День за днем

Он лениво усмехается, растягиваясь на развороченной кровати. Леность, расслабленность и приятное напряжение в мышцах растеклись по телу, успокаивая и нагоняя сонливость. Растянувшийся рядом мужчина продолжал поглаживать влажное тело, слегка подрагивающее от ускользающего оргазма. В этих прикосновениях не было больше жара и похоти, лишь пережитые остатки, которые еще хотелось как-то выразить путем легких касаний и невесомых поцелуев. У них не было никогда особо сильной любви. Они не проявляли друг к другу нежность и ласку. В их отношениях была жестокость, суровость, ярость и дикость. Они дрались друг с другом, орали, ненавидели и презирали образ жизни друг друга. Их связь была странной, нелогичной и лишней. Для обоих это было главным образом удовлетворение сексуальных потребностей. Им нравился их секс. Жаркий, дикий, решительный и воинственный. Они сражались в постели, ненавидя и презирая, пытаясь заполучить власть. На их телах всегда оставалось множество синяков, ссадин, царапин и кровавых следов от укусов. Мышцы болели от напряжения, суставы скрипели от немыслимых положений, которые лишним давлением могли привести к вывиху или перелому. Была боль, не было никакой нежности. Но были короткие минуты. Совсем короткие, когда наслаждение и жар внутри сменялись утомленностью и расслабленностью, что накатывали тяжелыми волнами. Они разваливались на развороченной кровати, вытягивали усталые тела, едва соприкасаясь друг с другом. Всего несколько минут они были друг с другом такие, какими никогда не были и не будут. Два жестоких врага, ненавидящих друг друга, нежились и едва улыбались, сонно глядя друг другу в глаза, ненадолго остывая, становясь мягче и податливее. Легкие прикосновения руками, нежные поглаживания, что успокаивали и усыпляли. Они лениво целовались, впитывая в себя те крохи любви и ласки, которую способны друг другу подарить. — Видар, — тихо зовет Фенрир, приближаясь ближе, оплетая руками и ногами крепкое сильное тело, потираясь щекой о его плечо. — Скажи это. — Нет, — отказывается Видар, поглаживая мальчишку по спутанным черным волосам. — Ну скажи, — канючит совсем по-детски юноша, трогательно утыкаясь ему в грудь. Фенрир никогда и ни с кем не был таким ласковым и трепетно нежным, не был даже с Видаром, лишь в такие трогательные моменты, когда утомленный и счастливый, пригретый чужим теплом, он устремлялся ко снам. Видар тоже не был ласковым и добрым. Ему не было характерно проявлять заботу и тем более какую-то привязанность. Но тем не менее, когда дыхание Фенрира выравнивается, когда тело расслабляется под натиском сна и он наконец засыпает, Видар позволяет себе самую большую слабость: — Люблю тебя.