День за днем

Жизнь непредсказуема и непостоянна. Мы идем, все время сворачивая на дороги или тропики, на просеки и гранитные мостовые. Дороги могут быть прямыми или извилистыми, то поднимаясь в гору, то спускаясь в низины и впадины. Они могут вести к счастью и спокойствию, или же обрываться трагедией, которая обрывает весь жизненный путь. Многое остается позади, и иногда сожаление захватывает душу, что мы выбрали не ту дорогу, шагнули не туда и мучаемся от несбыточного желания вернуться обратно и все изменить. Или же мы просто хотим снова пройти определенный путь заново, изменив конец, чтобы прийти к вероятному счастью. Шины знакомо шуршат по сухому асфальту, пока двигатель утробно урчит, держа ровную скорость. Шея и руки горят от сухого воздуха, который нещадно хлещет непривыкшую к таким путешествиям кожу. Каждый неприкрытый участок горит и жжет, получив слишком сильную порцию солнца и ветра. Но это не так важно. В конце концов, это можно спокойно пережить и даже исправить, но ничто не изменит приятного и всепоглощающего ощущения – свобода. Впереди ровная дорога шоссе, по бокам поля с выжженной травой, под ним рычит, как тигр мотоцикл, а он сам прижимается к крепкой надежной спине, обтянутой черной кожей плотной куртки. Юра не хочет оборачиваться. Ему хочется оставить позади все сомнения и переживания, все победы и поражения, все мечты и планы. Ему хочется забыться и погрузиться в пьянящее ощущение спокойствия и свободы: от мыслей, чувств, от людей. Ему хочется забыть ту дорогу, на которую он мечтал выйти много лет и на которой получил удар в спину до самого сердца. Мечтал оставить навсегда позади ту самую дорогу, к которой тянуло, как алкоголика к бутылке, как наркомана к дозе. Юра хочет навсегда забыть Виктора Никифорова, чья тень до сих пор нависала над ним, преследуя на каждом шагу. Это действительно было что-то на грани помешательства. Много лет Юра смотрел на светлый образ Никифорова и не видел ничего вокруг. Он шел по тому пути, который проложил Виктор, не понимая, что на этой дороге его ждет только боль. Но Юра был ослеплен – сиянием чужой гордыни и своей юношеской глупой влюбленностью. Сердце трепетало от каждого шага, боль и тяжесть отходили на второй план, что Юра не заметил, как из него выжаты все соки, а вместо него осталась только плоть с яростью, неудовлетворенностью и страданием. Он отдал слишком много дороге, которая завершается зияющей пустотой, на дне которой торчат острые пики. До Юры слишком поздно дошло, чем завершится этот путь. Он слишком поздно осознал, что Виктор и любовь к нему лишь убивают его, но остановиться никак не мог – идти назад было уже не вариант, а поворотов не было. И Плисецкий шел на верную смерть. Он погиб. Он держал в руках золотую медаль, смотрел на Юри и Виктора и понимал, что вот именно сейчас он рухнул на дно, пронзенный насквозь. Но не было сил ни кричать, ни плакать – голос давно был сорван, а слезы высохли. Бежать. Хотелось бежать, как можно дальше, и уже неважно, по какой дороге, куда и как. Лишь бы как можно дальше от той, что принесла погибель. Плисецкий прижимается крепче к Отабеку, обхватывая руками за талию, крепко сжимая его куртку, скрипя по ней ногтями. Юра благодарен ему. Безумно и сильно, что тот принял его таким, какой он тогда был – сломленным, убитым, но с венцом победителя на голове. Отабек не спрашивал ни о чем и ничего не просил. Он крепко сжимал его ладонь, обжигая, как степное солнце, смотрел спокойно и уверенно, не обманывая и не прельщая. Юра просто хотел сбежать. А Отабек показал возможный путь. Плисецкий ощущал бесконечную дорогу под ними, которая уводила от прошлого с невероятной скоростью, хлеща сухими ветрами, который (которые) возрождали к жизни. Но у Юры вместо тернового венца был шлем, вместо золотой медали был золотой казах, который вел по новой дороге, не отставая и не уходя вперед. И на этом пути у Юры снова расцветала новая любовь – устойчивая ко всему и обжигающая, как солнце над их головами. И та дорога стиралась из памяти, оставаясь отголоском эха и легкой печальной улыбкой.