День за днем

Чарльз боялся его как никого. Он был уверен, что если бы сейчас ему нужно было сражаться с боггартом, то он бы обратился в этого холодного и нелюдимого студента Дурмстранга. Когтевранец сбегал от него, как только мог. Им не надо было даже пересекаться в коридорах – Ксавье как будто чувствовал, где и когда появится немец, и тут же исчезал из этого места, даже если ему нужно было там быть. Хэнк никогда не понимал этого, особенно этой особенной чувствительности Чарльза, но более он не мог понять, почему друг так боится приезжего студента. Ну, да, он был мрачен и холоден, от него веяло холодом и ледяной яростью, но даже МакКой не считал, что это стоит того, чтобы так бегать. Но Чарльз ничего с собой не мог поделать – просто боялся. Вечер быстро перерос в ночь. По старой привычке Чарльз задержался в библиотеке, пока милейшая волшебница чуть ли не метлой погнала его в спальни. Комендантский час давно уже вступил в силу, а потому незадачливому трудяге нужно было как можно быстрее и незаметнее прошмыгнуть в родную гостиную. Хорошо, что он был старостой, правда, от ругани от декана его это не спасало. Чарльз услышал шаги в коридоре слишком поздно. Это наверняка был профессор Страйкер, а ему попадаться себе дороже. Говорили, что раньше он был в Дурмстранге, где нередко прибегал к пыткам и другим жестоким методам «воспитания». Сердце когтевранца ушло в пятки, а мозг слишком медленно работал, чтобы быстро придумать план по спасению. Но тут на него налетела бесшумная быстрая тень. Ксавье и пискнуть не успел, как рот ему заткнула широкая грубая ладонь, а на ухо предостерегающе шикнули. Чарльза вжали в темный проем между статуей и стеной, спину неприятно холодили слегка влажные камни, а грудь и лицо обжигал жар от чужого тела. Чарльз слышал только бешенный стук своего сердца в ушах и боялся, что это услышит профессор, который проходил как раз мимо их убежища. Больше звуков не было. Даже неожиданный спаситель был бесшумнее призрака: если бы не тепло его тела, то Чарльз был бы уверен, что тот давно уже мертв. Страйкер ушел. Чарльз почти соскользнул на пол, но вовремя вспомнил, что надо снова стоять на ногах, ведь в этот момент надежная опора исчезла. Он вылез в коридор, пытаясь как-то отдышаться, но дыхание снова сбилось, когда он поднял взгляд – перед ним стоял тот самый студент Дурмстранга, который так пугал Чарльза. - С-с-спасибо, - все же смог выдавить из себя Ксавье, и это звучало даже не совсем жалко. Его спаситель только мрачно кивнул, глядя вслед ушедшему профессору. - С ним лучше не сталкиваться, ночью он особенно жесток, - сухо произнес он, а Чарльз сглотнул – этот парень говорил со знанием дела, а потому было страшно представить, что ему приходится переживать в родной школе. Неожиданно он обратил внимание на Чарльза: склонил, как хищник, голову и, не мигая, уставился на него, придавливая взглядом к полу. - Ты читаешь «Темные начала»? – удивленно вскинул светлые брови юноша. – Ты не похож на того, кто увлекается темной магией. - Внешность бывает обманчива, - пожал плечами Чарльз, отводя неуверенно взгляд. – И то, что я читаю про них, не значит, что я хочу ими пользоваться. Нет ничего страшного в желании знать то, чего стоит опасаться. Тишина вновь повисла между ними, но теперь Чарльз не слышал даже своего сердца. А потом раздался смех. - Это было точно неожиданно! – оскалился в хищной улыбке юноша. – Эрик Леншерр. - Чарльз Ксавье, - представился в ответ когтевранец, сам не замечая, как его ладонь оказалась в горячей руке нового знакомого. Эрик неожиданно замер, как ищейка, учуявшая опасность в воздухе, а затем рванул, утягивая за собой Чарльза. - Надо поторопиться, чтобы не попасться Страйкеру, - объяснил Эрик, сбегая по каменным ступеням, точно уверенный, что Чарльз последует за ним. – И хотелось бы найти спокойное место. - Зачем? – слегка запыхавшись, произнес Чарльз, следуя за Эриком. - Не хочешь сыграть в шахматы? – вновь опасно усмехнулся Леншерр. И от этой опасности вновь замерло сердце и захотелось исчезнуть. Но впервые разум Чарльза был далек от страха – он шел в клетку зверя, стремясь познать и приручить его дикость.