День за днем

Чарльзу это надоело. Он не любил чувствовать себя беспомощным, особенно это обострилось после того, как оказался в инвалидном кресле. Если в начале этого Ксавьер реагировал достаточно остро, то со временем привык и смог доказать окружающим, что не стоит его недооценивать. Но новая «проблема» вновь вернула людям чувство жалости и вечного переживания за его судьбу. И это немного, самую малость раздражало. За ним вечно таскалась взволнованная Мойра, испуганно-переживающий Хэнк ходил за ним с аптечкой и расписанием, контролируя все, включая рацион питания и чуть ли не походы в туалет. Логан умудрился запугать даже школьников, которые уже боялись лишний раз подойти к кабинету директора, чтобы о чем-то спросить, потому что там сторожевым псов сидел Росомаха, гоняющий всех, кто мог лишний раз потревожить спокойствие Профессора. Но все бы ничего, но к этой толпе волнующихся прибавился еще и наконец вернувшийся Эрик. В отличие от остальных, Леншерр в прямом смысле был рядом и днём, и ночью. Его волнение ощущалось наиболее ярко, потому что было более глубоким и сильным. Эрик терял постоянно, он терял всех — родителей, первую семью, вторую. Теперь у него есть шанс быть с тем, кого он действительно любит, стать с ним настоящей семьей с детьми. И ему отчаянно страшно потерять все это. Он не говорил этого, молчал и ничем не показывал этого волнения. Но Чарльз все чувствовал. Он не лез в чужую голову, но телепат слишком хорошо знал старого друга. У него дрожали едва заметно пальцы, когда он касался округлившегося живота. Он отводил взгляд, глядя, как Чарльз забирается в кресло и обратно. Эрик мог часами молчать, погружаясь в себя, и на его лицо в этот момент ложилась маска холода и отстраненности. Чарльз хотел его успокоить. Хэнк ему даже помог, вновь отправив на обследование развития плода. — Не надо постоянно меня обследовать, — вновь терпеливо начал отказываться Чарльз. — Мы должны узнать правильно ли идет развитие плода, — продолжил уговаривать Хэнк. — Я могу чувствовать его развитие, я чертов телепат и отец, — уже раздраженно произнес Ксавьер. — Но, профессор… — Оставь его, — строго остановил Хэнка Эрик, сжимая плечо Чарльза. — Он знает, что для него лучше. — Эрик, я думал, ты за нас, — недовольно поджал губы Хэнк. — Я за нас, — выделил последнее слово Леншерр, кивая на Чарльза. — Если он уверен, то я его поддержу. Хэнк недовольно бурчит, говоря что-то о неразумных идиотах. — Спасибо, — улыбнулся Чарльз, поднимая глаза на Эрика, сжимая его ладонь. — Но ты точно уверен? — все-таки спрашивает Эрик с различимым волнением. — Иди сюда, — позвал Ксавьер. Эрик немного поколебался, но все же обошел кресло, присев перед Чарльзом на корточки. Тот взял его руки, положив себе на живот. Ребенок всегда ярко реагировал на второго отца, вот и сейчас, почувствовав его руку, он уперся в нее ножкой. Чарльз любил смотреть на такого Эрика. С него слетали и боли, и волнения, у него как будто не было всех тех лет горя и переживаний, он становился спокойным, а главное — счастливым. По-настоящему счастливым. — Не больно? — спросил он, поднимая глаза. — Слегка дискомфортно, — признался Чарльз. — Но не переживай. Я рад, что вы можете пообщаться. — Мы оба любим доставлять тебе неприятности, — улыбнулся, шутя, Эрик. — Только не оба, — шаловливо усмехнулся Чарльз, ловя недоуменный взгляд возлюбленного. — У нас двойня. Счастливый взгляд Эрика стоил всех тех дней, что он скрывал эту приятную новость. Он сделает все, чтобы любимый забыл все старые годы. Он подарит ему счастье.