Как ему отвратительна собственная слабость и немощность, как осточертела сама жизнь, которая заставляет его каждый день начинать с боли и страха, от которых он мечтал избавиться. Сильнее утра он ненавидел лишь зеркала. Стоя перед дорогим зеркалом с посеребренной узорчатой рамой, он смотрел в холодную бездушную жестокую гладь и видел себя, которого пытался забыть. Перед ним стоял слабый и бесконечно уставший мужчина, изуродованный многими руками и временем, которые оставили на нем белесые следы шрамов. Эти руки были по локоть покрыты кровью, ощущаемой горячей вязкой смолой, которая проникала в поры и намертво закреплялась на коже без возможности смыть. Черные волосы припорошились ранней серебристой сединой, в отражении которой были видны все моменты, когда смерть явилась к нему лицом к лицу, протягивая костлявые руки. В блеклых глазах отражались годы борьбы и сражений, удачных, а иногда не очень, темные ночи жестокого заключения, которые ощущались как целые жизни. Зеркало было к нему жестоко, показывая реальность такой, какая она есть – беспощадной и режущей по живому. Его хотелось разбить на мелкие кусочки, и пару раз он так делал, но потом восстанавливал простейшим заклинанием, приводя в прежний безупречный вид. Зеркало лишь отражает реальность, а не создает что-то новое. Смысл злиться на бездушный кусок стекла, если сам он так уродлив. Очередное ненавистное утро наступает с жестоким захватом кошмара, который продолжает скрести разум, даже после того, как он садится и беспомощно встряхивает головой. Зеркало в очередной раз встречает его обезображенным отражением, больно ударяя под дых. «Жалкий и слабый», - вот какое описание он может дать самому себе. Тяжелый вздох прокатывается по комнате, а рука зарывается в волосы, убирая взъерошенные пряди с измученного бледного лица. - Перси? – звучит мягкий и теплый голос, полный сонного нежного спокойствия и удовлетворения, хотя нотка волнения все же ощущалась в этом сладком потоке. - Что-то случилось? – спрашивает хрипло Персиваль, проезжаясь по чужой реальности грубым голосом, как наждачной бумагой по шелку. - Это мой вопрос, - в словах Ньюта звучит улыбка, которая как будто делает комнату ярче. – Тебя снова разбудил кошмар? Отвечать на этот вопрос не нужно, потому что на лице аврора и так все видно. По потемневшему уставшему взгляду, по беспомощно опущенным плечам, по дрожащим пальцам. Ньют приподнимается на локтях, сонно глядя на мужчину с нежной улыбкой на губах. - Иди ко мне, - произносит ласково магозоолог, протягивая руку Персивалю, чтобы увести обратно в царство Морфея. И Грейвс не может противиться этому зову. Их пальцы медленно, но аккуратно сплетаются, Ньют тихо сдвигается на постели, чтобы уступить нагретое место явно замерзшему мужчине, которому не хватает тепла. Его пальцы предельно нежно оглаживают резкое лицо, снимая с него напряжение и липкий страх от прошедшего кошмара. - Спи спокойно, - произносит полушепотом Ньют, оставляя поцелуй на высоком исчерченном морщинами лбу. - А есть ли смысл снова пытаться заснуть? – интересуется лениво Персиваль, стараясь не поддаваться пелене сна, которую наводит на него умелый маг, чтобы вновь не очутиться в цепких руках самого жестокого Темного Мага столетия. - У нас есть еще час, пока не проголодаются оками, - спокойно произносит Ньют, поглаживая теплыми ладонями темные волосы, принося спокойствие и наводя тень счастья. – Потом можно будет совсем просыпаться. А пока можешь забыть обо всем и отдохнуть. Он продолжает успокаивать аврора, мягким голосом и нежными прикосновениями, наблюдая, как расслабляется мощное натренированное тело, как разглаживаются морщины на красивом лице, как выравнивается глубокое дыхание. И Ньют уверен, что если бы Персиваль сейчас увидел себя в зеркале, то наконец-то бы понял, почему Скамандер восхищается им и бесконечно любит. И может быть сам полюбил бы утро.