День за днем

Он явно мечтал не об этом. Маленькие дети мечтают о чем-то более светлом и недостижимом, что явно никогда не сбудется, но о чем не подозревает детский разум. ДжунСу маленьким мальчиком мечтал о жизни без масок и играх на улице под теплым и ласковым солнцем. Мама же мягко повторяла, чтобы сын не забывал надевать маску и не оставался долго на улице. Бунтовать он не пытался, был очень послушным мальчиком, слушался маму и подчинялся законам их поселения. Пока ему не исполнилось 10 и у него не забрали имя. Так было принято — те, кто живут за стенами Чистых городов, не считаются за людей, а потому им и не нужны имена. ДжунСу долго плакал и кричал, а мама упорно повторяла, что у него нет больше имени, что ему больше нельзя называться ДжунСу, и сама сдерживала слезы. — Что мне теперь делать? — всхлипывая, спрашивал мальчик. Но мама ничего не говорила. Никто не знал, что с этим делать. Он просто продолжал через пелену слез смотреть на окружающий мир и слушать, как разбиваются его детские мечты вместе с самим детством. Он видел боль. Видел отчаяние и живых мертвецов, что зачем-то продолжают жить, и видел тех, кто сам лишал себя жизни, не сумев все-таки существовать в грязи и лицемерии Чистых. Он видел многое, что не стоило бы видеть ребенку и что сделало быстро из него взрослого. Взрослого без имени и сил. Впитавший в себя гнев и ярость, отчаяние и тоску. Он стянул с себя робу грязного поселения, нагло и дерзко обнажил кожу, решая, что скрывать бессмысленно. Он добыл алый стяг и собрал с собой уставших и обозленных. — Перевернем этот мир! — скандируют последователи, а он сам сжимает кулаки, понимая, что шагает в пропасть. Ему уготована смерть. Он был рожден, чтобы умереть практически сразу. Ведь он не Чистый, и никогда ему им не стать. Но он решил, что должен наконец встряхнуть поселенцев, заставить их вспомнить, что они люди, а не животные, загнанные на скотобойню. Он стал Сиа. Тем, кто стал символом новой эпохи, который может все. Но только Сиа внутри оставался тем же безымянным ребенком, который не знает, кто он и что ему делать. И это никто не видит. Не видел. Юно странно похож на него. Повстанец, желающий встряхнуть устоявшийся мир, разрушить его, чтобы была возможность построить совершенно новое и лучшее. Потому он понял, что хотел Сиа. Юно кутает его в потертую, плотную, теплую куртку, заботливо пряча худое и хрупкое тело, целует в лоб, успокаивая мысли о великом восстании, и позволяет им двоим окунуться в мечтания. — Знаешь, — тихо произносит Сиа, прижимаясь к теплому боку Юно на их узкой скрипучей кровати в их убежище, — я когда-то давно мечтал избавиться от маски, а теперь прячу свое лицо постоянно, кроме как здесь. — Но у тебя остается место, где ты можешь быть собой. Во всех смыслах, — отвечает также тихо Юно, необдуманно поглаживая кончиками пальцев чужое плечо. — Только кто я? — грустно усмехается Сиа, пряча лицо на чужом плече. — Ты можешь быть кем угодно, — произносит Юно. — Нас уже ничто не держит. Ни законы, ни рамки людей. И не держат даже собственные мечты. Поэтому мы можем все. Ты можешь все, Сиа. — ДжунСу, — произносит он. — Меня звали ДжунСу. — Меня ЮнХо, — улыбается Юно, делясь сокровенной тайной. — Хочешь вернуть имя? — Нет, — улыбается Сиа, покачав головой. — ДжунСу не может быть с тобой. С тобой может быть уже только Сиа. И только он сможет перевернуть этот мир.