День за днем

Кроули всегда был готов сказать несколько фактов о себе, чтобы навсегда отвратить от себя людей, которые по своей глупости пытались стать с демоном ближе. Во-первых, он устал. Устал от мыслей о небесной жизни, когда он был укутан в собственные крылья, чтобы не нарушать Великий Запрет. Он утомлен этими воспоминаниями, которые «милостивый» Бог оставил ему в насмешку, чтобы падший до конца своего существования знал, насколько его очернили. И от этой усталости вытекало пламя, яростное пламя, которое готово было все уничтожить, с чем оно соприкоснется. Во-вторых, Кроули ненавидит, когда ему пытаются указывать, каким ему надо быть: злым или добрым, искушенным или искушающим, да каким угодно! Кроули не для того освободился от вечного контроля Божьего, чтобы кто-то снова начал ему говорить, что ему думать и каким быть. Создатель требовал от него послушания и скрытности, чтобы он прятал все своё существо за крыльями, Люцифер требовал подчинения и коварства, жестокости и бессердечности. Но никто не думал спросить демона, какой он на самом деле, чего он хочет сам! На Земле Кроули оказался в свободном плавании. Да, Ад от него требовал отчетов, но никто ничего не проверял, и демон по сути делал все, что хочет сам. И никому больше он не позволит собой управлять. В-третьих, демона всегда тянуло к невинности. В противовес своей ненависти, в глубине души он искал тех, кто смогут ее принять и при этом верить в Всевышнего, отправляя ему свои молитвы за всех, кто дорог, в том числе и за непрощенного демона. Кроули никогда сам не молился. С тех пор, как его скинули с Небес, он ненавидит церкви, ненавидит богословов, ему бредилось, что все верующие рано или поздно так же падут, как когда-то он, столкнувшись с реальностью небожителей. И, наконец, что самое важное, что дьявольская ярость и ангельская память уже привели демона к тому, к кому Кроули привязался. Через пламя собственной ненависти ему явился небесный лик, а по венам пустили яд, смешавшийся с его кровью, который принес к сердцу неправильные чувства. Кроули всегда жил с болью. С самого своего создания он шел с ней бок о бок, она была его седьмым крылом, которое мешалось и причиняло только неудобства. После Падения она оплела его, охватывая тело, душу, разум – каждую клетку, каждую частицу – она вспыхивает с каждым шагом, движением, вздохом и мыслью. Что самое отвратительное, что к ней невозможно привыкнуть, только начнешь ощущать боль фоном, как она колет, разрывая на части, напоминая обо всем сразу: о разочаровании, предательстве. Через ее искорёженную призму Кроули воспринимает мир, пропуская через нее все, что поступает к нему: и хорошее, и плохое. И через нее он воспринимает Азирафеля. Демон смотрит на ангела, и агония наполняет тело, отзываясь трепетанием кончиков перьев на черных уродливых крыльях. Он смотрит на светлую улыбку, и та режет глаза ножом, как будто ему Бог снова их заменяет на звериную суть. Он смотрит на полог из белого крыла, и он наполняет сердце отчаянием и пустотой, а также собственной беспомощностью. Азирафель приносит боль, будучи рядом. Кроули бьет его первыми тремя фактами, надеясь, что это отпугнет наивное существо, заставит его отказаться от непрощенного демона. Только ангел создает четвертое правило, и именно он оскверняет Кроули самым ужасным и смертоносным. Азирафель наполняет Кроули верой. Не верой во Всевышнего, этого у демона больше никогда не будет, это исчезло вместе с вырванными двумя парами крыльев. Ангел вынуждает Кроули верить в него, верить в них, хотя эти мысли колют иглами по живому. Демону страшно вновь оступиться, вновь оказаться преданным тем, кому он безоговорочно верит и доверяет. Он не хочет обнадежить себя, а потом сам же прийти к собственной погибели, понадеявшись на чудо. - Просто верь, Кроули, - улыбается Азирафель, обнимая крепко и нежно своими руками изломанное тело демона, укрывая его от всего мира крыльями. И Кроули верит. Снова и, возможно, зря, но верит, обнимая ангела в ответ.