День за днем

На кладбище холодно и завывает ветер. Предостерегающе шуршит опавшим сухим осенним листьям, свистит между голыми ветками деревьев, разбивается о холодные безжизненные могильные камни. Такие же, как и те, кто скрыты под ними. Мужчина с длинными темно-алыми волосами выглядит неестественным ярким пятном на фоне тотальной серости. Вспышка, прорезающая тьму и тревожащая покой — ему, впрочем, нет до этого дела. Невысокие каблуки тихо стучат по брусчатой, усыпанной листьями дорожке. Единицам дано услышать этот негромкий звук, разбивающий звенящую тишину. Единицам дано услышать не только его, но и в целом разнообразие звуков вокруг. В мире, где до встречи с той самой единственной душой, ты абсолютно глухой, иначе и быть не может. В нем царит мрак, безмолвное уныние и угнетающая тишина — Руфус только сейчас в полной мере осознает, на сколько она угнетающая. Не потому, что он всё ещё не слышит её — как раз таки именно потому, что он наконец-то может её услышать. Рядом с каблуками мерный ритм отбивает изящная трость. Руфус усмехается уголками губ. Они никогда не говорили об этом. Более того, всеми силами скрывали от всего мира и в первую очередь от самих себя, чтобы, не дай бог, соперник не догадался. Умело играли свою роль, вот только... Зарксис все знал. Герцог же знал, что он знает. Они никогда не давали друг другу понять о собственном знании. Продолжали игру, общаясь друг с другом как все: жестами, письмом, прикосновениями. Но никогда — словами. Поддаться значило проиграть. Показать свою слабость значило добровольное самоубийство. А потом на самих себя просто не хватило времени. — Я скоро присоединюсь к тебе, — собственный голос кажется Руфусу чужим. Ломающийся и трещащий по швам, словно крошащееся стекло — герцог морщится от него брезгливо. — Надеюсь, хотя бы на том свете нам наконец-то удастся нормально поговорить. Холодный могильный камень предсказуемо молчит, и усмешка в уголках губ Руфуса становится горше. А голос Зарксиса чудится, почему-то, хрустящим в сухих ветках ветром.